Человек на балконе

      В ушах стоял гул. Первые несколько секунд мне казалось, что я просто оглохла. Резкие звуки врезающегося в стену стула и бьющейся вдребезги стеклянной кухонной двери ошеломили. Словно это не стекло, а моя жизнь разлетелась на миллионы осколков. Один из них отлетел к моим ногам. Чувствую его острый край у ступни, но нет сил отодвинуться или его поднять, чтобы потом, когда стихнет звон в ушах, выбросить вместе с остальными в мусорное ведро. Или, может, просто страшно пошевелиться.       Никогда бы не подумала, что вопрос, ответ на который подразумевает лаконичное «да» или «нет», может вызвать такую вспышку ярости.       «У тебя другая женщина?»       У калеки, которая не может позаботиться о себе, купить продукты в последнем из работающих в районе продуктовых магазинов или оплатить те немногие коммунальные услуги, что еще остались, нет права задавать вопросы.       С улицы за оконной рамой, умирающий мир — ни единого звука. Только этот опустошающий звон в ушах и гулкие удары сердца в такт удаляющимся шагам. Стены содрогнулись: захлопнулась входная дверь. Через мгновение скрипнула дверь подъезда, и снова — тишина. Потревоженная сквозняком занавеска, взметнувшись, коснулась моей руки.       Я осторожно разжала словно сведенные судорогой пальцы. На ладонях остались багровые борозды от впившихся в плоть ногтей. Страшная магия, заключенная в фразе: «Ты подохнешь без меня», больше не имела надо мной власти. Тяжело, всем телом опираюсь на руки, чтобы подняться с табурета, к которому «приросла». Держась за столешницу, сделала маленький осторожный шаг. Ходить все еще трудно. Знаю, что могла бы двигаться проворней — прошло уже пол года после аварии. Старика, сбившего меня на пешеходном переходе, уже нет в живых, а я все жду подвоха от своего тела. Боюсь, что оно подведет в самый неподходящий момент. Сросшиеся мышцы сведет судорогой, острая боль пронзит от бедра до макушки, высекая искры из глаз, и я снова проведу целый день в кровати, корчась в муках от жалости к себе.       Осторожно переступаю через невысокий порожек и выхожу на не застекленный балкон. Выглядываю наружу. Никого нет. Он уже ушел. Только ранние летние сумерки да заведенный, груженный коробкам и тюками, пикап у черного провала подъезда напротив. Кого-то грабят или кто-то переезжает. Точнее, последние жильцы покидают это «гетто». И то, и другое не редкость. Машина тихо урчит, ждет своего хозяина, как довольная жизнью кошка, как олицетворения краха моих надежд. Хотя, какие надежды? Я знала, что так и будет, когда в один прекрасный момент прозрела и поняла, что в квартире остались только мои вещи. Свои он незаметно для меня, зацикленной на здоровье, перевез на новую квартиру. В новую жизнь с новой возлюбленной и ребенком, в которого он продолжал свято верить. Даже спустя четверть века от года Омеги.       Верила ли я в то, что у человечества все еще есть шанс возродиться, и пылящиеся за ненадобностью в подвалах многоэтажек разобранные детские качели и горки снова установят на их законное место, а баскетбольные площадки потеснят заросшие сорной травой огороды и цветочные клумбы? О них уже и сейчас некому заботиться. Скорее всего нет. В последние месяцы меня волновала лишь мысль: смогу ли когда-нибудь встать или до конца своих дней так и пролежу с неправильно сросшимися костями. А все это время, мой муж, уставший от забот и рутины, оказывается, спасал человечество от вымирания.       Чужая машина у чужого дома с мертвыми окнами, в которых уже несколько дней не загорал свет, стала последней каплей. Взгляд споткнулся о пузатую кружку, стоящую на краю подоконника, и я со злостью ударила по ней тыльной стороной ладони. Белое пятно улетело в темноту, расплескивая остатки кофе, которое он не допил. Я проводила ее взглядом, растирая ушибленное запястье, но вместо звонкого дзынь до моего слуха донесся глухой удар и жалобное дребезжание покатившейся по асфальту серебряной ложечки.       Кружка не разбилась: высоты третьего этажа оказалось для этого недостаточно. Однако, мне полегчало.       В нескольких ярдах над землей в доме напротив вспыхнула красный огонек. Какой-то человек курил на балконе. Как долго он там стоял? Что он мог услышать или увидеть? Хотя, не все ли равно, что подумает незнакомец, грабящий заброшенную квартиру? Смерть и предательство нынче в почете.       Рассыпавшись снопом искр, огонек исчез. А я все стояла на балконе и, глядя в светлеющее на востоке небо мутными глазами, как мантру, избавляющую от боли и отчаяния, повторяла про себя: «Не сдохну. Умру, но не так и не сейчас. Не сдохну…».       Под моим окном кто-то громко прокашлялся, прочищая горло и привлекая внимание:       — Мэм, в машине есть одно место…