Du er klamstrakur

К моему удивлению, охранник в ночном клубе даже не узнал меня. Не успев осознать тот факт, что я наконец-то оказался внутри, как меня оттеснили в сторону. В лицо ударило облако дыма, и понадобилась минута, чтобы глаза привыкли к тусклому освещению. Музыка техно заполняла все пространство между людьми, от нее у меня пульсировали барабанные перепонки. Мужчины стояли группами по два-три человека, кроме одиночек, которые, словно стервятники, смотрели с балкона на танцевальную площадку. Это и танцевальной площадкой назвать сложно. Главное шоу происходило на небольшой сцене, что подсвечивалась светодиодной лентой зеленого цвета, где разворачивалось зрелище могущественного соблазна — стриптиз. Здесь были и мужчины в кожаных брюках, и мужчины, целующиеся с другими мужчинами в укромных уголках, и мужчины, которые курили травку. Зеркала на всех стенах создавали впечатление, что клуб огромных размеров, до бесконечности. Узнать об этом гей-клубе было несложно, благодаря доброму дядюшке Тиллю. Для меня это не было в новинку или что-то вроде антропологического исследования, на наших афтепати и не такое увидишь. Я пришел сюда, чтобы утолить свои аппетиты, потому что с недавних пор, ебаный центр всеобщего женского внимания, герр Круспе, стал еще и объектом моего пристального сексуального интереса. Он, на мой взгляд, из тех озабоченных мужиков, что сохраняя вид невинных страдальцев, ухитряются полностью удовлетвориться в подобных клубах. Но пока что, глядя на полуголого парня на сцене и целующихся мужиков с бицепсами, как у Шварценеггера, особого возбуждения, ровно как и умиротворения, я не испытываю. Придется сегодня разнести бар этого хуесосного клуба, чтобы хоть как-то забыть о черных высокоподнятых волосах, стриженных ежиком, и о потемневших от табака кончиках пальцев, что с утра до вечера теребят струны ESP гитары. Вот опять, блять вспомнил. — Хэй, — произнес мужик чуть больше тридцати, и его глаза загорелись, — я тебя где-то видел. Я даже не повернулся к нему. — А я тебя нет. — Впервые здесь, да? — улыбнулся он и позвал бармена, который выглядел так, будто сошел с обложки журнала. — Мэт, налей нам виски. — Я уже пью, если ты не заметил… — Ох, какие мы, — ухмыльнулся он. — Тогда это. Он протянул мне две маленькие пробирки. Там не было порошка, только воздух. Ай, ну и похуй! Я открыл крышечку и глубоко втянул его в себя, а потом проделал то же второй ноздрей. О, вот это уже хорошо! Каждая клетка моего тела зазвенела, проснувшись. — Меня Тим зовут, — протягивая руку, сказал он. — Пауль. — Сверху или снизу? — Ты не в моём вкусе, огрызок, — я погасил окурок и посмотрел на него. — Так что трахни себя сам. Он ошарашенно уставился на меня. — Я не… Мы можем сыграть в бильярд для начала. Любишь бильярд? — Да. Отлично. Я выберу у той стены самый долгий и толстый кий, — начал я, — натру его кончик мелом и засуну тебе в задницу. Устраивает? Он сдриснул в ту же секунду. Я засмеялся. За спиной на сцене заговорил другой мужчина: — Если вам жарко, то будьте готовы, что прямо сейчас температура клуба поднимется ещё выше… — низким гортанным голосом проговорил он и посмотрел на каждого в зале. — Сейчас на этой сцене появится настоящий ниагарский водопад. Он никак не называет себя, но вы и так прекрасно знаете, кто это. Его речь увенчалась овацией. Все люди потянулись к сцене, улыбаясь и присвистывая. — Херня чистейшая, — обернулся я к барной стойке. — Ты никогда его не видел? — удивленно спросил бармен. — Стоит посмотреть. Распухшие яйца тебе точно гарантированы. Я фыркнул. — Ну, давай посмотрим на этого мистера «у меня сейчас встанет».

***

Все огни почти погашены, светится только слово «ВЫХОД» и играет электро музыка. Луч прожектора направлен в одну точку, на шест, и вот из-за кулис появляются сначала пальцы, потом вся рука, потом грудь. Вслед за телом предстает голова, подобно тому, как нимб тянется за фигурой святого. Выпрямившись, в металлически сверкающем халате, точно, как в потоке кинжалов, на сцене появляется мужчина. На шее у него светящийся зеленым огнем ошейник, волосы небрежно сбиты, а на ногах пудровые замшевые ботильоны на высоком каблуке. Вот на одежду никто не обращал внимания, это уж точно. Все было сконцентрировано на том, что он вытянулся с грацией пантеры и скинул халат. Гибкие, молочной белизны ноги под завесой гартеров (кожаных ремешков), перехвативших его в талии, ничем не прикрытые пунцовые соски, выразительно очерчиваемые портупеей с металлическими кольцами и глаза, которые казались слишком яркими на лице, как маленькие жаркие звезды в которых спрятаны твои запретные, невыразимые желания. Это же… Рихард. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на остальных, представляя, что все здесь сидят в темноте, сжимая напряженные члены, и мастурбируют как бешеные, но никого нет. Зал пуст. И только Рих просто сияет в холодных лучах прожектора. Его глаза открываются широко-широко, и он исполняет что-то вроде поворота вокруг шеста, и я понимаю, что кожаные ремешки совершенно не прикрывают его голых ягодиц, только разделяют их черной полоской. В штанах у меня мгновенно стало как-то тесно. Он улыбается ставит крепкие руки на уровне головы, дальнюю сверху, ближнюю снизу, как бы «обнимая» пилон. Потом исполняет хороший замах ногой, и уводит плечи вниз, перевесив таким образом тело. Его бедра моментально поднялись наверх. Мои глаза налились полным, безграничным наслаждением. Рих широко раздвинул ноги и замер, крепко держась за шест. Твою мать, он сделал рогатку. Пиздец… Ловлю на себе его цепкий взгляд, пока он рывком возвращается в прежнюю позицию и проделывает душещипательную крутку на пилоне. Его ровные брови прочертились резче, а глаза потемнели глубже. Он был несказанно красив, и я снова с болью почувствовал возбуждение, когда Рих медленно скользнул вниз, сев на пол, на разведенные в стороны колени боком к пилону, взялся прямыми руками за шест, приподнял таз и максимально выгнулся, стараясь дотянуться макушкой к полу. О-о-о, да… О, боже. В глаза сразу бросается потрясающий изгиб спины, сильные мышцы пресса и мощная шея… ещё и этот ошейник, который добавляет телу новых красок. А затем, ниже, между его ног, замечаю, как торчит коренастый крепыш. Это было охуеть, как видно, особенно под обтягивающим кожаным бельём, которое и бельем назвать язык не повернется. В Рихарде нет ничего «романтического». Он чертовски упоен своим сексуальным телом, поэтому без стеснения нежно прижимает палец к своим сладостным губам и в деловитом прикосновении свершает свой путь от рта к низу живота, поглядывая на меня. Изящно похотлив и потрясающий в своей невинности. Он поднялся, улыбаясь, и прижался лобком к шесту, начиная откровенно тереться о него. Затем, вильнув тазом, медленно присел предоставляя моему взору свой нереально аппетитный зад. Сука, как же хочется скользнуть языком по этой ложбинке между его увесистыми ягодицами. Я вцепился руками в колени, сжимая их до боли. Моя неудобопроизносимая штука ниже пояса вдруг резко вздыбилась и лезет к нему туда, вовнутрь, и вот она уже там, и взрывается, как водяной пистолет. Вот о чем я подумал и взглянул на него проверить, не прочитал ли он мои мысли. Но его наглые напористые пальцы блуждали по раскаленным закоулкам пекла своего тела сами. Рих снова взял обеими руками шест, обнимая его бедрами, согнул колени и прокрутился. Контролируя объятия пилона бедрами, он медленно съезжал по нему. Помниться мне актриса из нашего клипа «Pussy», такого не вытворяла. Рихард повернулся спиной и поднял руки вверх, закрывая глаза и прикусывая свои мясистые губы. О, да… Подмышки — вот в чем была для меня ещё одна самая большая сладость. Эти черные завитки волос, которые так и хочется пожевать. Музыка кончилась, он разомкнул объятия. Член мой высился как флагшток, я тихонько позвал его к себе. Это было состояние восторга, экзальтация, но какая-то необычайно экзальтация. Он вальяжно приближался ко мне, виляя бедрами, как настоящая сучка. И как он только ходит на этих высоченных каблуках? Тут я почувствовал, как на мой пах легла его ладонь. Я чуть не застонал от боли и удовольствия одновременно. Сейчас у меня на уме был только Рихард и его сладкая норка, разросшаяся так, что в моём сознании не оставалось места ни для чего иного, кроме этой всепоглощающей прорвы. — Испорченный… мальчик, — прошептал я. Его большой, законченно прекрасный рот с не слишком узкими, но и не толстыми губами, углы которого были глубоко вделаны в щеки, улыбнулся и произнес: — Пауль, хорош пускать слюни … — он правой рукой обхватил моё предплечье, — фу, блять! Подвинься! Он начал трясти меня за плечи и безостановочно орать «Эй!». Чё за хуйня? Потом вдруг яркая вспышка. Не чувствую ничего, кроме склоненной набок головы. Через маленькое оконце падал рассеянный, тревожно мерцающий свет; и при этом мерцании я заметил, что Кристоф сидел рядом со мной. Его улыбающийся рот принял лукавое выражение. — Очнулся? — спросил он. — Давай поживее. Я сглотнул и подвинулся к себе, немного ровнее сел, взглянул на освещенную мигающими огоньками фигуру Шнайдера и вытер рот, чувствуя засохшую слюну на щеке. — Где мы? — ладно, моё недоумения тотчас же бросалось в глаза. — Едем в Ганновер, — тихо ответил он. — Уже приехали? — Нет, ещё где-то час. Я обернулся назад и чуть не выпал из своего сидения. — Ух, блять, — поспешно схватился я за подлокотник, осознавая, что мы в чертовом автобусе. Кристоф засмеялся. Сзади в укромном уголочке, распластавшись и вытянувшись, сидел Рихард с зажмуренными глазами. На нем был широкий плащ со стоячим воротником, подбитый красным каймом. Я моментально представил его в том образе, в котором увидел и вздрогнул, будто увидел хвост кометы, перечеркивающий небеса, комета уже исчезла, но на сетчатке глаз еще остался ее жаркий след. Мне хотелось это запомнить и сохранить в памяти. Он, словно ощутив, что я на него смотрю, резко открыл глаза. — Что? — грубоватым тоном произнес Круспе. Я мотнул головой и какого-то хера покраснел, как помидор. — Ничего… Затем я обернулся назад, похлопал себя по щекам и обратился уже к Крису: — Такой сон перебил. — Ага, — хохотнул он. — Мы все, по-моему, слышали, что у тебя там за сон. Насмотришься выступлений этих исландцев, потом стонешь всю дорогу. — Я? — Ну не я же, — засмеялся Шнайдер. — Думаю нашему превосходительству особенно было приятно слышать своё имя. — Рихард? — взволнованно произнес я. — Он слышал? Кристоф разразился смехом. — Заметь не я это сказал. Тилль! Я выиграл! — воскликнул он. — Пауль, только что сознался, что это был Круспе! — Чего?! Ничего я не… не говорил. Не пизди, Кристоф! — спохватился я, понимая, что Шнайдер просто выудил у меня его имя. — Да ладно тебе, — засмеялся он, толкая меня в плечо. — Я вон сто евро выиграл. Могу тебе пятьдесят отдать. И самолюбие Рихарда тоже поднялось. Все довольны. Я посмотрел на Круспе. Смущающийся и безумно недовольный взгляд. — Не смотри на меня, Ландерс, — с диким возмущением заявил он. — Вообще никогда не смотри…