Побег с бала

      Чёрное коктейльное платье плотно обтягивало изящный стан. Тёмные шелковистые волосы спадали на не скрытые платьем, округлые плечи, переливаясь под светом проникавших со сцены за кулисы софитов. Большие миндалевидные глаза слегка щурились, с профессиональным интересом следя за выступлением пары, - она исполняла печальную балладу о любви. Подведенная розовой помадой нижняя губа время от времени прикусывалась, то бормотала хриплым голосом неразборчивые слова. Это должна быть ослепительной красоты женщина, подумал он, если бы не два "но": по-мужски широкая, сгорбленная в неуверенности спина и, знание, что это его одногруппник и друг. В глубине души Пан Ёнгук искренне сочувствовал другу. Разумеется, ведь роль должна была достаться ему, если бы не вмешательство судьбы в виде Ким Химчана. На вижуала группы платье село практически идеально. Ёнгук беззлобно посчитал, что это своеобразная кара Киму за прошлые его прегрешения. Именно ему когда-то принадлежала светлая мысль переодеть лидера в костюм горничной вовремя промоушена в Японии, после чего состоялся и выход на бис, в общежитии за плотно прикрытыми дверями их общей комнаты. И Ёнгук заклялся, что больше никогда в жизни не притронется ни к рюшкам, ни ко всяким там оборкам и накрахмаленным передникам, тем более не позволит облачить себя в них, как в какие-нибудь доспехи. Горящие почти маниакальным вожделением глаза Химчана в ту ночь ещё ой как не скоро сотрутся из памяти мужчины, как и брошенная томным голосом просьба друга, называть его "хозяин". Ткань броская, хорошо тянущаяся и одновременно лёгкая. Стилисты постарались на славу. Макияж не яркий, но отлично скрывал все недостатки кожи, делая лицо женственным и благородным. Зрители обязательно пришли бы в восторг от такой «милашки», если бы та только стояла и улыбалась. Но привычка Химчана корчить глупые рожицы никак не ввязалась с имиджем «порядочной леди». До воздушных поцелуев и подмигиваний со сцены так и не дошло. За минуту до выхода, Ёнгук вывел Химчана из здания на свежий воздух, и они отправились на прогулку. Бегом через пять кварталов. Бёдра и талию Химчана по-прежнему обтягивала чёрная ткань платья и на каждой выбоине в асфальте неустойчивые каблуки так и норовили столкнуть его носом с землёй. Но, несмотря на подобные неудобства, в сложившейся ситуации обмундирование это служило больше плюсом, чем минусом. По крайне мере в том был свято убеждён Ёнгук. Заходящее солнце слепило глаза, улица, по которой они брели уже какое-то время, казалась бесконечной лентой в испытании ногам. На светофоре Ёнгук поменялся с Химчаном местами, взял под руку, словно бы они гуляли по проспекту, как самая обыкновенная пара. Только вид у них был несколько взъерошенный после двадцати минут беспрерывного бега и хаотичных петляний по центру города. В какой-то момент Химчан с такой силой навалился на руку спутника, что им двоим ели удалось удержать равновесие и не распластаться на пешеходной полосе. Заграждение стало неплохим подспорьем уставшей спине и ногам Кима. Миновав ещё пол квартала, они свернули в узкий переулок, по нему вышли во двор и сделали остановку на детской площадке. Заметно уставший Химчан плюхнулся на ярко-жёлтую скамейку, потянулся и страдальчески вздохнул, а после тихо выругался. На его счастье вокруг не было ни души. Даже не присев на минутку-другую, Ёнгук скрылся за деревьями, что плотным рядком окольцевали площадку, создав ей полутень и оттого делая место похожим на некий островок, плавающий посреди бетонного океана. В это позднее время детский топот ног на острове отсутствовал. Химчан прикинул – где-то девять часов вечера. Он подобрал под себя ноги, не страшась, что случайный прохожий мог наткнуться на его трусы с тигрятами под коктейльным платьем и абсолютное отсутствие женской грации. Минутой раньше возвратился Ёнгук и с дозволения снял с его шеи бриллиантовое колье. Он долго торговался, но всё-таки смог убедить парня из района обменять ювелирное изделие на обувь. Опустившись рядом, Пан торжественно продемонстрировал плоды переговоров. – Колье же ненастоящее, – совестливо решил напомнить Химчан довольному результатом другу. – Верно. Но об этом знаем только мы, – на лице Ёнгука не дрогнуло ни мускула. Казалось, в этом случае он счёл, что цель вполне оправдывает средства. Химчан хмыкнул. Порой их добрый лидер – блюститель справедливости и жизненных принципов, тоже мог разок-другой покривить душой. В истинно здравых соображениях. Без особых трудностей стащив с ног белые кроссовки, сочетавшиеся с его чёрным костюмом для выступления, Ёнгук вверил их в руки Химчана, следом одел те, что выменял у незнакомца. – Намного лучше! – довольно обронил Химчан, в наслаждении протягивая ноги в телесного цвета колготках и пожал нывшими пальцами. С Ёнгуком у них был один размер обуви. – Похоже, Золушка нашла новую пару хрустальных туфелек. – Рад стараться, – отозвался Ёнгук, немного повозившись со шнурками. Разукрашенные в красный цвет «найки» оказались чуть меньше, хотя их хозяин заверил, что размер тот же. Впрочем, это всяко лучше туфелек на убийственных шпильках. Ощутив прилив благодарности, Химчан чмокнул его в щёку, затем в губы, оставив после поцелуя лёгкий след от помады. – Благодарность дамы дорогого стоит, – с напускной важностью изрёк Ким. – Мне очень повезло с дамой на вечер. – На вечер? Разве мы не собираемся в общежитие? Ёнгук не ответил. Всю дорогу, пока они бежали от навязанных им ролей «короля и королевы бала» он рассуждал о том, как лучше им поступить. Не «правильно», а «лучше». Возвращение в общежитие точно не входило в число приятного завершения вечера. Хотя нельзя отрицать, что это решение являлось самым простым и верным. Но сейчас ему хотелось побыть «плохим мальчиком». Один вечер. Ради Химчана и себя. – Менеджер наверняка рвёт и мечет. Мы сбежали у него на глазах. Приедем и получим нагоняй сначала от него, а потом от директора. Сорвать шоу! С ума можно сойти. По три шкуры с каждого сдерут. Ладно бы я, но от тебя такого никто не ждал… Я точно! – Химчан благодарно взглянул на своего избавителя, скромно отдыхавшего рядом. Запрокинув голову назад, Ёнгук задумчиво рассматривал зелёную листву нависавших над скамейкой деревьев. Вдруг он прервал тишину: – Я получу, Химчан. Это была моя идея сбежать с выступления, – а как иначе он мог поступить, глядя на бледного от шока друга? Нет, определенно больше, чем просто друга. Химчан по-детски надул губы цвета розового персика и театрально захлопал подведенными глазами. Ёнгук невольно умилился: с женственным макияжем его мимика выглядела богаче и милее. – Хочешь забрать все лавры себе, сладкий? – нарочито девчачьим голоском возмутился он. – Так не пойдёт. Мы сбежали вместе, отдуваться тоже будем вдвоём, – взгляд обыкновенно лукавых чернильных глаз стал серьезным. Спорить казалось бессмысленным. Ёнгуку оставалось только кивнуть. Крупные пальцы взлохматили чёрную макушку на парике, откинули налипшие пряди с молочно-белого лица. Химчан никак не мог отдышаться после их вынужденного марафона по городу. Страшно хотелось плюнуть на приличия и раздеться до трусов. Он воровато оглянулся по сторонам, словно ребёнок, задумавший шалость. Ни души, только деревья в летнем убранстве тихо шелестели кронами на ветру, да печально поскрипывали качели. Вдали домов звучал приглушённый гул автомобилей. Рывком вскочив со скамьи, Химчан швырнул на неё парик и схватился уже за подол платья, как его прервали. – Что ты делаешь? – удивился Ёнгук. – Разве не видно? Лучше помоги, не стой столбом, – он развернулся спиной, и показал пальцем на молнию. – Расстегни, пожалуйста, мне трудно достать. Руки Ёнгука оставались лежать на коленях. – А дальше что? Собираешься щеголять по центру Сеула в моих трусах с тигрятами? Химчан стушевался, поправил на себе платье и драматично кинулся на скамью, точно обездоленная вдова. Недовольно засопел. – Что предложишь? Я задыхаюсь от жары, сил нет! Чёртов корсет и грудь. Только посмотри на неё. Нет, лучше не смотри. Ёнгук засмеялся, а Химчан обиделся на него. – Хорош ржать. Скажи, что делать лучше, массовик-затейник. – До ночи – ничего. Будем сидеть в тени и отдыхать.       С заходом солнца на улицах сильно похолодало. Ёнгук сдернул с плеч пиджак и протянул его Химчану. Они шли вдоль проспекта и любовались огнями витрин магазинов и ресторанов. – А ты? – вскинул бровь на его предложение Ким. – На мне остаётся рубашка, а на тебе надето лишь платье без рукавов. – Зато какое у меня декольте! – с насмешкой бросил Химчан и в демонстрации слов ухватился за накладную грудь. Ёнгук добродушно улыбнулся, сам тем временем помогая ему просунуть руку в рукав пиджака, длинный парик Химчан постоянно мешался. – Ёнгук, ответь честно, ты не жалеешь, что променял девчонок с пышными формами на меня, парня? Была застегнута последняя пуговица. Как Пан и предположил с самого начала, его пиджак несколько жал Химчану в плечах и еле сошёлся на "пышных" верхних формах. Толпа прохожих плавно огибала парней, практически никто не обращал внимания на их странный дуэт. Поправив на лбу Химчана челку от парика, Ёнгук уверено заглянул ему в глаза и без тени сомнения в голосе ответил: – Нет, – и сам спросил, – может быть, это ты жалеешь? Химчан лучезарно улыбнулся. – Я не жалею. Ни за что! Конечно, мне всегда нравились девчонки с нулевым размером груди и низким голосом, от которого мурашки бегут по спине и ниже живота, – он игриво подмигнул, – но парни меня заводят особенно. Запрокинув голову, Ёнгук засмеялся во весь голос. Химчан всегда становился невероятно счастливым, если ему удавалось рассмешить Ёнгука до звонкого хохота. Он считал, что у лидера очень красивый смех. В подобные моменты Пан Ёнгук из загруженного проблемами группы дядечки превращался в беззаботного мальчишку, а его широкой улыбкой и маленькими морщинками, собиравшимися в уголках губ и глаз, Химчан мог бы любоваться часами. Атмосфера вокруг стремительно накалялась, в глазах обоих запрыгали чертята, вот-вот готовые пуститься в пляс. Ёнгуку потребовалось всё своё мужество, чтобы не дать начавшемуся как безобидный флирт моменту, перерасти во что-то большее. Сейчас не время и не место. Они сбежали с шоу, никого не предупредив. Менеджер наверняка рвёт и мечет, ребята волнуются, да и ко всему прочему на Химчане помимо пиджака лишь плотно облегающее фигуру платье, а его самого успели несколько раз запечатлеть на камеры случайные прохожие с безымянной подружкой под руку. Им невероятно везло, что никто до сих пор не признал под париком и обильным слоем косметики второго участника их кроличьего бойз-бэнда – Ким Химчана. Поднялся ветер, под поток которого Химчан с довольством подставил лицо. Щеки и лоб адски горели румянцем, грудь удушливо стягивал пиджак и жесткий корсет, вшитый в «боевой» наряд для придания женскому образу большей достоверности. Кожа под ним невыносимо зудела от пота, и Киму мечталось как можно скорее избавиться от пыточного изобретения стилистов, которых он успел помянуть недобрым словом несколько десятков раз за их приключение. Душу тешили мысли о ванне с пеной, кровати с мягким матрацем и пахнущими стиркой простынями. Горячая пища, которую он сам же по возвращению приготовит на шестерых. С другой стороны он готов был бы променять всё это на лишний час с Ёнгуком наедине. Когда ещё им выпадет шанс погулять по ночному Сеулу, держась за руки и не боясь при этом быть захваченными в объектив вездесущих камер? Он был твёрдо уверен, что его маскировка не могла выдать ни папарацци, ни фанатам его настоящий пол. Для остальных он представал очередной подружкой рэппера Пан Ёнгука, с какими тому приходилось время от времени заводить романы для отвода глаз. Химчан тоже так делал и специально выбирал девчонок до безобразия роскошных и со скверным характером, таких, которые совсем отличались от их лидера. Ведь если его партнерша начнёт напоминать ему Ёнгука, будет тяжелей на неё срываться по любому пустяку, лишь бы показать публике, как шаток их роман. Он никогда не умел повышать голос на Ёнгука, давая лишний повод младшим для издёвок. Вместо лидера за оплошности прилетало мэмберам. Думая об этом, он крепче стиснул узкую ладонь Пана, мужчина обернулся и подарил ему согревающую улыбку. Похоже, Ёнгук тоже наслаждался ситуацией. Ведь именно он предложил им сбежать, как только увидел, что Химчан начал сильно нервничать перед их совместным выступлением. Ёнгуку идея сценаристов тоже пришлась не по вкусу. Обыкновенно со всем соглашаясь, в этот раз он думал, что они перегнули палку, заставив добрую половину мужчин из разных групп разодеться в платья и выступать в паре с одногруппниками в смокингах. В B.A.P предпочли сыграть в камень-ножницы-бумага. Ёнгука было легко подловить, он всегда выкидывал камень, чем и воспользовались младшие участники. Химчан же вызвался сам, когда Дэхён с визгами протеста заперся в комнате – для него это был настоящий позор, выступать под фонограмму да к тому же в платье и женском парике. Он честно устал от подобных шоу. В конце концов, на сцене они зарекомендовали себя, как мужская хип-хоп группа, а не женский коллектив. Ёнгук готов был подписаться под каждым его недовольством. Химчан вызвался, уверенный, что честь выступать в платье переймёт на себя от Дэхёна Пан. Но вовремя примерки у стилистов случился конфуз. Даже с корсетом и накладной грудью приталенное из шёлковой чёрной материи платье висело на Пан Ёнгуке нелепым мешком. Со стрессами, работой и больным желудком, лидер часто недоедал, из-за чего теперь мог похвастаться светившимися через кожу рёбрами и откровенно плоской пятой точкой. Пара девушек-стилистов, обойдя Ёнгука спереди и сзади, ударились в бурную дискуссию о том, как им придать худому как щепка парню хоть каплю вида женских форм. Не мешки же с рисом к нему привязывать. Тем временем, разодевшись в классический вечерний костюм, Химчан любовался своим отражением в зеркале, изредка косясь на стилистов и гаденько хихикая. Ёнгук же стоял с отсутствующим выражением лица. За годы выступлений, он мужественно научился выносить любые прихоти стилистов: яркую губную помаду, обилие лака на волосах, который потом приходилось смывать по два часа в ванной, множественные уколы булавками, обилие подводки, под которой глаза закрывались сами собой, нелепые наряды, что натирали интимные части тела. Он просто забирался мыслями в свои будущие тексты и мир как бы замедлялся вокруг него, – краски меркли, а надоедливый шум стихал. Пришёл Ёнгук в себя, когда неожиданно заметил, что руки стилистов больше не прыгали по нему, пытаясь превратить его в неизвестно что. Немного похлопав глазами, он осмотрел опустевшую комнату и в этот момент столб мата обрушился на смежную с ней гримёрную. – Отвалите от меня, вы, чокнутые! – заорал до хрипоты мужской голос, его обладателя узнать не составило труда. Стоило только пройти в соседнюю комнату, и Ёнгуку предстала нелепая картина во всей красе: четверо стилистов пытались угомонить Химчана, одной даже удалось стащить с него пиджак и расстегнуть несколько пуговиц на вороте рубашки. Две барышни, прибежавшие на выручку коллегам из другой группы, пытались справиться с застрявшим ремнём, последняя же вцепилась ему в волосы когтистыми руками, в желании сделать укладку. Столкнувшись взглядом с полуголым Ёнгуком, Химчан покраснел до корней волос и вновь попытался скинуть с себя загребущие лапы хищников-стилистов. – Что тут происходит? – сначала голос Ёнгука звучал сонно, но затем от охватившего мужчину возмущения, зазвучал непривычно громко для присутствующих. – Что вы делаете с Химчаном?! Немедленно отпустите его! Пять пар глаз ошалело уставились на рэппера. Химчан прищурился и усмехнулся. Руки девушек ослабли, и он без труда выбрался из-под них. Поравнявшись с Ёнгуком, он произнёс: – Хорошо. Так и быть, я надену ту нелепую тряпку, что вы называете платьем. И корсет, и грудь тоже. Макияж, парик, туфли... Что ещё нужно? Кружевное нижнее бельё? От последней фразы Ёнгука слегка подкинуло. В поисках опоры он схватился за плечо Химчана и заметил, как предательски у того горят уши и выступила испарина на лбу. – Химчан... – начал он, да осёкся. – Ты слишком худой для платья, Ёнгук. Тут уж ничего не поделаешь. Дэхён отказался, а вместо него вызвался я. Получается, мне и выступать в женском образе. Ничего-ничего я справлюсь. И будет у тебя подружка на вечер, – Химчан бахвалился, пытался отшутиться, но выходило плохо. Поглядывая искоса на мельтешивших женщин, он нервно сглотнул. Химчан соврал. Когда подошла их очередь выхода на сцену, у него буквально тряслись коленки, он щипал себя за колготки и переступал с туфли на туфлю, пошатываясь на тонких каблуках. Во рту пересохло, а глаза слезились от туши, – так он уверял себя и окружающих. Чертыхнувшись под нос, Ёнгук увёл его под локоть в дальний угол кулис. – Химчан, посмотри мне в глаза и скажи честно – ты хочешь выступать или нет? Перепуганный взгляд Кима бегал по голым бледно-жёлтым стенам коридора, в который он был затащен, ища во чтобы уткнуться, чтобы потеряться на бесконечно долгое мгновение; за их спинами усиливалась суета. Они выступают следующими. Должно быть, это очередной дурацкий сон ему снился, не иначе. Химчан застонал, крепко зажмурился, ему было невероятно стыдно, что за столько лет выступлений у него неожиданно случился мандраж. Прямо как в тот день, когда ему предстояло выступать с гипсом. Он напялил смешную шапочку со Стичем, лишь бы думать, что фанаты смеются над ней, а не над его покалеченной рукой. Но тогда он был не один. Ребята как могли, поддерживали его морально, а Ёнгук следил, чтобы он не брал микрофон травмированной рукой. Если Химчан слишком задерживался у края сцены, он сразу был тут как тут, приобнимал за плечи и уводил на середину площадки. И Химчан был благодарен ему за заботу, за обнадеживающие слова и тёплые взгляды, за песню, в которую Ёнгук вложил все свои переживания о нём. Пан Ёнгук всегда был для него кем-то большим, чем хороший друг и тихий одногруппник. Но потом пришла очередь Ёнгука "болеть" и Химчан, как самый старший после него, перенял шефство над группой. И кто бы мог подумать, что быть лидером пятерых кроликов-хулиганов окажется настолько тяжело. Химчан вспомнил, как в то непростое время как-то прямо посередине ночи Ёнгук нагрянул к ним с Чонопом в комнату, когда все были уверены, что он на лечении. Проснулся Химчан не сразу, а только когда ощутил горячие губы, трепетно ласкающие его и прохладные подушечки пальцев, мягко поглаживающие кожу на щеках. Сейчас прикосновения этих пальцев были сродни дежавю. – Химчан? Медленно он накрыл пальцы лидера на своей щеке вспотевшей ладонью, сжав, и помотал головой. – Я не хочу, Ёнгук, не хочу. Я похож на законченного идиота в этом наряде будущей «Мисс Мира». Мне только сверкающей диадемы не хватает и букета алых роз. Ёнгук понимающе кивнул и к полному изумлению Химчана потащил его не к сцене, а в сторону гримёрных комнат, смывать боевую раскраску и избавляться от маскировки высокой публики. Они были на половине пути, когда навстречу им выбежал разъярённый менеджер и свора стилистов. Выступление должно было начаться пять минут назад. Ёнгук стремительно схватил Химчана за руку как можно крепче и со всех ног рванул в противоположную сторону, где зияла зелёным табличка «выход». – Кажется, ты что-то говорил о розах? – вопрос звучал искреннее и Химчан в недоумении вскинул подведённые карандашом брови. – Я говорил? – Да, когда назвал себя "Мисс Мира". – Это называется сарказмом, Ёнгук. Ты же умный парень, должен был понять. – Я понял. И я хочу подарить тебе розы. Давно хотел. Химчан посмотрел на него исподлобья, уверенный, что лидер просто шутит над ним. Но широкая мальчишеская улыбка опять сотворила магию: заставила поверить в невозможное. Покинув его на несколько минут, Ёнгук забежал в затесавшийся между кондитерской и парикмахерской цветочный магазин. Это был далеко не салон, а скромный круглосуточный магазин с ограниченным выбором. Но красные розы найдутся в любом цветочном. Охапка из двадцати пяти алых с только начавшими распускаться бутонами роз была оплачена и спешила быть доставленной к ожидавшей на улице «даме». – Это для неё, – гордо кивнул за пределы магазина Ёнгук. Химчан стоял спиной к вывеске «Мадам Лили» и свет на его спину падал косо, от чего флорист – молоденькая девушка в кремово-розовом фартуке – охотно приняла его за «свою», то есть за женщину. От перевязки и ленточки Ёнгук воздержался, а вот про шипы решил уточнить. Девушка заверила его, что все шипы на розах тщательно удаляются. Аккуратно придерживая свёрток с цветами, он слегка поклонился, распрощался и вышел. Химчан замялся при виде Ёнгука. Цветы ему дарили только фанатки и один раз подруга на выпускной в старшей школе. – Их слишком много. Почему ты не купил три розы, как делают обычные парни? – Потому что у меня далеко не обычная девушка, – улыбнулся Ёнгук, помогая Химчану обхватить пальцами розы. – Держи их вот так. Хорошо. – А что мы будем с ними делать, когда доберёмся до общежития? – Химчана не покидали сомнения в неосознанности Ёнгуком своего порыва. Тот ответил не сразу. – Это единственный раз, когда я могу подарить тебе цветы, без предубеждений, что нас разоблачат фанаты, работники компании или ребята. Не имеет значения, что с ними станет, когда кончится ночь, Химчан. Если хочешь, мы можем идти и раздавать розы встречным прохожим по пути. Сегодня Ёнгук не переставал удивлять его своей непосредственностью и раскрепощённостью. Вообще, Химчан ожидал, что если тот не загонит его на сцену, то, как минимум они сразу же отправятся в общежитие, где будут ждать менеджера с порцией тумаков и нравоучений. Но Ёнгук решил провести вечер по-своему. – Впервые за долгое время я чувствую себя по-настоящему свободным. Словно бы время остановилось, и огни города поглотили и вчера и завтра, вместе с расписанием и планами о дальнейшем будущем группы. Химчан понимал, о чём говорил Ёнгук. Этот неуёмный бег неизвестно за кем, плотные графики, конкуренция, обильное внимание и общественное мнение загнало бы в угол кого угодно. Сегодня за долгое время они могли побыть наедине, отгородившись от забот букетом роз и мостом через реку Хан. Не смотря на сдавливающий легкие корсет и духоту от парика, Химчан чувствовал себя не менее счастливым, чем Ёнгук. Ёнгук, что положил голову ему на плечо и сжал в объятиях крепко-крепко. Кинув на него полный щемящей сердце любви и не озвученных чувств взгляд, Химчан оторвал несколько лепестков у розы и плавным движением отправил покачиваться на тёмно-синих волнах. Они гуляли всю ночь. К окончанию путешествия бабочки в животе Химчана уступили спазмам от голода. Он лично обменял розы у какого-то хулиганистого паренька с девчонкой под руку на звонок в общежитие. Трубку взял Ю Ёнджэ. Выслушав его рассказ, и не сдержавшись от парочки, другой язвительных замечаний, Ёнджэ вызвал им – двум нерадивым хёнам, подающим дурной пример молодежи, такси. – У каждой сказки обязательно должен быть конец, верно, Ёнгук? – Мы всегда можем сочинить новую сказку. – Чур, в следующий раз платье и каблуки будут на тебе. – Я согласен на любой наряд, кроме наряда горничной. – А зря, очень зря! Тебе он шёл больше всего.