Серебряная

      Она — серебряная.       Руфелиус смотрит на неё издалека и понимает, что нельзя быть такой. Это надо запретить на законодательном уровне.       Его невеста — истинное воплощение Луны — безраздельной правительницы ночного неба. Ей будто бы в волосы залили белое серебро и кожу омыли парным молоком.       Она вся — серебряная девочка — будто и не отсюда, с грешной земли вовсе. Ей бы кружиться в бесконечности неба, вплетать в волосы алмазные звёзды и петь колыбельные уставшему солнцу.        У неё же глаза — два кусочка чистого янтаря, заточивших в себе сияние золотого солнца.       Аристия принадлежит ему с рождения, да только, как может он в руках удержать её, если она — девочка-лунный свет, девочка-мираж, растающий от малейшего ветерка?       Он смотрит в её глаза — темницы жёлтого солнца — и з а д ы х а е т с я в ее ужасе.       Он хочет сцеловывать слёзы с бледных с щёк (и казнить с особой жестокостью их виновников), хочет к себе прижимать эту эфемерную девочку, чтобы почувствовать тепло живого тела, а не холодную пустоту. Чтобы убеждаться снова и снова, что Аристия его, что она н а с т о я щ а я. Он хочет ей всего себя отдать и весь мир к ногам бросить.       Да только серебряная девочка дышать в его присутствии даже нормально не может. Она принадлежит трону, короне и ему — это звучит смертным приговором, цепи из чистого золота тянут в пучину горя, ломают крылья без жалости, словно для блага.       Руфелиус видит прекрасно всё это.       Он смотрит на девочку-из-лунного-серебра из далека и даёт время.       Без неё он задохнётся.       Ведь Солнцу хочется слушать колыбельные своей Луны и танцевать с ней на просторах Вечности.       Пусть же пока девочка-мираж, девочка-мечта, девочка-его невеста научится дышать с ним одним воздухом.       А он подождёт и постарается       н е з а д о х н у т ь с я.