obsession

      Холодные лучи уходящего январского солнца оседают на крышах домов и больно режут глаза с непривычки, когда весь день над землёй нависают серые тяжёлые тучи. Хочется насладиться таким редким зимним явлением, но время идёт неумолимо, двигая стрелки часов, а ведь Ёсан и так опаздывает, спотыкаясь на каждом шагу и будто нарочно врезаясь в прохожих – совсем скоро начнётся вечерняя смена.       «У меня определенно проблемы» – думает Кан и считает, сколько времени ему осталось учить материал к экзамену, надеясь, что в кофейне посетителей будет минимум. Он, несомненно, сошёл с ума раз бежит сломя голову на смену, когда может сидеть в уютной комнате в общежитии, обложившись подушками, заранее отжатыми в комнате у Сана и Уёна, и спокойно грызть гранит науки. Он торопливо проходит мимо Хонджуна, бросив приветствие, и пытается отдышаться после бега.       Если говорить откровенно, Ёсан просто слишком зависим от этого места. Во время обеда кофейня – его пристанище, где он может спокойно выдохнуть и забыть о своих проблемах, а после учёбы забыться в работе, наслаждаясь запахом пряностей и кофейных зёрен, которым пропитан чуть не каждый сантиметр его кожи – он влюблён в эту тёплую атмосферу. Абсолютно всё – каждый горшочек на столе, покрытые легким слоем пыли гирлянды, заслушанные до дыр песни с рождественским мотивом и без – до невозможности важно и хранит в себе греющие душу воспоминания.       — Ты опять опоздал, – сводит брови на переносице Хонджун и нарочно тыкает Ёсана пальцем в бок, после чего смеётся заливисто, словно колокольчик, которого касаются нежные порывы ветра – он не умеет быть серьёзным. – Принимайся за работу, мне нужно встретиться с Минги в студии, так что жди не раньше девяти.       И Ёсан слушается. Они словно братья (не по крови, конечно), и это ещё один немаловажный фактор, из-за которого он здесь, ведь друзей у него не особо много, и их можно пересчитать даже по пальцам одной руки.       Из динамиков льётся расслабляющая I feel it coming Уикенда, и Кан в приподнятом настроении, слегка пританцовывая, идёт к бару, чтобы подготовить все к работе. Он наслаждается каждой секундой, ведь до невозможного любит эту песню и может послушать ее за вечер без малого раз десять, пока его не окликает чужой голос:       — Извините? – Ёсан теряется, встретившись взглядам с Сонхва – старшекурсником в его универе, у которого фанатов неисчислимое множество и по которому, по счастливому стечению обстоятельств, убивается и сам Кан, мониторя вечерами социальные сети старшего. – О, так ты из моего универа, я помню тебя.       Действительно, как не помнить, их знакомство было своеобразным, и Ёсану все ещё стыдно за это.       Университетская вечеринка в честь начала учебного года была самым важным событием в жизни студентов. Поначалу все было замечательно, и Ёсан даже не думал, что буквально через полчаса они окажутся в компании баскетболистов, к которым их потянул уже изрядно пьяный Хонджун, потому что среди них был его лучший друг Минги. Кан чувствовал себя, мягко говоря, неуютно, вжимаясь в кожаный диван всем телом и заглатывая пиво из жестяной банки, любезно преподнесённой одним из команды. Он и не заметил, как в его пальцах оказался шот текилы, а тело безвольно повисло в чужих руках. Он отчетливо помнит, как Сонхва держал его челку в зашарпанном туалете, когда сам Ёсан повис над унитазом, едва не падая вниз лицом. Помнит, как Пак тащил его до такси, выбивая номер комнаты у уже почти отключившегося младшего, как звонил Хонджуну через Минги, а после всё-таки тащил в нужную комнатушку.       — Ну да, – у Ёсана вырывается нервный смешок. До сегодняшнего дня он прятался или убегал, завидев на горизонте старшего. – Давно не виделись.       У Сонхва в глазах заинтересованность, а Ёсан чувствует, как горит лицо от смущения. Хочется убежать в подсобку и не вылезать, пока сердце не успокоится и не перестанет предательски биться, вытворяя немыслимые кульбиты. Он ведёт себя, как влюблённая школьница, но ничего с собой поделать не может — один взгляд чёрных глаз напротив лишает рассудка, делая из него тряпичную куклу. Парень прячет волнение, протирая и без того отполированные до блеска чашечки, и пытается вернуть дыхание в норму.       — А ведь я даже номер тебе свой оставил, а ты так и не позвонил и не поблагодарил, обидно, знаешь ли, – Пак обидчиво дует губки и смотрит пронзительно, будто душу из Ёсана пытаясь вывернуть. Сонхва, словно демон-искуситель Ёсана — такой же обаятельный, лишающий воли. Словно наркотик его личного сорта — его хочется попробовать, а после первого раза остановиться не представляется возможным.       — Я и не знал, что ты у меня есть в контактах... Какой будешь кофе?       — Такой же сладкий как и ты, – Кан замирает и густо краснеет, а Сонхва снова смеётся. – Клубничный фраппучино, пожалуйста.       У Сонхва волосы угольные, слегка растрёпанные и влажные, падают на глаза, что обрамлены чёрными густыми ресницами. Ёсану кажется, что в них плещутся звезды, кометы взрываются до ядерных частиц, и в них столько тепла и сияющего света – он влюблён до беспамятства. Скулы – ножи, и Кан совсем не прочь порезать нежные пальцы, лишь бы прикоснуться к коже хоть на долю секунды. Пак – искусство в его понимании. Однажды он обратил внимание на то, какие у Сонхва руки — изящные тонкие пальцы, однозначно созданные творить искусство, костяшки — причудливые клавиши, на которых хочется писать свою собственную мелодию.       — Пожалуйста, – Кан подаёт стаканчик, соприкасаясь слегка пальчиками с чужими, и его будто током прошибает.       — Приходи завтра к нам на тусовку, адрес скину позже, – Сонхва наклоняется близко к Ёсану и говорит тихо, – я буду очень рад тебя видеть.       У Кана перед глазами все плывёт, он забивает в навигаторе сразу место их встречи и до конца смены витает в своих мыслях, даже не замечая возвращения Хонджуна.

***

      Утро субботы выдалось солнечным и на удивление тёплым. Припорошивший дорожки вечерний снег незамедлительно растаял. Всё вокруг ярко светилось от солнечных лучей и бусинок воды на ветвях тёмных деревьев, что тянулись к солнцу. Пахло свежо, лёгкие по щелчку пальцев прошибало потоком чуть влажного воздуха, а все мысли приобрели некую ясность, но не в случае с Ёсаном.       Парень лежит в постели, упрямо пытаясь уснуть, но солнечные лучики щекочут кожу, забираются под чёлку, заставляя глаза открыться. Кан беззлобно выдыхает и привстает на локтях, наблюдая, как мило Чонхо жмурит нос, зарываясь в одеяло с головой, и продолжает мирно сопеть. Парень осторожно заглядывает в шкаф, хватает полотенце и сменную одежду, направляясь в душ, который, вероятно, ещё не занят, ведь мало кто встаёт в такую рань, да и многие уезжают домой на выходные, чтобы не коротать выходные в стенах и без того поднадоевшей общаги, что напоминает об утомительных буднях студентов.       Вода приятно обволакивает тело, и этот момент спокойствия Ёсан особенно ценит — когда рядом никого, а за дверью нет вечно шныряющих туда-сюда студентов. Нет, он не человек, что погружён в свой внутренний мир, ненавидящий всю шумиху и веселье. Просто он ценит комфорт и внутреннюю гармонию, а вечеринки ему только в радость, ведь на них он избавляется от скопившегося во время учебных будней напряжения.       Когда с водными процедурами покончено, часы показывают только начало одиннадцатого, а заняться-то толком и нечем. Поэтому парень заползает в любимые игры на телефоне, пропадает на весь день в социальных сетях, лишь ближе к вечеру выбираясь в магазин через дорогу за минералкой, ведь утро, как было привычно после тусовок, предвещало быть очень тяжелым. Когда на часах красуется семь с небольшим, Ёсану звонит Хонджун — как же без него — и оповещает о том, что карета (читать: такси) подана и ждёт только его.       — Выглядишь потрясно, — на Ёсане бордовое пальто, которое он купил на последнюю зарплату и ждал удобного случая, чтобы показать его миру, чёрная футболка с длинным рукавом и такого же цвета джинсы — неброско, просто и изящно.       — Взаимно, — младший подмигивает, но волнение с каждой проходящей минутой лишь нарастает. Что-то ему настойчиво подсказывает, что вечер обещает быть зрелищным и запоминающимся.       Огромный особняк Юнхо встречает их громкими криками поздравлений с днём рождения его обладателя и музыкой, что, кажется, льётся отовсюду. Кругом царит атмосфера веселья и безмятежности, в которой хочется раствориться. Уже опьянявшие студенты образуют безумную массу, и Хонджун, как обычно, заметив Минги, тычет того, чуть не роняя у младшего банку пива, и Кан улыбается их ребячеству, пока не встречает чужой внимательный взгляд тёмных глаз из-под выбившейся из укладки челки, замирая тут же.       Алкоголь идёт на удивление легко, но настроение все равно особо не поднимается, в отличие от градуса алкоголя в его напитке. Одиночество — не так уж и плохо, ведь так?       — Привет, как ты? — Сонхва появляется, как гром среди ясного неба, опять превращая Ёсана в милую влюблённую школьницу. «Как же бесит».       — Неплохо, а ты как?       — С твоим приходом намного лучше, — глаза старшего опасно блестят, а в цвете софитов он кажется таким внеземным, что, кажется, протянешь руку, и он растворится в воздухе, превращаясь в белесый туман.       Сонхва уходит также внезапно, как появился, и Кан чувствует некую грусть, опрокидывая ещё несколько шотов и, шатаясь, бредёт на второй этаж в поисках свободной комнаты, чтобы побыть в одиночестве и достать пачку сигарет с отвратительным привкусом дыни.       — Угостишь сигареткой?       Появление Сонхва уже не вызывает дрожи у первокурсника — он устал и немножечко сломлен. Они курят на балконе, молча смотря на звезды, что сияют на необъятном небе, и даже загадывают желания падающей звезде, не догадываясь, что они настолько схожи и так скоро сбудутся.       Пак опирается локтями о бордюр старенького балкона и поворачивается к младшему, разглядывая его профиль, на несколько секунд задерживается взглядом на губах и выдаёт внезапно даже для самого себя:       — Какой же ты красивый.       Ёсан замирает, а сигарета падают куда-то вниз, да и толку? Это уже неважно в сравнении с только что прозвучавшими словами, от которых по карамельной коже парня пробегает табун мурашек. Поцелуй получается внезапным, порывистым, а после переходит в противостояние. Языки сплетаются в незамысловатый танец, значение которого известно лишь им двоим, руки вовсю блуждают по разгоряченным телам, забираясь под лёгкую ткань, пока старший не отстраняется, получая в ответ разочарованное мычание:       — Давай поговорим?       — Странный момент ты выбрал.       Сонхва улыбается, ведет Ёсана в комнату и усаживает на кровать, держит за руку, переплетая пальцы, и оба плавятся под прикосновениями, что кажется чертовски правильным прямо сейчас.       — Однажды на вечеринке я встретил паренька, и знаешь, я посчитал его странным, ведь его почти стошнило на мои новые брюки...       — Спасибо, что напомнил, — шипит Кан, заставляя старшего прыснуть от смеха.       — Но что-то меня зацепило в этом тихом, постоянно витающем в своём собственном мире парне, и все эти месяцы я не находил себе места, выискивая его в коридорах, — Ёсан ёрзает на кровати и, кажется, забывает, как дышать. — Ты мне нравишься, Кан Ёсан.       «Ну все, моя остановочка».       — Эээ... я... ты мне тоже, и очень давно, так что... ну вот как-то так.

take me to church — hozier

      Сонхва смеётся заливисто, заставляя младшего густо покраснеть, он обнимает его, нежно водя ладонью по чужой спине и тянется за новым поцелуем, вкладывая в него все чувства, пока касания не становятся более откровенными. У Ёсана, как у наркомана, предательски трясутся руки, его футболка летит куда-то в неизвестном направлении, и Пак замирает на несколько секунд, просто любуясь чужим изящным телом, в конечном итоге оставляя укус на коже чуть выше ключицы.       Ёсан задыхается, пальцы тянутся к пуговицам чужой рубашки, проходят мучительные секунды, пока та не летит к футболке. У Сонхва великолепное тело, по которому младший уже без стеснения водит ладонями, задевая бусины сосков и выпуская из лёгких Сонхва несдержанный стон. Его кожа, словно раскалённый металл, плавится под прикосновениями и покрывается мурашками, рваные вздохи заполняют тишину комнаты, и Ёсана ведёт от такого старшего, разгоряченного, моментами податливого настолько, что сносит крышу.       У Сонхва к черту сносит все предохранители, когда Кан под ним трется своим возбуждением о его бедро и от этого громко и протяжно стонет — джинсы неприятно стискивают плоть. Старший спускается вниз поцелуями, мучительно долго расстёгивает ремень, дразнит, водя носом по животу, и так по-блядски ухмыляется, что Ёсан издаёт несдержанный скулёж и слегка подаётся бёдрами, прося поторопиться. Сонхва стягивает с Кана джинсы с бельём, оставляя того обнаженным, и без зазрения совести смотрит, проходит взглядом вверх, встречаясь с чужими полными желания глазами, в которых будто пляшут черти.       — Господи, не смотри на меня так, — он не выдерживает и жадно целует, попутно расстёгивая собственные брюки и сразу же стягивая их с себя.       У Ёсана кожа до невозможного нежная, да и сам он по себе, словно драгоценный хрусталь. Он вспыхивает, подобно спичке, каждый раз, стоит Сонхва пройтись ладонью по внутренней стороне бедра или низу живота, пуская табун мурашек по разгоряченной от ласк коже. С каждой секундой дышать все труднее, а внизу живота завязывается узел желания, что терпеть уже нет мочи.       Старший нежен и аккуратен. Он целует внутреннюю сторону бедра, поднося палец к сжавшемуся колечку мышц и, не видя сопротивления, пропускает первый палец. Он чувственно целует Кана, добавляя в скором второй палец. Ёсан жмурится от дискомфорта и слушает успокаивающий шёпот над ухом, а когда пальцы Сонхва находят заветный комочек, стонет несдержанно, что только от одного стона старший готов кончить.       Нащупав в ящике упаковку презервативов и смазку, что неудивительно, ведь в доме Юнхо это повсеместная практика, Пак, разобравшись со всем за считанные секунды, что для мальчишки под ним кажутся вечностью, снова целует, но уже мягко и нежно.       — Ты готов? — робкий кивок в ответ.       Паку неимоверных усилий стоит держать себя в руках и не ворваться в чужое горячее тело. Он прикусывает губу, замирает, давая младшему привыкнуть к ощущениям, и начинает двигаться. Когда Кан содрогается и стонет так громко, что, кажется, все допустимые децибелы нарушены, Сонхва все понимает, входя под тем же углом, выбивая из парня стоны, которым позавидовал бы любой порноактер.       То, как Ёсан выгибается в спине, скулит, выкрикивает имя Сонхва, сносит ему все предохранители окончательно. Он оставляет засосы и укусы везде, куда только дотягивается, клеймит своими персональными метками. В голове красным светится моё, и все демоны, что он так умело сдерживал, вырываются наружу. Перед глазами звезды и планеты взрываются, он растворяется в столь желанном теле и рычит, задавая бешеный ритм.       Они вместе достигают пика. Ёсан не выдерживает первый, изливаясь себе на живот, а через пару глубоких толчков его нагоняет Сонхва. Тела заполняет долгожданная нега и чувство правильности, что так и должно быть. Старший нежно переплетает их пальцы, второй рукой убирая с чужого лица взмокшие пряди, и ловит улыбку, предназначенную лишь ему одному и никому больше. Он невесомо водит носом по ёсановской щеке, оставляя на губах ласковый поцелуй.       Где-то за дверью слышится бас Минги и негодующий шёпот Хонджуна, празднующего небольшую победу над младшим:       — Ты проиграл спор, поэтому должен мне десять тысяч вон и шот текилы.       А что было потом, уже совсем другая история.