Свобода

Его принцесса — это яркие улыбки, серебряный, колокольчиковый смех и ненужно-притягательное упрямство в каждом неровном вздохе. Его принцесса — это ворох солнечных лучей и пронзительно-острые блики топазов в безоблачных осколках небосвода. Его принцесса — это сладкие капли лжи в каждом неловком движении и приторный, цветочный яд на кончиках пальцев. Розы — цветы яркие, с острыми, безжалостными шипами страха и немного жестокой справедливости. Он давно попал в её сети, добровольно сделал шаг в колющие заросли, задохнулся кроваво-алыми бутонами диких цветов. Лукас и представить себе не мог, что однажды без всяких сомнений протянет руку к опасным шипам, огладит нежные лепестки да сторожевым псом осядет у пустующей колыбели благородных соцветий. Ну разве не смешно? Сильнейший маг, только освободившийся от проклятого ошейника, променял долгожданную свободу на обнесённую ржавой позолотой клетку, выбитую в терракотово-землистом камне из сожалений и долга. Он бы и не остался ради одних только королевских цветов, спрятанных от чужих любопытных глаз за стеклянным колпаком и пыльной ширмой лжи и недоговорок. Вот только сумрачное одиночество в осколочных глазах выжигает что-то на обледенелом, давно окаменевшем сердце и почему-то хочется остаться. Его принцесса — лживое счастье в каждой радостной улыбке, игривый блеск солнечных волос и горчащая безнадёжность в потемневшем небосводе. Его принцесса — это холодящий страх под кожей и морозящий снежный осколок одиночества, застрявший в клетке пустынных рёбер. Его принцесса — благородная красота королевских цветов. Лукасу она напоминает дикую розу, одомашненную упрямыми садоводами и с особым усердием накрытую стеклянным колпаком, не пропускающим ни капли свежего воздуха. И он, наверное, впервые думает, что быть розой Атанасии не идёт. Потому что Атанасия — роза остриженная, растерявшая вместе с ядовитыми шипами и драгоценную свободу. Потому что принцесса — роза до сих пор не сломавшаяся, стойкая и упрямо отращивающая всё новые и новые колючки заместо старых и давно обломанных эгоистичными людьми. Потому что различие между Сокровищем Императора и одомашненными бутонами почти физически бьёт по обострённым нервам и болью отдаётся в перехватившем дыхание горле. Лукасу почему-то становится её ж а л ь. Ей бы обратно вернуться, в свои леса и нехоженые поляны, вдохнуть, до боли в груди и мерцающих огоньков перед веками, свежий воздух и выпустить застаревшую боль и тоску. Ей бы букет незабудок в ладони, соцветие голубых гиацинтов тропой расстелить под ногами да синие анемоны вплести в пламенное золото шелковистых волос. Ей бы пошло это гораздо больше несвободы и окрасившихся кровью золотых, солнечных бутонов. И древний маг просто протягивает руку. Пойдёшь со мной? И Атанасия просто вкладывает ладонь. И улыбается… Немного неумело, светло-светло, по-детски искренне. Конечно! Просто потому, что алый никогда её не обманывал. Просто потому, что алый — и с к р е н н о с т ь. Просто потому, что алый цвет - цвет крови и сдержанных обещаний. Просто. И ей не нужны оправдания для побега и первой по-настоящему счастливой улыбки.