Истории подземельной жительницы

Ах, добро пожаловать, мой дорогой. Давно не видел ли ты себя? Взгляни в отчаянное разбитое зеркальце: там, кажется, в его расплодившихся кристаллах кварца кроется сам ты, раскрепощенный, избалованный в конец, и там-то из твоего зыбучего лица текут капли маргарина. Жирные-прежирные, вредные-превредные, слово даю, дорогой. Только окуни сырную палочку в них — ощути вкус жира, соли, капающей со скисшего молочка дрянной коровушки, белков, трансформирующихся в злобную форму, уничтожающую мозговую клетку, но ты их не бойся. Прошу тебя, испробуй эти прожаренные с оливковым или — не помню каким — маслом палочки во фритюре. Объедение прежде всего СЕБЯ: просто, следуя моей инструкции… срой кожу с безымянных пальцев, окуни в сотейник, а потом, как настоящий кулинар, хорошенько провари, можешь ещё добавить тёртого сыра больной коровы, если любишь колкий смертельный, ядовитый вкус. Ну, жду ответа, сделаешь-то? Воскликнешь моё имя на трибуне заброшенной и погрязшей в мерзкой зеленой склизкой жиже кухней; сделаешь меня героем всех несчастливых кулинарных шоу, воспоёшь меня и будешь преклоняться моему величию китайского-японского-какого-нибудь повара? Верю в тебя — кажется, ты один и способен… на такой бесстыжий и абсолютно глупенький поступок! Кто я, кто я пред тобою, величавым мастером, великолепным и изящным рыцарем всех ингредиентов и всех пражских пивоварен? Должен знать о таких. Находятся в тёмных зданиях, точно в больших-пребольших-огромных замках, и со всех сторон обвиваются иссякшей, хиленькой тенью огненного-ледяного шара (иногда и луны), поэтому начинают напоминать своим видом подобные кубу чёрные, поглощённые пустотой, вакуумом, безвоздушным математическим пространством призмы. Их никто и не видит, как ты мог догадаться, мой дорогой. В них, стоит только спуститься по маленькой, миниатюрной лесенке из некрепких глиняных ступней в форме кривых параллелограммов, да пройти пару таких же пустых, как и замок, комнат, наполненных, впрочем, бездушными картинами бездушных мастеров, которые, как высшие бактерии, отнимают весь воздух-кислород-химию, и посему в таких комнатах нередко и удушаешься случайно. Но ты, мой друг, анаэробен, как это говорят здесь, в Подземелье: ты же сюда проник, верно? Ах, забылась, продолжаем. Нужно только пройти эти комнатки, мрачные, запущенные и, однако, даже в них можно услышать птичьи визжания (из них-то и складывают электронный мотив)… ну ты и увидишь маленьких императорских пингвинов, у которых, точно у Венеры в мехах, серое шерстяное покрытие, утепляющее и согревающее их по Цельсию-по Кельвину-ускоряя атомы, строго говоря. Это только на первый взгляд… неопытный и бездумный… думается, что у них серая шерсть, но не дай открыть сияющие зубки этой бездарной ошибочной принцессе мехов (Венере), в них проклятие: пингвины сделаны из свинца! Самого настоящего; здесь и фабрика была, производящая и переливающая алхимией свинец из ртути — ртуть свинцовую то есть. Кряхтели молотки на той фабрике, соприкасаясь с кузницей былых мастеров, былой магмы, былого разогревшегося вещества-воды, и с треском ударяли по подошве металлического ступня, потом разлив, потом борьба, и волшебным, чарующим образом превращалось ядовитое красивое в менее ядовитое некрасивое. Ну, допустим. Свинцовые пингвины готовились разливать хмельной напиток, который они вытоптали на зелёных полях пшеницы… Почему на зелёных? Там, извиваясь, сырые зёрнышки добренькой травы существовали. Бред, но зато какой! Пингвины, топоча хрупкими ногами из медной проволоки, выдавливали из пшеницы тот алкогольный сок, тот ещё пуще неполезный раствор из спирта. Выдавили, и потекло прекрасное творение природы по забытым рекам заводов, наполненных мышьяком, холерными вибрионами, может, где-то и вирусом оспы, и оказалось оно в действительно золотых руках уже других пивных пингвинов. Текло, текло, текло и достигло точки начала-конца-середины! Веришь ли? Это и вправду удивительно, хоть здесь и всё случается у нас в Подземелье. Из той чудом появившейся жидкости и получили концентрированный пивной напиток: сначала трудолюбивые пингвины, окуная алюминиевый клюв в трубу для картошки, свистя душным кислородом с помощью свистелок-отверстий в их клювах, наполняли пивную трубу, а затем подчиняли трубной закон своей божественной силы. Оттуда всегда пахло гарью, но это, дорогуша, ничего, ничего! Сверкала искра трубного закона; пластик плавился, и запах вливался по всему заводу, как дух, дух живого и неживого! Фейерверком взрывались тамошнее электричество, тамошняя химия и тамошняя музыка. Платиновые провода, не работая на батюшку механики, протестовали и становились всё горячей и горячей (по Фаренгейту), пока, наконец, пингвины не дотронулись до них, а дотронулись — из сиятельной кучки порохового дыма, превращавшегося в яркий розовый закат сахарных ват, оставались только очень-очень мелкие таракашки, затем идущие в пиво. Ну? Веришь? Я думаю, стоит этому поверить. Ах, далее, когда труба уже изоморфировалась в изоморфируемую смолу, когда добавила саму себя в пивной сок, концентрат, то тогда и получился их великолепнейший, изумительнейший, искусственный напиток семьи М—м пингвинов. Попробуй, обязательно понравится, гарантирую, дружище. Твоему брезгливым вкусовым сосочкам осьминога пойдет. Состав самый натуральный, как ты можешь знать из моей истории, можешь же?! Да, пингвины трудятся каждый день на славу, проходя сквозь поток не физики и не химии. Сколько сил они втачивают в то, чтобы превратить это искусство в чародейство! Сколько же сил им нужно для того, чтобы, во-первых, пройти сквозь незаполненные воздухом комнаты, а во-вторых, создать в ещё один момент времени пивоварню. Жду тебя там. И ещё кое-что. Расскажу. От Л., И., Т. и т.д.