Остаться (до) завтра

      Ночь пришла, накрыв собой дворцовые купола и крыши столичных домов, отбрасывая тени мраморных тысячелетних колонн, потрескавшихся от времени и чужих клинков. Горизонт слился с небом, тёмной полосой расстилаясь до самого конца Центрального округа и плывя дальше и дальше, исчезая в туманности тёмно-серых и чёрных облаков.       Звёзды уже не мерцали так, как прежде: они стали тусклыми, маленькими и чересчур далёкими; наверное, это потому, что король уже вырос. Если раньше мог дотянуться ладонью до обжигающего белого тела, ясно сверкающего на чёрном полотне, то теперь звёзды отдалились от него, смотрели с презрением, невзлюбили — король тоже невзлюбил их; он ненавидит с тех самых пор, как они отняли у него самое дорогое, самое любимое; и сердце Повелителя вмиг перестало биться, как и у звёзд, потерявших все человеческие чувства, остывших миллиарды лет назад. Млечный Путь, рассекающий ночное небо розовыми, белыми и фиолетовыми полосками, тлел, оставляя за собой еле видный призрачный след. Воспоминания накрыли с головой, будоража плохими моментами жизни кровь, мелькая страшными картинками перед глазами, когда, в такую же красивую сказочную ночь, на его руках умерла любовь, превратившись в пепел, сгорев дотла. Ясные карие глаза были когда-то наполнены нежностью и вселенской преданностью. Однако они постепенно угасли, глядя на него сквозь мутную пелену непролитых слёз, превратились в тёмный хрусталь с неживым блеском, но с застывшей любовью.       Умерла любовь, умер и король.       Он никогда прежде не знал такого человека, как он: образованнейшего омегу своего века, преданного королю подданного, верного советника и лучшего супруга. Когда он перестал дышать, мир короля рухнул, окрашиваясь багрово-алыми красками мерцающей при свете факелов крови, капающей на холодные мёртвые полы мраморного дворца из раненой груди. Он зол и утопает в собственных ярости и слезах, гневаясь на самого себя, но добрый взгляд напротив успокаивает; по-прежнему нежная и родная ладонь, дрожа, касается щеки, стирая кровь с разбитых губ; тихий шёпот в последний раз говорит королю: «Прощай», а потом улыбка застывает на мёртвом лице, не спадая даже тогда, когда сердцебиение прекратило своей медленный бег. Но король не смог попрощаться.       Стук в тяжёлые железные двери вырывает из собственных мыслей, заставляя очнуться, и король полной грудью вдыхает отдающий влагой воздух — скоро будет дождь.       — Входи, — не отрываясь от разглядывания ночных пейзажей, он впускает в свои покои старшего сына, продолжая греть на своей груди пропитавшийся родным ароматом кулон, который вот уже как десять лет не даёт забыться, оставаясь самым главным воспоминанием о самом главном человеке. Мужчина разворачивается, когда слышит осторожные шаги в сторону балкона, и видит, как лицо омеги опухло от продолжительных рыданий — сегодня день рождения их любимого папы. Который, как назло, совпал с его семнадцатилетием.       Принц, низко поклонившись, поднимает на отца глаза и смотрит грустно, жалобно; в таких же красивых глазах, как и у него, застыла горечь, которая, наверное, не исчезала оттуда с тех самых пор, как король лишился верной опоры. К слову, её лишились все.       Всхлипнув, принц сжал руки в кулаки и натянуто улыбнулся, пытаясь скрыть уныние, с которым он жил после смерти папы. Это чувство, уничтожая, отпечаталось в мозгу гигантским чёрным пятном, въевшимся во всё его существо. По приглашению отца парень сел напротив. Омега вздохнул, прикрывая глаза, и закусил губу, услышав, как в покои отца входит его новая жена — мать малолетнего альфы-наследника.       Мачеха присела рядом с ним, успокаивающе коснувшись плеча, и принц мысленно поблагодарил эту мудрую женщину за то, что она не давит на больное, как прошлые наложницы отца, а просто по-матерински утешает, поглаживая по спине и тепло улыбаясь. Она всегда знала, что он живёт с тяжёлым грузом на сердце.       — Сегодня твой семнадцатый день рождения, — король пробасил хриплым голосом, взглянув на сына из-под тяжёлых век. — Я не знаю, каково тебе сейчас, но мне очень хочется, чтобы ты улыбался.       Принц взглянул влажными глазами на постаревшего мужчину с проступающей сединой и снова опустил взгляд на свои руки, прошептав:       — Да, отец.       Король стянул с шеи украшение и обвёл его погрустневшим взглядом.       Кулон представлял собой серебряную цепочку, почерневшую от времени, на которой держался непонятной формы белый камень, отдалённо похожий на кварц, но таковым не являющимся. Камень отливал серебристым блеском, сверкал и привлекал к себе внимание; и юного принца так тянуло к этому украшению, так манило, и он, словно завороженный, смотрел на семейную реликвию, пытаясь дотянуться до неё руками.       Принц вспомнил, как папа не снимая носил это украшение; как сильно заботился насчёт его сохранности, никогда не оставлял без присмотра. Для него это было чем-то важным, чем-то особенным; и это очень привлекало семнадцатилетнего принца, и он хотел узнать про тайну кулона, про то, какие тайны он в себе скрывает; про всё, о чем папа молчал вплоть до самой смерти.       — Он бы хотел видеть тебя носителем этого амулета, — король поднимается, за ним и королева, но принц остаётся сидеть и наблюдать за полыхающими вокруг камня искорками, мигающими серебряными блёстками на цепочке. — Впервые мы нарушаем традицию передачи его силы, но… я думаю, нас поймут, потому что мы, фактически, по-другому поступить не можем.       Мужчина кивает жене, та берёт из его рук украшение, мистически сверкающее в полумраке. Её тонкие пальцы цепляют цепочку, и она разворачивается к пасынку, попросив снять белоснежную праздничную рубашку и повернуться к нему спиной.       Юноша чувствует, как холодный металл обжигает нежную кожу шеи, а камушек начинает светиться и мигать, ослепляя; принц тянется пальцами к нему, чтобы успокоить холодное сердцебиение, и амулет отдаёт теплом, обжигая кожу и оставляя едва заметные блёстки на загоревшей коже. Брюнет оборачивается и глядит на отца большими карими глазами, взглядом выражая благодарность за предоставленную честь стать носителем вековой информации и тайных знаний. Король кивает и просит жену удалиться; королева, обняв пасынка и поздравив его с семнадцатилетием, выходит из покоев мужа, оставив их с сыном наедине.       Принц глубоко вздыхает, чувствуя за собой ответственность, но мимолётно улыбается, услышав родной запах папы, который украшение хранило в себе с того самого дня, как король впервые надел его, принимая дар, благословение. Аромат душистых роз родительской теплотой окутал его, и юный принц, сжав камень в кулачке, шагнул навстречу отцу.       — Тэхён.       Собственное имя кажется чужим, когда король произносит его таким голосом.       — Его, как и тебя, звали Тэхён. Это очень долгая история, которую когда-то поведала мне мать. Долгая, но захватывающая.       — Про любовь? — принц встаёт рядом с мужчиной и улыбается.       — Про любовь.       Тэхён расцветает и как в детстве запрыгивает на балкон под вопросительный взгляд отца, ещё шире улыбаясь. Истории про любовь — страсть всего гарема; девушки перед сном никогда не стесняются рассказывать захватывающие истории своих родных краёв, никогда не устают шептаться про предшественников короля империи Корё, никогда не ложатся на мягкие подушки, не посплетничав друг с дружкой об отношениях начальника королевской армии и управляющей гаремом... Тэхён, в семь лет будучи лишённым родительской заботы, вырос в гареме у наложниц и наслушался различных историй о любви: о принце и нищей крестьянке, о боге и его земной возлюбленной, о правителе горных хребтов и владычице океанских вод; но, наверное, никакой другой рассказ, выдуманный самим народом тысячи лет назад, не сравнится с историей настоящей любви, волшебной, неземной: с историей о великом правителе Корё и его неприступном супруге, который полюбил короля не за статус, не за внешность, а за внутренний мир — чистая, светлая любовь между альфой и омегой, о которой мечтают все, но которую никто так и не получил; любовь, свидетелями которой стали сами небеса: эти двое — далёкие предки Тэхёна — умерли как в завете — в один день, держась за руки. Умерла любовь королей, которую когда-то они бережно хранили у себя в сердце, не давая никому узнать про неё, дотронуться. Даже после смерти всеми любимого правителя тот, кто отчаянно боролся за жизнь любимого, продолжил свой путь, пусть был и ранен, но не повержен. Он возродил империю, продолжил начинания почившего супруга и помог народу встать с колен после обременительной кончины короля. Он — это Ким Тэхён, который не сдался даже тогда, когда, потеряв опору, стал единственной надеждой для своей страны.       Говорят, что это выдумки, не бывает такого, однако он — наследник престола, потомок великих правителей. Он знает, что это такое. Омега видел, чувствовал; видел во сне, смутно, расплывчато, неясно; но тело — тело знает всё, расскажет всё, знает больше: нежные касания тонких пальцев, томный шёпот на ухо, надёжные сильные руки на талии и больше не такие застенчивые игры в гляделки; шёлковые тёмные волосы, вьющиеся кудрями, рассыпавшиеся на багрово-алых подушках, горячее дыхание в шею, ласковые касания рук, полные любви поцелуи на груди; тихий стон, учащённое дыхание, влажные виски и покрасневшие от смущения и жара щёки; сплетение двух тел, отблеск медовой кожи при лунном свете и большие голубые глаза с утаённой нежностью, преданностью; карие напротив — с безумной любовью и неземным обожанием, с собственническим блеском, диким желанием; и всё это — сон наяву, потому что Тэхён действительно почувствовал.       Он не понял тогда, что это было, но какое-то странное чувство вмиг накрыло его с головой; волны томной расслабленности пронеслись по всему телу, кровь мгновенно подступила к щекам, и Тэхён проснулся, щурясь от яркого солнечного света, просвечивающего сквозь плотные дорогие шторы. Служанки обеспокоенно глядели на такого красного, взмокшего, растерянного омегу; и только лишь одному принцу было известно, что за сон ему приснился. Он никому не говорил, что видел, но, коротая скучные вечера в покоях младшего брата, отчётливо понимал – приснилось не просто так; это что-то означает, что-то будет. Со скрытым предвкушением узнать, что сулил этот сон, Тэхён ждал семнадцати лет. В день их с папой рождения, скорбный и печальный, он узнает, что хранит в себе таинственная реликвия, пропитанная сотнями омежьих ароматов бывших носителей амулета. Он дождался, но украшение не рассказало ничего, лишь только покорно склонилось перед новым хозяином и ярко поблёскивало в полумраке королевских покоев. Принц Чон знал, что сейчас камень ему никакие тайны не откроет.       Династия Чон — одна из древнейших. Никто не помнит первого правителя, никто не знает его имени, потому что их родословная покрыта мрачными тайнами, завешена страшными секретами. Новый правитель — новое начало, и прошлое забывается вместе со своими предводителями, величайшими людьми своего века, исчезает в пустоте и не вспоминается никем, оставаясь в старых архивах долгоживущего дворца Хонлан на пожелтевшем пергаменте, стёртых фресках, устрашающих портретах. И никто из ныне живущих не знает тех лиц, кто подарил теперешней империи жизнь – они канули в лету, стёрлись из воспоминаний, но королевская династия помнит и преклоняется перед надгробным камнем — их похоронили вместе. Тэхён, стоя осенними вечерами на могиле королей, глубоко размышлял над их чувствами: «Можно любить вот так, до последнего вздоха, до самого гроба? Можно любить даже тогда, когда судьба перерезала красную нить между возлюбленными, одного отправляя в могилу, а другого — в вечную тоску? Можно любить, зная, что больше никогда не почувствуешь чужого сердцебиения рядом, чужого дыхания возле уха, тёплых рук на своих плечах?» Любовь дала ответ сама — можно, если ты любишь по-настоящему.       Тэхён тоже хочет любить по-настоящему. Хочет влюбиться по-настоящему, смотреть влюблённо по-настоящему, целовать по-настоящему, хочет почувствовать любовь по-настоящему; и где встретить этого настоящего человека — только Всевышнему известно; а ведь так хочется ощутить прикосновение чужих губ к своим...       Принц Тэхён видел немало знатных альф, посягающих на сердце наследника, но все они были так фальшивы, так эгоистичны, что от одного пристального взгляда чужих глаз воротило, бросало в дрожь — Тэхён боялся этих людей. Никто, наверное, никогда так не пугал наследного принца, как люди, мечтающие стать зятьями самого короля Чона. Это добавляло отвращения к таким людям и жалости к самому себе, но принц Чон прекрасно понимал: рано или поздно настанет тот день, когда он официально выйдет замуж. И будь то воля отца или его самого — не так важно, потому что ему всё равно придётся это сделать, даже если и любви не будет. А будет ли она вообще?...       — О чём задумался?       О многом: о любви, о будущем, об амулете. О том, что, в принципе, в день его рождения особого значения не имеет, но юноша всё равно зачем-то об этом думает — то ли украшение повлияло, обнажая потаённые мысли, то ли просто Тэхён стал взрослым.       — Ни о чём, отец, ни о чём...       Ночной прохладный воздух, словно чьи-то бережные касания, теребил лохматые тёмные кудри, играл с распахнутой рубашкой; Тэхён улыбнулся, наблюдая, как дождевые тучи сгустились над Центральным округом, образуя чёрное и местами серое покрывало, а поздние столичные огни начали потухать, пряча город от чужих глаз, накрывая мрачной тенью жилые дома и пьяных весельчаков, весело запевающих что-то на восточные мотивы. Король пристально всматривался в спокойное лицо сына, освещаемое светом полной луны и мигающими вдалеке звёздами; задумчиво стучал пальцами, сцепленными в замок за спиной, по ребру ладони, и еле заметно улыбался, сам себе кивая. Мысли о покойном супруге и родителе быстро улетучились из головы, уступая место новым рассуждениям; и тихое спокойствие не только тела, но и души, накрыло с головой, аккуратно качая в невидимой колыбели и напевая мелодичную колыбельную тёплым голосом. В голове начали всплывать другие лица, у каждого свои, но потом — одинаковые.       — Брат советника? — улыбка не сползла с лица короля даже тогда, когда Тэхён обернулся к нему, непонимающе хлопая ресницами, изогнув бровь. — О нём думаешь?       Красивое лицо приближённого короля, почти не запомнившееся принцу, смазанными штрихами всплыло перед глазами, вырисовывая идеальный профиль, который омега видел всего лишь мельком: большой нос, длинные тёмные волосы, весёлые карие глаза и глубокий голос, отпечатавшийся где-то в черепной коробке, вызывающий желание услышать его ещё раз; брат советника — один из почётных визирей государства, близкий друг сестры короля, правящей Северным округом; Тэхён ни разу в жизни не видел тётю, но по рассказам отца знал, что они плохо ладят друг с другом, так как являются единокровными, а брат королевского советника Со Джуна — единственный человек, который может стать хоть каким-то посредником между обоими правителями.       Тэхён знает, что визирь остановился во дворце Хонлан. Тэхён знает, что может увидеть его, но вопрос в другом: зачем?       — Не думай, словно я ничего не понимаю. Тебе ведь нравится Эми́н, верно?       — Ты хоть представляешь, на сколько он старше меня, отец? — принц выдохнул, переводя тему, и сполз с балкона, повернувшись лицом к отцу. Дела сердечные — только его дела, даже если ему и нравится этот широкоплечий туркэсс, ставший предметом гаремных сплетен; даже если его и заворожил этот визирь, заставляющий сердце сходить с ума; даже если это — любовь с первого взгляда, которой в природе и не существует вовсе, Тэхён никогда никому не расскажет про своё тайное влечение к мужчине, почти в два раза старше его самого. Потому что нельзя, потому что не поймут. — Даже если бы мне и нравился визирь, прошу прощения за грубости, я бы ни за что об этом Вам, Повелитель, не сказал.       — Боишься, что будут осуждать? — мужчина устремил задумчивый взгляд на мраморные колонны дворцового сада, разглядывая мрачные силуэты стражников и разгуливающих по территории советника и начальника королевской стражи. — Боишься, что выйдешь замуж за человека с чужой кровью? — уставший блеск чёрных глаз упал на нахмуренное лицо старшего сына, разглядывая подрагивающие ресницы и закушенную губу — принц нервничал, а королю это нравилось. Такой же, как и он — гордый, никогда не расскажет о своих чувствах. — Боишься, что детей будут презирать за смешанную кровь?       — Если я рожу от человека с туркэсской кровью — я буду гордиться не только тем, что мой ребёнок имеет такие же корни, как и у его отца, – глаза принца засияли. — но и тем, что он станет великим человеком, может даже наследником престола. Ты ведь знаешь, что туркэссы от рождения имеют своё предназначение, и в большинстве случаев становятся теми, перед кем склоняются все. Найти достойного мужа из империи — легче лёгкого, но вот найти свободного – настоящее испытание.       Король согласно кивнул головой, улыбнувшись.       — Так что же тебе мешает выйти замуж за визиря, если ты ничего не боишься?       Тэхён замолк, отвернувшись от отца и прикрыв глаза, в надежде, что мужчина не увидит смущения и лёгкого румянца на бледных щеках; брюнет не готов к разговорам про замужества, не готов обсуждать визиря и, тем более, разговаривать про детей, которых, возможно, не будет даже; но возраст колоколами бьёт в ушах, намекая, что семнадцать — число уже большое, и пора бы приглядываться к альфам и выбирать жениха самостоятельно, иначе сулит брак по расчёту. Принц не хотел связывать свою жизнь с кем-то другим ровно до тех пор, пока сам не признает это нужным. У него есть отец, мачеха и младший брат; империя, над которой он, если официальный наследник не достигнет шестнадцати лет после кончины правителя, может взять временную власть, пока брат не достигнет нужного возраста; и гарем — люди, с которыми Тэхён прожил десять лет и которых считал своей семьёй, пусть и было запрещено, но никто никогда не заменит ему служанок и наложниц, от которых он получал большую заботу, чем от отца и его новой жены.       Наследник отрицательно покачал головой, ухмыльнувшись, и, прочистив горло, обратился к королю, потянув того за рукав позолоченного кафтана:       — Я не хочу об этом говорить, — голос тихий и мягкий, спокойный. — Давай ты лучше... расскажешь мне настоящую историю их любви.       — Сказки гарема так и не открыли тебе правду? — мужчина хохотнул и кивнул головой на подушки, лежащие возле небольшого стола рядом с постелью Повелителя. — Присаживайся. Я прикажу, чтобы принесли ужин...