Крик ангела

Сначала была роза. Темно-темно-бордовая, почти черная, с ярко-алыми высверками по краю каждого упругого лепестка, из которых она и была скручена, словно из противоречий: тугая и пышная одновременно, изысканно стильная, почти до хрупкой утонченности, если рассматривать ее отдельно на фоне черной автоэмали, — и невыносимо вульгарная в своей абсолютной неуместности среди раритетных изданий и драгоценных фолиантов. Слишком не вписывающаяся в царство ломких и пожелтевших от времени страниц, сухих пергаментов и пыльных свитков. Слишком живая. И что характерно — это была вовсе не та роза, которую Азирафаэль случайно раздавил три недели назад. Азирафаэль ничего не сказал. Ни про первую розу, ни про вторую, ни просто так в пространство, ни Кроули. Три недели назад он сам прижал розу дворником, потому что положенный на капот цветок неминуемо оказывался на ковре — Азирафаэлю просто надоело его поднимать. Впрочем, прижимание дворником не помогло: роза снова оказалась на полу, где ангел ее благополучно и раздавил, так что не о чем и говорить было. Девочка упрямая, девочке не нравилось стоять с розою на капоте, девочка добилась своего. Тогда — не нравилось. Вот и все. О чем тут говорить? Что-то изменилось?.. Ну да, изменилось. Многое. Только вот говорить об этом Азирафаэль тоже не собирался. Даже, скорее, не тоже, а тем более, потому что сказать — очень часто значит спугнуть, да и, в конце концов, это вовсе не его дело. А Кроули не слепой (уже не слепой, слава Всевышнему!), может и сам увидеть. Если захочет. В конце концов, «бентли» ведь так и осталась стоять в ротонде, между четвертой и пятой колоннами. Хочется девочке теперь стоять с розой на капоте, ну и пускай себе стоит. Ну не выгонять же ее на улицу, в самом-то деле? У Азирафаэля на такое просто не щелкались пальцы. Четыре дня спустя Азирафаэль увидел розу в третий раз. И это была уже другая роза — более длинный стебель, менее раскрытый цветок, почти бутон. И лежала она на лобовом стекле, вызывающе так, прижатая левым дворником. Азирафаэль и на этот раз ничего не сказал. Посмотрел только. Осуждающе так посмотрел, со значением. И... Вы никогда не пробовали переиграть в гляделки автомобиль? И не пробуйте. Гиблое это дело даже для ангела, Азирафаэль может подтвердить. Через восемь минут он моргнул и отвел глаза, оставляя победу за более выдержанным противником. Может быть, у Кроули бы и получилось, Кроули умеет неделями не моргать, а ангел на подобное не способен ни одним из своих глаз, пусть даже их и почти тысяча. Так что Азирафаэль опять отступил. Хотя на этот раз и слегка встревожился. «Бентли» победно сверкала фарами в упор. И так же упорно делала вид, что совершенно не замечает никаких новшеств на своем лобовом стекле. А еще через два дня Азирафаэль всполошился уже всерьез, потому что не обнаружил в ротонде ни новой розы, ни самой «бентли»… *** — Ангел, не суетись. — Как ты можешь?! Она же неизвестно где! Неизвестно с кем! — Как раз очень даже хорошо известно, с кем, ангел. — Тем более! Ты его видел хоть раз?! А я видел! У него впереди лошадиный череп! Представляешь?! А под сиденьем — корпус из грудной клетки! Из ребер, Кроули! Человеческих ребер! — Ну ты же помнишь, чей он байк, ангел… Он как бы обязан... соответствовать. — А вдруг он ее… поцарапает?! — Ха! Хотел бы я на это посмотреть. — Кроули! Тебе все хиханьки! — Ангел, да не волнуйся ты так, она девочка взрослая, постоять за себя умеет. А он… Ну он хотя бы стильный. В своем собственном стиле, конечно. И музыку любит. У них найдется немало общего. В конце концов, это не худший вариант. — Да что может быть хуже?! — Я скажу только два слова: Дик Турпин. Пауза. — Вот то трехколесное японское уе... убожество? К нашей девочке? Кроули, ты серьезно? — Да. На этот раз пауза дольше. Потом — очень спокойно и очень деловито: — Кроули, знаешь, я, пожалуй, пойду на кухню. Надо сварить какао. Смерть обещал заглянуть и посидеть, пока ребята… Надо сварить самую большую кастрюлю какао, как ты думаешь, дорогой? — Думаю, что ты, как всегда, прав, ангел.