Синяки

Они опять дерутся в Клетке. Люцифер сжигает рукав куртки (а заодно и кофты) брата и… замирает в шоке. Рука Михаила — один сплошной практически чёрный синяк, который, похоже, тянется дальше. Но надо бы проверить. Пока архистратиг пребывает в растерянности, падший ухитряется подскочить к старшему брату, задрать кофту того и отшатнуться в ужасе. — Ч-что эт-то т-такое? — голос Люцифера дрожит. — Ничего страшного, — отзывается Михаил. — Пустяки. — Ты весь покрыт синяками! — бесится Люцифер, лишь потом припоминая, что это далеко не обычные гематомы, ведь на архангелах всё быстро заживает. А, значит, вариант только один: это раны, нанесённые ложью соулмейта. И Люцифер вспоминает то бесконечное количество раз, когда он врал своему старшему брату. Падший приходит в ужас от догадки: — Это я с тобой сделал?! Михаил устало смотрит на Люцифера и сухо бросает: — Не ты. Так что успокойся. Тебя это вообще не должно волновать. — Ты мой брат! — кричит Люцифер. — И я никогда не хотел, чтобы ты оказался здесь! — Ты не хотел, это верно, — хмыкнул Михаил. — Более того, даже Сэм Винчестер не хотел. Ты никогда не думал, почему я всех их не убил на глазах у твоего истинного сосуда, позволив тебе вернуть контроль? Почему я метнулся к Сэму Винчестеру, хотя, в принципе, мог этого и не делать? Почему я на самом деле тянул время? — Что? — Люцифер ничего не понимает. — Я тебе говорил, что никогда не хотел тебя убивать, глупый, — хмыкает Михаил. — И моё стремление вернуть Отца было лишь прикрытием для настоящей цели. — Ты хотел попасть в Клетку? — Да. — Но… почему? Михаил пристально смотрит на брата и потом говорит: — Потому что отсюда мой соулмейт точно не станет меня вытаскивать. — Ты его боишься? — тихо спрашивает Люцифер. — Не смотря на то, что мы определённо не можем быть вместе. Подтекст этой фразы так и кричит о том, что да, Михаилу страшно. — Ты и кого-то боишься? Неужели наша запертая тётушка твой соулмейт? — Люцифер пытается шутить, но получается тупо и совсем не смешно. — Почти угадал. — Михаил усмехается. — Мой соулмейт — наш дражайший Создатель. Люцифер давится. — Игра в невероятного послушного сына и недавняя серия истерик на тему, что Бог меня заберёт отсюда, были лишь хорошо продуманным спектаклем. Я знал, что со своей чрезмерной послушностью вскоре перестану представлять какой-либо интерес для Отца, — Михаил продолжает добивать брата. — Так ты знал, что он козёл? — Давно. Он мне тогда поставил условие, что я молча выполняю все приказы, а он мне не врёт в лицо, тем самым не травмируя. Я понимал, что не смог бы скрывать растущие раны и синяки, ведь он бы никогда не раскаялся по-настоящему, поэтому согласился.