***
— Мерлин, — Артур утыкается носом в ткань платка и недовольно сжимает слугу в кольце рук. Фыркает на особо ненавистную тряпку на чужой шее. Парень усмехается, продолжая невозмутимо расставлять ужин. Принц поворачивает его к себе и целует в лоб, запуская пальцы в чуть отросшие волосы, порой схожие с чем-то вроде гнезда. Хотя Артур уверен, что гнезда и то поаккуратней будут. — Да, Ваше Высочество? — по-привычному с вызовом отвечает волшебник и улыбается уже в поцелуй. Артур хочет прижать его к столу, усадить и целовать под рубашкой, но Мерлин толкает их к кровати, не позволяя учинить расправу над так старательно расставленным ужином. Огоньки свеч тревожно подрагивают в темноте королевской спальни. Принц целует трепетно и влюблённо, водит пальцами по любимому телу. Отчего-то каждый раз их близости ему хочется просто остановиться и говорить своему слуге-идиоту, какой он невозможный, какой восхитительный. Особенно сейчас. Желанный и желающий, изнывающий под чужим телом, с подрагивающими пушистыми ресницами. С раскрасневшимися губами и тяжёлым дыханием. По покоям разносится громкий и несдержанный смех из-за неумения Артура развязывать мерлиновские платки. — Мой милорд всё также не умеет простых вещей, — волшебник снимает ненавистный будущим королём элемент одежды и ласково улыбается, оставляя на щеке обиженного судьбой и тканью лёгкий поцелуй. — А мой слуга всё также насмехается надо мной.***
Воспоминания стекают по лицу короля кривыми дорожками слёз. Мерлин замирает, когда тот тоже смотрит в окно. Чужой взгляд кажется слишком стеклянным. Король Артур умирает, и Великому Эмрису хочется пасть в колени и взвыть, моля о том, чтобы тот снова научился жить. — Я стану великим, так ты тогда говорил? — хрипит Артур и на ватных ногах подходит ближе. Он злится, потому что устал существовать благодаря одной только боли, ткущей его дни, каждое его утро, каждый вечер и каждое воспоминание. Пальцы в кулаке ногтями оставляют красные следы. — Да, станешь, — ветром шепчет Мерлин из последних сил и отворачивается от полупустых глаз своего короля. Слишком темными стали следы под ними. Слишком тяжело стало видеть его таким из раза в раз. Артур поднимает голову на странный ветреный шелест нужных слов. Взгляд на секунду проясняется, и Эмрис завороженно смотрит в небо чужих радужек. Стекло в них трескается почти со звуком. Королю больно сразу за двоих и за их чертово пророчество.