Люциус

Главное — не смотреть наверх. Ни за что не смотреть наверх, где медленно, словно на невидимой веревке поворачивается измученное, бесчувственное тело. Люциус напоминает себе об этом почти каждую минуту. Лицо несчастной, больше похожее на восковую маску, белеет в полированной поверхности стола, отражается в позолоченном зеркале над камином. Он помнит ее по визитам в Хогвартс: Бербидж, или как-то так, профессор маггловедения. В той, прошлой уже жизни Люциус не раз и не два просил вообще убрать предмет из программы. Но что его слова Дамблдору? Он даже не смог настоять на изъятии из библиотеки простой сказки. Драко нервно поглядывает на нее, ежеминутно задирает голову, ерзает, привлекая к себе лишнее внимание. Бербидж висит едва ли не над ним — того и гляди, рухнет на стол, прямо на неуместный, слишком вычурный сервиз. Знал ли он ее? Но все, что занимает Люциуса: «Что им всем за это будет?». Ничего хорошего, это точно. Любой может занять место бывшей профессорши и часами беззвучно корчиться от круциатусов. В гостиной слишком тихо, только поленья трещат в мраморном камине, единственном источнике света. Кажется, что жемчужно-белое лицо Лорда светится в этой темноте, но на него смотреть даже страшнее, чем наверх. Внутри все леденеет от этого мерзкого чувства. Оно — слабость, которую нельзя никому показывать. Нужно держаться, несмотря ни на что. Кто-то будет наказан, каждый за столом это знает. Налившаяся чернотой Метка болит, она ноет и пульсирует, двигается, как живая, под кожей. С каждым мгновением труднее скрывать дрожь в пальцах. Сколько можно ждать? Люциус позволяет себе посмотреть на пустое место совсем рядом с Лордом. Для кого оно? Опаздывают двое: Снейп и Яксли. И каждый может принести плохие вести. И если так — сегодня кто-нибудь умрет. Или из него создадут инфери, что ни капли не лучше. Быть живым разлагающимся трупом далеко не такая приятная перспектива. А Лорд мог, просто так, чтобы показать, что власть принадлежит сильнейшим. К которым они давно не принадлежали. Когда он в последний раз нормально спал? Не боялся, что в спальню кто-нибудь ворвется? В Азкабане не получалось, потому что каждую ночь он видел тела жены и сына, истерзанные Фенриром. Скольких они — Пожиратели — пугали подобным раньше, а, оказавшись запертым в четырех стенах камеры, без шанса выбраться, во впитавшихся в сами стены ужасе и холоде, Люциус не мог думать ни о чем другом. Стоило только глаза прикрыть, и оживали картины бойни в его доме. Черная в лунном свете кровь, белоснежные волосы, раскрытые в крике губы, вспоротая грудь, месиво из органов. И кровь, все в крови. Пол, стены, потолок. Как много черной крови… Сейчас снилось другое. Въевшийся, казалось, в подкорку страх перед Фенриром и его диким нравом отступил. Куда там жестокому оборотню до Нагини? От шуршания ее чешуи о пол и ковры, мебель по спине пробегали мурашки. Огромная, опасная, непредсказуемая змея, подпитываемая ненавистью их хозяина. Ее Люциус боится больше всего, каждый раз запирал накрепко двери, накладывал заклинания на всякий случай. И в полудреме лежал по ночам, видя в тенях ее гибкий силуэт. Люциус слишком хочет жить. Выкарабкаться из всего этого. Но уже поздно, наверное, двадцать лет как. Все сроки вышли, о Метке на руке все в курсе. Не получится больше избежать Азкабана, хотя, видят боги, он уже свое отсидел. Появление Яксли и Снейпа дает короткую передышку. Не он. Пока еще не он. Но долго ли до его очереди? Люциус невольно ловит себя на мысли, что хочет, чтобы мальчишка — этот чертов Поттер — победил. Чтобы все это действительно закончилось раз и навсегда. Пусть Азкабан, но он хотя бы будет уверен, что Фенрир не сможет ничего сделать Нарциссе. Что Драко не станет одним из проклятых псин. Он почти не прислушивается к беседе, смотрит в полированную поверхность стола. Пока не понимает, что все изменилось. Снова в гостиной тихо, а в глазах окружающих ужас. — Мне нужна твоя палочка, Люциус. Она тебе еще не скоро пригодится. По спине пробегает дрожь, ужас делает движения неуклюжими. Палочка — последнее, что у него еще осталось от чести волшебника, единственное, что делало его сильным. Нет хуже унижения, чем лишиться ее. Прикосновение холодных пальцев Нарциссы приводит его в чувство. Медлить нельзя. Нет, не в том они положении. И дрожащими пальцами он протягивает палочку.