Мотыльки

      Мужчина, ставший на колено перед Хлоей Деккер, был так высок, что даже теперь был ростом ей почти по грудь. Наверное, сделай Люцифер так же, картина была бы похожей, хотя рядом с широкоплечим медведеподобным Каином он всегда выглядел едва ли не изнеженным дрыщом.       Но Люцифер этого не делал. И, конечно же, он никогда не протягивал в едва ли не молитвенном жесте к смущённо переминающейся женщине руку с кольцом… И не сделал бы этого никогда, конечно, ведь это было бы нелепо и смешно, — он же Дьявол, чёрт его подери!..       Он был свидетелем таких сцен, без преувеличения, миллионы раз. И каждый раз его рот кривился в циничной усмешке, потому что Дьявол знал, чем всё закончится — за исчезающе малым исключением, лишь подтверждающим правило. В Аду все эти сладкие «моменты» могли быть лишь прелюдией к очередной пытке, но и на Земле они заканчивались очень быстро. «Вечные» чувства остывали за несколько лет, а то и недель. Данные клятвы превращались в пустое сотрясение воздуха. Люди, некогда возомнившие себя единым целым, начинали ненавидеть друг друга с такой силой, что никакие враги и рядом не стояли… А он всегда был лишь сторонним наблюдателем, — иногда заинтересованным, иногда азартным, очень редко сочувствующим, — но чаще всего скучающим.       Тогда почему же сейчас ему так больно?..       Хлоя Деккер с самого момента их знакомства таинственным образом притягивала его взгляд, будто солнечный зайчик, прыгающий по стенам камеры вечного узника. Каждое её появление приносило с собою совершенно бессмысленное, но такое желанное неуловимое тепло в его душу; её свет нельзя было удержать и заключить ни в каком сосуде, но можно было доверчиво подержать на ладони или почувствовать его невесомый поцелуй на щеке... Сейчас же, одетая в белое, в полумраке комнаты она напоминала ему язычок пламени за стеклом старомодной лампы. А Пирс у неё в ногах был похож на огромного мохнатого мотылька с сожжёными крыльями… И почему-то это сравнение заставляло Люцифера не смеяться, а плакать.       С Хлоей Деккер так было всегда — всегда всё было неправильно. Её мысли были для него открытой книгой… на незнакомом ему языке. С нею он впервые познал боль и опьянение, истинный кайф и смертный страх. Из-за неё он дважды оказывался в Аду, куда по собственной воле не вернулся бы никогда, — и из-за неё, бескрылый, он дважды восставал из Ада. Пытаясь познать эту женщину, он уподобился мотыльку, бьющемуся об абажур фонаря — и едва не сгорел в пламени открывшейся ему истины. Хлоя оказалась Истинным Чудом Господним… а он — истинным глупцом, променявшим одно пекло на другое.       Лицо Хлои залилось краской и вспыхнуло радостью в ответ на неслышные слова Пирса, и в этом не ему предназначенном свете Люцифер увидел свои ошибки с особенной чёткостью.       Сотворённый видеть скрытое и исполнять желаемое, он возненавидел свой Дар, потому что использовать его в Аду, где души умерших наказывали сами себя с его помощью, порою было адской мукой… И почему-то, узнав правду о её рождении, он вообразил, что понял коварную задумку Отца, разгадал загадку её привлекательности: Хлоя призвана быть желанной для него даже вопреки собственной воле, как он желанен для грешников. А он никому, тем более ей, не пожелал бы такой судьбы! С тех самых пор, как он начал сомневаться, где её искренняя симпатия к нему, а где «наведённая» от Отца, он закрыл своё пламя стеклом «просто-дружбы», чтобы она не опалила крылышки… Идиот! Пока он бился в своей голове с предполагаемым замыслом Отца, она билась о его добрые намерения.       И однажды устала. И сдалась.       А теперь он, не в силах сдвинуться с места или отвести взгляд, вынужден смотреть из темноты сквозь стекло, как Хлоя Деккер порывисто кивает головой в знак согласия и крепко обнимает человека, который пообещал состариться и умереть рядом с нею.