Breathing space

Бывшая жена отбирает все и даже больше. Привычно звучат для него отговорки вроде «никогда не было нас», «ты не хотел сохранить семью» и «я все тащила на себе сама». Маккой неловко поводит головой, боясь откровенно заявить Джоселин, что слушать этот бред не хочет. Он проводил на работе большую часть времени — это правда, но его вины в этом нет. Напротив, Леонард старался обеспечить своих девочек всем самым лучшим, не давая себе времени для раздумий об усталости, накатывающей на него, словно стихийное бедствие. Джоселин выделывается — обходит большинство адвокатов в округе, оставляя его без возможности нанять квалифицированного юриста для себя. Для дочери, будущее которой он так мечтал увидеть собственными глазами, а не через фотографии. Его кости оказываются нужными сначала в академии Звездного Флота, а затем на корабле одного сорванца, с которым они познакомились в ненавистном для Маккоя шаттле. Джим пылал идеей покорять космическое пространство, поэтому с самого начала он занимается покорением пространств их маленькой комнаты в общежитии — раскидывает везде форменные рубашки, умудряется испортить два кителя за первый месяц обучения и чуть не разбивает кружку Леонарда — ловит ее, как фокусник, тупо улыбаясь и безмолвно прося прощения, потому что словами он не умеет. Джим бесшабашный и харизматичный. Когда он воплощает очередную гениальную — «Да точно получится, Боунс!» — идею в жизнь, то сияет ярче долбанной флуоресцентной лампы, думает Леонард. И это оправданно, это закономерно, как сами природные явления, потому что если улыбка Джима гаснет, значит, все очень плохо. Практически обнимаясь с бутылкой виски, Маккой расписывается в собственных слабостях и поддается сверхъестественному обаянию Кирка, в тысячный раз заставляя себя ничего не рушить между ними прямо сейчас. Дает отсрочку себе в год, а она плавно перетекает в еще полтора, и тогда он смиряется с собственным положением: близняшками с вулкана, орионцами, орионками и другими людьми в постели Джима. Шипит на собственное отражение в зеркале и проклинает теми словами, которая его Джо никогда не должна услышать.

***

Ребро прошивает болью, за спиной слышны крики и мат, от которых хочется скривиться. В глазах стремительно темнеет и он чувствует металлический привкус во рту, мысленно обещая себе не умирать, потому что он должен Джо танец на выпускной. И это было якорем. Это было важным. Когда он приходит в себя, сразу же понимает, что вокруг него привычные стены медотсека. И непривычный Джим в роли посетителя его палаты. — Почему я не у себя в каюте? — спрашивает Маккой, с ухмылкой наблюдая за тем, как вскинулся Кирк. — Потому что у тебя теперь постельный режим, — первичная теплота во взгляде почему-то сменяется злым прищуром голубых глаз. Злым Джима узнать сложно. Еще сложнее — узнать, почему он злится, — Сколько раз ты еще полезешь на амбразуру? Мне, может, сразу список с датами составить? — Джим. Они стреляли в спину. Ты бы не заметил… — Это повод жертвовать собой? — Кирк, вероятно, хочет, чтобы Боунс посчитал его неблагодарным и больше прикрывать не пытался, но не ему тягаться в психологии с врачом. — Не из-за тебя же, Джимми-бой, — Маккой садится на кровати, едва слышно шипя от боли. Джим снова вскидывается, поправляет ему подушки за спиной, суетится. А Боунс не может перестать думать о том, когда же закончится его персональная отсрочка и полностью истечет терпение.

***

Он возвращается к работе спустя неделю, когда из воспоминаний о столкновении с агрессивно настроенным племенем остаются только синяки на бедрах. Виски в его баре маячит перед глазами весь день, поэтому к вечеру он все-таки поддается искушению, обещая себе в следующую смену работать в три раза больше. «Нет повода не выпить» — так, кажется, говорил Паша, когда они с Хикару на двоих распивали бутылку безалкогольного пива. Маккой про себя повторил «кэптин» интонацией Чехова и рассмеялся. Нет, ну пить в одиночестве он точно не будет. С Джимом проблема непочатой бутылки рассеивается как молочный утренний туман, потому что он всегда пьет так, будто это последний раз. Леонард вздрагивает от болезненно ярких воспоминаний. Его до странного сильно ведет, и пульс подскакивает до сотни, когда он понимает, что причина прямо перед ним — прижимается щекой к стакану с виски и складывает губы уточкой. Маккой в этот момент вообще, кажется, не думает. Приникает к его губам, целует практически без напора, давая время отстраниться, дать по роже или еще что-нибудь. Сам он понимает: жалеть не будет ни при каких обстоятельствах, даже если Джим прямо сейчас заставит его написать рапорт. — Это ничего не значит, ладно? — он кривится от собственной лживой фразы. Решает, что так — по живому — проще для обоих. Думая, что Джиму нужен лишь безликий объект для развлечений на одну ночь, на роль которого Леонард уже точно не сгодится. Кирк смотрит на него едва ли протрезвевшим нечитаемым взглядом. Потом встает, поправляя складки на форменных брюках, и Боунс уже думает, что сейчас все и закончится, потому что пропивать печень — один вопрос, но вот мозги — проблема посерьезнее. Джим не уходит и Маккой наблюдает за ним с недоумением. Тот ходит по каюте, что-то постоянно передвигая на полках. Вспоминается, как они вдвоем расставляли немногочисленные напечатанные раритетные фотографии из Академии, из Джорджии и еще Бог знает откуда. — Мы будем как в этих ублюдских фильмах? Недопоняли друг друга, разбежались и всю жизнь жалели? Нет, Боунс, хрена с два, — чеканит Джим — потому что я люблю тебя, а ты любишь меня. — Откуда такая уверенность? — Да потому что меня мог прикрыть любой, но нет, это именно тебе нужно было залезть в самое пекло. Потому что я мог сам дописать реферат по базовому курсу анатомии, но это сделал ты. Не смей головой мотать, я знаю, что это был ты! Потому что именно ты рисковал всей своей долбанной карьерой, когда я уже умер. Потому что именно ты всегда был рядом, даже когда мне хотелось выть от боли в годовщину смерти отца. — Ладно… Я… Джим, — Маккой опускает руки, которые до этого старался занять хоть чем-то, чтобы не так очевидна была его нервозность, — Ну, ты победил? — продолжает неуверенно. Кирк подходит к нему, наклоняет голову и недолго рассматривает, прежде чем прижаться к губам в требовательном поцелуе. — Теперь победил, — Кирк улыбается ему в губы. Толкает спиной к кровати, потому что терпение — не лучшая сторона Джима Кирка. Он снимает с Маккоя одежду, с особым упоением наблюдая за тем, как с торса исчезает синяя форменка. Обнаружится она только утром. На Джиме. Боунс завороженно наблюдает: Кирк спускается поцелуями к ключицам, обвив руки вокруг его талии. Через мгновение останавливается, будто чувствуя на себе взгляд, и взволнованно смотрит на гематомы на бедрах Леонарда. Проводит подушечкой большого пальца по ним и шумно вздыхает, поднимая взгляд. — Болит? — с тревогой уточняет Джим. — Уже нет, — отвечает Леонард, утягивая его в объятия.