Волк в овечьей шкуре.

— Для тебя задание, — Ваттье недолго мнёт в пальцах громоздкий свёрток в руках и с каким-то изощрённо-издевательским видом бросает его на колени Кагыра. — Только не обосрись. Ты — единственный, кто у нас сможет подойти на эту роль. Я всё рассчитал и прикинул. Отказ не обсуждается. Погоди-погоди. Я вижу, как ты хмуришься, ищешь, наверное, подвох? Не торопись открывать. Будет мероприятие, которое я вынужденно устраиваю для нашего императора. Графини, видите ли, ему осточертели, дамы из знатных родов — тоже. Поэтому я просто приведу ему… девиц из публичного дома. Пусть сам выбирает. А твоя задача — охранять вар Эмрейса так, чтобы ни одна шлюха не смела напасть на него. «Ну, звучит просто», — полагает Кагыр. Он справится.. только вот…. только вот эта стянутая деридовская ухмылочка вызывает лёгкую волну неоднозначности, едкой неопределённости; видимо, под ладонью Кагыра, запаянное в бумажные слои, и лежит то самое абсолютно гадское скотство — излюбленный стиль Ваттье, его почерк, проверка на прочность. — А теперь открыва-ай, — чужой голос искрит радостью, почти музыкально поёт. Но фальшь офицеру разведки различить легче лёгкого, особенно такому опытному. Аэп Кеаллах неохотно послушен, под указательным пальцем с хрустом рвётся бумага, он поддевает её так, чтобы раскрыть и увидеть содержимое собственными глазами. Не верит. Доходит не сразу. Минутами позже. У Кагыра, кажется, немеет лицо от злости. Это, конечно, не одежда для аристократа под императорский приём, но… для… аристократки?! — Нет, — Кагыр бросает своё единственное слово вместе с отчасти распакованной одеждой. Суке Ваттье оглушительно весело. х х х Как же это убого. Отвратно. Мерзко. Ненавистно ему. В какой патовой ситуации он сейчас, нет, даже не так, заведомо проигрышной. Корсет жёсткими тисками давит рёбра. Белокурые локоны раздражающе касаются скул. Он сидит, чувствуя себя марионеткой в руках старших сестёр, когда они ещё были детьми. Над ним колдуют, сглаживают остроту, подкрашивают, как игрушку. Кагыр через предупредительное «пока нельзя», а кто его остановит?, прорывается до зеркала, мёртвой хваткой вцепляется в раму обеими руками. На него ответно глядит не офицер, не рыцарь, даже не он сам, а, дьявол её дери, дама, чертовски озлобленная дама, такая, словно теоретический дьявол отрабатывал безбожно плохо. Отражение его постепенно удивляет. Ему хочется врезаться в него лбом, раскрошить здесь и сейчас, но Кагыра оттаскивают, почти насильно расцепляя пальцы. Безысходное ощущение. Пережить этот вечер и Солнце с ними. — Не забудь улыбаться, — вытянутый от довольства голос Ваттье проникает под кожу. Нет, аэп Кеаллах никогда не забудет этого унижения и отомстит во что бы то ни стало. Однажды. х х х К дискомфорту постепенно начинаешь привыкать, особенно тогда, когда вокруг в сравнении хуже — щебечут в трепете ожидания приглашённые Ваттье девки, слушать их кажется невыносимым занятием. Но наблюдает Кагыр за ними как самый настоящий волк в овечьей шкуре, точнее не сказать. За дверьми глухо слышится грохот императорского голоса, птички послушно затихают в один короткий миг. — Запускайте девиц, пусть располагаются. Ваттье преизящно открывает тяжёлые двери, видно, что скотина-лис ищет взглядом и ухмыляется ещё слаще, чем прежде, когда замечает, только вот де Ридо не позволяет явно раздражённому Кагыру пройти дальше, прихватывает его — или уже её? — за плечо, шепчет у уха так, что аэп Кеаллах вынужденно, но явно неэффективно отодвигается от него: «Я его уже слегка-а-а обработал, — хватка становится совсем твёрдой, голос холодит сталью, как у начальника, требующего не разочаровать всю имперскую службу: — Не подведи меня». Обработал, так обработал. Чёртов лис уже покинул это проклятое место, оставив императора наедине со всеми игрушками. Кагыр старается подобраться к трону как можно незаметнее, смотрит наискось, подмечает бокал в руке, сбоку, на столике — почти опустошённую бутылку. Вар Эмрейс явно пьян, но отчасти пристален. «Требуется повышенное внимание» — Эмгыр и правда забирает часть, благородно высматривая львиным взглядом своих ни в чем не повинных жертв, приведённых только с одной целью — заклание. Внутри всё стынет, когда его императорское замечает Кагыра, вглядывается в него так, словно смотрит сквозь пелену непонимания и одновременного вызванного любопытства, заинтересованно хмурит брови, движением пальца натурально приказывает подойти к нему ближе. «Узнал?» Кагыр неловко подступает, щемится не совсем уверенно на расстоянии, искренне надеясь, что всё же имелась ввиду какая-то другая дама, а не их жалкая реплика. — Да, всё верно, ты. Ещё ближе. Представься, — он говорит негромко, добавляя аккуратную мягкость в свой тон, словно не хочет спугнуть. Кагыр отчётливо слышит запах крепкого алкоголя, скромно отмечает едва заметный румянец на чужом лице от наверняка вдарившего терпкого подарка Ваттье. «Великое Солнце, он пьян». «И не узнаёт меня. В упор». — Ваше императорское величество, — хочешь жить — придётся играть голосом, неумело тянуть его будто бы до меццо-сопрано, отчего-то Кагыр звучит с нескрываемой стервозностью, всё ещё остаточно озлобленный на де Ридо. — Я не стану вам представляться, — потому что не придумал имени, потому что не стал пытаться и перебирать первые попавшиеся на ум, потому что был занят затмившим его гневом, непрофессионально, так глупо; он станет Эмгыру загадкой на эти короткие минуты их явно излишнего знакомства. — Для вас я предпочту остаться инкогнито, незнакомкой без имени. — Вот как, — ответ даётся с какой-то тяжестью. Кагыр мажет взглядом по раздражённо подрагивающим пальцам Белого Пламени, по отблеску золота фамильного перстня, как только Эмгыр слегка запоздало ловит зацепившееся за подсказки внимание, сразу же замирает, после сжимая ладонь в кулак. — Ты напомнила мне кого-то, — «Неужели узнал?!» — Кого-то из моей прошлой жизни. — Мой господин, — что-то отчасти ревностное бьет с внутренней стороны грудной клетки, бьёт так, что голос, вжившийся в роль, оскорблённо надламывается. — Сравнение — не самое лучшее начало знакомства. И он отступает, оставляя вар Эмрейса наедине с толпой дам, явно желающих заполучить императорский интерес или хотя бы взгляд. Как жаль, что они не знают — Белое Пламя уже больше никого и не заметит, кроме посмевшей покинуть его панны. Вечер идёт своим чередом, Кагыр бдит, выполняя своё задание почти идеально, даже несколько раз отказывается от протянутых бокалов элитного эст-эста так, что больше к нему не смеют подходить с бесценным предложением. Все, кроме Эмгыра вар Эмрейса, Деитвена Аддана ын Карна аэп Морвудда, Белого Пламени империи Нильфгаард. Таким не отказывают. От таких не отмахиваются, как от назойливых кавалеров. — Станцуем? — Если желаете. — Желаю, — его голос с глухой хрипотцой звучит так, словно они сейчас не о танце вовсе, а о чём-то в разы более интимном, ещё эти ладони безапелляционно укладываются на поясницу, только подтверждая догадки. — Желаю, — на выдохе пьяно повторяет Эмгыр и они выходят к центру зала под десятки завистливых взглядов. Кагыр их не чувствует даже. Всё вокруг давно потеряло смысл, кроме.. Оркестр поигрывает самую мягкую из мелодий, вар Эмрейс ведёт в танце, вальяжно, слишком тесно и медленно, неторопливо довольствуясь близостью. Кагыр в этот раз послушно играет по выданным правилам, даже слишком, это сестры в далёком детстве использовали его в качестве мишени для оттачивания своих аристократических манер до блестящего идеала, поэтому он не кажется инородным для танца, для плавных движений, для горделивого взгляда, даже несмотря на то, что в жизни он уже давно рыцарь. В какой-то мере, поединок на мечах с достойным соперником — это тоже своего рода танец, только кровавый и с фатальным исходом «либо ты их, либо они тебя». — Ты явно не княжеская особа, — отчего-то прямо начинает начинает Эмгыр, явно поддавшийся сокрушительному действию пойла. «Конечно, потому что я граф», — мысленно отвечает Кагыр, но только слегка оскорблено моргает, губы стягиваются в одну раздражённую тонкую линию — всё, чтобы глухо сдержать слова. — Знаешь, я бы сделал тебя королевой, если бы не мои планы. «Так вот это вы к чему», — про себя выдыхает, а после, набираясь привычной дерзости, добавляет, но уже вслух, вкладывая сладкие приказы в слова: — Так посадите меня на трон. Император Эмгыр вар Эмрейс поднимает ладонь. Музыка затихает. Ещё жест — Импера раскрывает двери, чтобы дамы, прислуга, оркестр немедленно покинули зал. Так и происходит. Кагыр, явственно ощущая, что вечер закончен из-за одной только его фразы, собирается ретироваться к привычному образу жизни, пока стало не поздно, но вар Эмрейс, чувствуя, что тело в его руках встрепенулось в попытке уйти, цепляется ещё крепче, уже по-хищнически, утягивая в сторону пьедестала. — Вас, милейшая, я попрошу остаться. Ты посмела просить трон? — он рассаживается на нём, вынуждает приземлиться Кагыра на свои колени и только сейчас выпускает из цепкой хватки. — Могу только так. — Сносно, — без какого-либо смущения оценивает. «Чем это Ваттье тебя так травил? Интересно». Кагыр подтягивает бокал с оставшимся алкоголем, немного брезгливо тянет запах, что-то однозначно крепче вина. — Хочешь попробовать? — Немного, — лицо Кагыра трогает проблядская ухмылка. — Только если на вкус, — он подносит бокал к вар Эмрейсу, щедро вливает остатки, наблюдает, как чужой кадык нервно дёргается с каждым новым глотком. Всё. Он освобождает руки, вцепляется пальцами в шею его императорского величества, впивается когтями в кожу и после оставляет печать глухого поцелуя на чужих губах, слизывая с них ещё не растворившуюся алкогольную горечь. — Ты можешь остаться, — твёрдо шепчет Эмгыр, не приказывает, чувствует, как панна протестно подаётся назад. — Если хочешь. Я всё пойму. Не настаиваю. Предложение кажется заманчивым, но. Нет, Кагыр трезв. Кагыр не может. Совсем. Как бы ему ни хотелось. — Вам не понравится, господин вар Эмрейс. — Мне уже нравится. Нет. Кагыр решается соскользнуть с чужих колен, пока не поздно, пока ещё можно сбежать. Чулок предательски цепляется за пуговицу императорского камзола, текстиль проклято рвётся почти моментально, со звучным треском. Аэп Кеаллах сбегает. Каблуки противно цокают по мраморной плитке. Вар Эмрейс мрачно оседает на троне, ему, законному императору трети мира _п о с м е л и_ отказать. Ручная гвардия дёргается, но её останавливают жестким, холодным и отчасти отрезвлённым жестом. «Пусть бежит, не трогайте её». х х х — Ты справился отлично. Потому что Император жив. И император ждё-ёт тебя с каким-то прямым поручением. — Каким?! — Я не в курсе, быстрее-быстрее, ОН НЕНАВИДИТ ЖДАТЬ, ты ведь ЗНАЕШЬ. Ваттье, пришедший лично с горстью похвалы под дверь — это жутко. Кагыр пытается растерять детали прошедшего дня, торопливо смывает их с лица под аккомпанемент без того нервного деридовского голоса, который с каждой новой секундой становился ещё более… нервным: «ВРЕМЕНИ НЕТ, ВЫХОДИ. И скачи к нему». х х х Аэп Кеаллах стоит слегка растрёпанно у трона, отчётливо ощущает на себе изучающий взгляд, не дышит. — Мой император, вы вызывали меня? — Да, — ответ сквозит холодом, сохранять зрительный контакт с Эмгыром не представляется возможным. — Опасения подтвердились, — тот задумчиво бросает спустя гнетущую паузу, будто бы куда-то в сторону. -- Вчера я познакомился с одной панной. Найди мне её. Ты — лучшая ищейка Нильфгаарда. А я хочу увидеть её вновь. — Мм. Как вы можете её описать? — рыцарская стать Кагыра не трескается от подобных просьб, держит на уровне. — Остра. Во всём. И сразу. Тверда. Излишне высокомерна. Олицетворение наглости, — он выглаживает ладонью шею, на которой остались покрасневшие от когтей следы. — Я хочу её видеть. Здесь. Уже и не помню, когда подобное происходило со мной. — Я понял. — Ищи среди вчерашних шлюх. Эта была моей личной. Короткий кивок. Кагыр разворачивается к выходу. — Стоять. Как найдёшь её — передай это, — вар Эмрейс протягивает чёрную коробку. х х х Только-только удаётся кое-как прийти в себя после лёгкого потрясения, которое Кагыр смел глухо подавить в себе, пока был на аудиенции. Он не понимает, что делать. Измеряет шагами комнату, вышагивает почти безостановочно, подобно зверю, запертому в тесной клетке. Только клетка эта была возведена самим Кагыром и являлась его принципиальной позицией, за грани которой выходить не хотелось, только расхаживать, убрав руки за спину. Ещё эта гипнотическая коробка. Чёрный ящик, от которого не хочется сводить глаз. Плевать. Он вскрывает его, вытягивает своеобразный презент… бельё и лёгкие извинения в виде новых чулков. Как проклято. Эта странная аргументация, эти мысли: «он позволил мне уйти», «был добр?», «относился ко мне иначе», «был обходительным» — всё это патокой растекается по рассудку, пока Кагыр, вмещаясь в новое облачение, натягивает пальцами роскошный материал на свою ногу, для подобного явно не предназначенную. Пути назад нет. х х х Будто бы знал. Будто бы ждал. Словно был предупреждён охраной заранее и уже высматривал «свою панну», подступающую ко входу императорской резиденции сквозь витражное окно в пол. Вар Эмрейс встречает её у дверей в тронный зал. — Я знал, что вы вернётесь, — он учтив, выглядит необъяснимо спокойным. Только слегка выдаёт его блеснувшая жадность в глазах, по-твёрдому цепкая; после дрогнувший взгляд становится вновь сдержанным и холодным. — Потрудитесь доказать, что это не зря, — Кагыр дерзит, буквально, отчаянно. Эмгыр ответно молчит и только слегка удивлённо вскидывает брови, поражаясь проявлением наглости. Он мягко двигает пальцами левой руки, выглаживая их друг о друга, через мгновение кардинально меняясь в лице, в эмоциональной подаче, подталкивает телом Кагыра в сторону своего трона, вынуждая усесться на него. — Невозможно. Наглая, — цедит вар Эмрейс, опускаясь на одно колено. Эмгыр вытягивает ногу панны, хватаясь за лодыжку и приподнимая подол платья, он смотрит изучающе. — Вижу, ты примерила мой подарок. Или мои подарки? — он касается ладонью по правой ноге, поднимает взгляд на панну, дотрагиваясь пальцами до узорной тканевой части, поддевает её, сгибая фаланги, тянет вниз. Кагыр ответно вжимается назад, в холодную спинку трона, тяжело выдыхает от перенапряжения. — Тебе. Идёт, — выносит вердикт Эмгыр. — Тебе идёт, — повторяет он, хватка моментально становится жёсткой, почти до синяков. — Кагыр, — императорский голос иронично сладок. Один чулок рвётся, сдирается с ноги под напором. — Маур, — вниз, до дискомфорта подтягивается платье, да и Кагыр вместе с ним, хоть и пытался удержаться, стискивая пальцами золотые подлокотники. — Дыффин, — Эмгыр одним движением размазывает ладонью красноту с чужих губ. — Аэп Кеаллах, — запуская пальцы в парик, сжимая в кулаке, вар Эмрейс тянет его, после позорно отбрасывая в сторону. — Ты полагал, что я настолько тупой? Кагыр переводит дыхание, замирая, как жертва охотника перед нападением, от нервозности кусает губу до крови, а после позволяет себе наглый оскал, когда понимает, шах и мат королю уже был поставлен. — Вы захотели меня, мой господин. Что в этом такого? — он равняет голос до своего привычного, подталкивает Эмгыра подошвой дамской туфли в грудную клетку, отодвигая от себя. — И сколько тебе заплатить за это? Какой курс в вашем бабском доме? Вместо ответа о флоренах слышится животный рык, Кагыр уже отпинывается от него, делает рывок вперёд, чтобы слезть с трона и повсеместно отбиться с присущей ему дикой яростью. Только вот неудобно со всем этим — гори оно — маскарадом. Возня переходит на пол, вар Эмрейс одерживает легкую победу, со слабой улыбкой успокаивая Кагыра, сдерживая его за волосы на затылке, и заламывая руку так, что аэп Кеаллах упирается лбом в холодный пол мрамора. — Дай-ка я проверю, примерил ли ты _в с е_ мои подарки. За дверьми Импера слышит уже не музыкантов, как вчера, а надрывные, смешанные с попеременным рычанием стоны, стук. За дверьми император Нильфгаарда Эмгыр вар Эмрейс сполна отыгрывается за проявление колоссального терпения ранее, жёстко вдалбливая Кагыра в пол, прямо на том месте, где, будучи рыцарем аэп Кеаллах, преклонял колено перед самой Империей и её правителем. ______ — Зачем всё это? Мероприятие? Ваттье говорил, что графини вам осточертели. — Он заволновался и решил действовать иначе, предварительно обдав меня своими отвратными настойками, полагая, что это поможет. А я и правда их всех не хотел. Потому что хотел одного кошмарного мальчика из Виковаро.