. . .
— А с Кеем было очень весело, — грустно усмехается Стальной алхимик, смотря, как за окном скорого поезда хлещет дождь. Капли липнут к стеклу и под напором ветра, надламываясь, ползут вбок, — А потом он сломал мне пару рёбер, когда мы были в желудке Глотани. — Ты о чём, братик? — доносится из доспеха, сидящего напротив, — Неужели ты нашёл Кея, когда сражался с Энви? Почему не сказал? Я ведь так за него переживал, когда он вдруг исчез… — Ты ещё не понял? — хмурится Эдвард, бросая полный ненависти взгляд за окно, в чёрную гущу леса, точно такую же, как и тогда, — Кей и есть Энви. Эта тварь просто нас обманывала. Изменила облик и решила втереться в доверие. Никогда не прощу его за это.. . .
— Кей! Дождь барабанил по крышам, оглушая, заполняя собой всё. Плащ не спасал, и одежда неприятно липла к телу, золотые, потемневшие от воды волосы — к лицу. Наплевав на лужи и вымочив все сапоги, Эдвард стоял посреди пустой затопленной улицы и тяжело дышал. Его взгляд был устремлён вперёд, на юношу под зонтом, точь-в-точь похожего на его друга детства, пропавшего семь лет назад. — Кей! Юноша обернулся. — Не ори, Креветка. У меня нет проблем со слухом, забыл? — Ах ты тварь! Пропадаешь, ничего не сказав, а потом думаешь вновь так просто уйти?! — Сказал же не орать, — раздражённо цыкнул Кей, — Чего надо-то? — Чего мне надо?! — сверкнул глазами Эдвард, до боли сжимая руки в кулаках, — Ты не представляешь, сколько всего мне от тебя надо! Ты хоть представляешь, как переживали Ал и бабушка? Как переживал, чёрт побери, я? И сейчас ты объявляешься тут и спрашиваешь, что мне надо? Хорошо, если не понимаешь так, объясню по-другому, — Элрик вмиг сократил расстояние практически до нуля. Замахнулся — но кулак не достиг цели, Кей остановил его, даже не дрогнув и расплывшись в ядовитой усмешке. — Ты вроде хотел мне что-то объяснить, Креветка, уже передумал? От усилий сдвинуть руку хоть на миллиметр всё тело алхимика затряслось, скрипнула мокрая подошва, сильнее увязая в луже, смешиваясь с потоком дождя по виску скатилась капля пота. — К-какого чёрта?! — кривясь, выпалил Эдвард, уже не слыша дождя — в уши била подступающая к горлу паника. Кей лишь растянул улыбку в оскале. Нет, это был уже не Кей: изломанная линия губ, смех, опасный и бездумно сумасшедший блеск глаз и даже осанка — Эдварда как током ударило. Он отскочил, преобразовывая автоброню. — Наконец догадался? — чуть склонил голову юноша, и на бледные плечи упали жёсткие болотные пряди. Ещё шаг — и оголяется сильный тощий торс, следующий шаг он делает уже босым, демонстрируя татуировку Уробороса на бедре. Неизменными остались лишь зонт в бледной руке и вода, неистовым потоком капающая с него. — Энви!.. — Собственной персоной, — по луже расходятся круги, Энви подходит ближе. — Гад! — Элрик поднялся, готовясь к атаковать. Противно липла к телу одежда, сковывала движения. Только бы не заклинило от воды протез. — Какой есть, — Энви оказывается вплотную к Элрику, чуть склоняя издевательски над ним зонт. Взгляды столкнулись, и они ещё долго смотрели на друг друга. Молчали. Огонь янтаря затух и лишь печально поблёскивал. По щекам скатились запоздалые капли; дождь был какой-то солёный. Энви лишь хмыкнул: ему нечего говорить. И, развернувшись, пошёл прочь. — Кей! — вскрикнул Эдвард, но не смог сдвинуться с места. От дождя таки заклинило тело.. . .
Дождь всё барабанит по стеклу и обшивке вагона, силясь перекричать стук колёс. Эдвард лишь смотрит. Как всегда. Он ни разу так и не смог догнать Кея. — Братик… — замечая, что Эдвард пропал где-то в нерадостных мыслях, Альфонс пытается его отвлечь, — …ты так и не нашёл свой плащ? — А? — вздрагивает, будто резко разбуженный, Стальной алхимик. На нём, и правда, нет привычного ярко-красного плаща: он. . .
Гром сотряс землю. Совсем близко сверкнула молния — и всё замерло, оглушённое и ослеплённое. Прошла секунда, две. И снова полил дождь, яростно бьющий по крышам и стёклам, дороге и машинам, Стальному алхимику и гомункулу, на которого тот так невовремя наткнулся. Они обязаны были подраться, иначе невозможно. Энви — враг. Поэтому скоро подъедет подкрепление, чтобы доказать это и повязать гомункула. А пока Стальному надо продержаться. Все в него верят. Он побьёт Энви. Удар под дых — Эдвард отлетает, лишь в последний момент тормозя ногами. Мокрая подошва противно скрипит о такой же мокрый асфальт. И Элрик вновь бросается на врага, замахивается преобразованной бронёй, целясь в шею. Но удар легко отбивают, усмехаясь, и пинком отправляют в полёт. На этот раз посадочная площадка — мусорные баки. Скручиваясь от боли и падая на колени, Эдвард по-прежнему сверкает глазами. Словно сама яростная молния смотрит на дерево, что уже через секунду испепелятся в ничто. Но в ответ — лишь пустой и безумный смех. — И это всё, Креветка? — Энви подходит ближе, скалясь, — Я надеялся хоть немного подольше повеселиться с тобой. А ты такой скучный, — наигранно вздыхает. И это вымораживает. Эдвард подскочил на ноги; гомункул не ожидал этого. Идеальный момент для удара. Но Стальной вдруг замирает, отчего-то растерявшись, — очередной удар не заставляет себя долго ждать. Алхимик падает на колени, закашлявшись. Пытается встать, но вдруг импульс прожигает ногу, и он вновь падает. Кажется, один из ударов повредил протез. — Ты чего, Креветка? — не ожидая, что удар достигнет цели, гомункул перестал атаковать. Чёрт. Надо его добить. Но… — Кроме нас, здесь никого, Кей. — Ты моё имя поза-… — Кей, — повторяет Эдвард, заставляя гомункула замолчать, — Недавно на дорогу упало дерево, полиция не проедет. Мустанга не выпустят в такой ливень, а Армстронга мы бы услышали за километр. Ни одно окно не горит, все спят. Нам нет смысла драться, Кей. — Ладно, чёрт побери, хорошо, — цыкает Энви, подхватывая Эдварда и уволакивая на ближайшую лавочку, — Если что, притворись, что в отрубе. — Если что, просто смени облик. — Да будто я привык маски носить. — Уж поболее меня. Ответить на это нечего. Они уселись на лавку. Шумел дождь, мерно и с неистовой силой, будто силясь перекричать могильную тишину враз опустевших улиц. Капли, сливаясь в сплошной поток, стекали по волосам, лицу, шее, пропитывали насквозь одежду и сочились с неё на асфальт. — Когда ты понял? — Кей первым решился нарушить тишину. — Пару недель назад, под таким же дождём, — после долгого молчания, выдохнул Эдвард, поднимая взгляд на плачущее небо, — Помнишь? Мы тогда взглядами встретились. — Помню. Это было ошибкой. — Разве? — Элрик внимательно посмотрел на друга. Тот сидел, опершись локтями в колени и склонив голову немного, но так, что волосы полностью скрывали лицо. — Да, — тут он резко подскочил, и лужа, растёкшаяся у скамейки, заволновалась. Энви вжал голову в плечи, руки мелко подрагивали, сжимаясь до боли в кулаках, — Потому что я никакой не Кей! — он резко развернулся, крича прямо Эдварду в лицо, — Пойми это наконец. Я — сам Энви, гомункул, твой враг! Я хочу тебя уничтожить. Я ненавижу тебя. Да одно твоё существование делает мою жизнь хуже! Стань хоть чуточку разумнее глупых людишек, Креветка! Но Эдвард лишь грустно улыбнулся, видя, как покраснели фиалковые глаза и как слёзы, столь не присущие гомункулам, скатывались по бледным щекам, смешивались с крупными дождевыми каплями и падали на землю. В янтарных глазах горело понимание, обжигающее, болезненное… и такое родное, будто камин в гостиной бабушки Пинако. — Ты можешь сколько угодно быть Энви, сколько угодно носить этот облик, — спокойно проговорил Эдвард, — Вот только в Кее было гораздо больше тебя. — В Кее? Меня? — рассмеялся как-то болезненно Энви, падая на лавку, закрывая рукой лицо и запрокидывая голову к небу, подставляясь под нещадные капли, — Хотя, может, ты и прав, — смех вдруг прекратился, — Я это имя взял из одной книги, там был такой персонаж, Нагаи Кей*… Знаешь? — Знаю. Читал. И что дальше? — Он бросил своего единственного друга после того, как тот помог ему спастись от полиции. В конце концов его друга схватили и упекли за решётку. Но Кей просто продолжил творить всякую дичь, и вовсе позабыв, что у него когда-то был друг. Он даже не беспокоился о нем, понимаешь? Вот и я такой же! — он резко вскочил и зашагал прочь, и не думая выслушать Эдварда, — Так что перестань лелеять свой тупое сердце надеждами и отстань от меня, человечишка! — Не отстану! Ни за что не отстану, идиот! — Элрик подскочил, тут же падая из-за неработающего протеза, но хватая за лодыжку Энви, — Кто ж тебя в третий раз отпустит-то?! — Чего?.. Отвали, Креветка! — гомункул с силой дёрнул ногой, ударяя ей Эдварда по лицу. Но тот не отпустил. Он ведь сказал, что не отпустит, — Чего пристал?! С трудом, хватаясь за Энви, Эдвард встал на ноги. Алхимик не мог сам стоять, приходилось опираться на плечо гомункула. У последнего не нашлось сил его сбросить. — Ты ведь не дочитал книгу, да? — спросил Элрик. — Бросил на середине. — А я дочитал. В конце выясняется, что Кей бросил друга, потому что, останься тот с ним, ему грозила бы большая опасность. Потом он безумно беспокоился за него, но не показывал этого, делая вид, что он, наоборот, уже и не вспоминает его, чтобы люди, с которыми он сотрудничал, но не доверял, не смогли его шантажировать. А вытаскивать друга из тюрьмы Кей и не подумал лишь потому, что там на тот момент было безопасней всего. Энви нечего было ответить. Он лишь потрясённо и растерянно смотрел в землю, на асфальт. Дождь всё неумолимо лил, но оба были настолько мокрые, что уже и не чувствовали его ударов. Гомункул понимал, что сейчас надо просто сбросить алхимика с себя, оттолкнуть, обозвать и нагрубить, как он делал это всегда, но… он просто не мог себя заставить. При каждой попытке сделать, «как надо», гомункула сковывало что-то. Он не понимал что. Что-то, идущее из философского камня в груди. Тепло? Жалость? Вина? Но гомункулы не испытывают подобного. Равно, как у них и нет слёз. Но дождь сегодня какой-то солёный. Энви слишком отчётливо чувствует его на своих щеках. И поэтому не смеет двинуться: Эдвард может упасть. Элрик продолжает: — Энви… — Я Кей, — отрезает Энви, — Ты сам это сказал. И в янтарных глазах загорается что-то невероятно тёплое и искренне. Наверное, так и отражается улыбка, будто месяц в кристально чистой луже. Они не сразу замечают, что кончился дождь. Чёрные, словно клубы заводского дыма, тучи расступились, и из-за них выглядывает молодая луна. Начинают поблёскивать звёзды. А в лужах отражается всё: небо и отступающие тучи, чёрные от темени кроны деревьев и дома, Стальной алхимик и гомункул Энви. Правда, если верить титулам последних, они уже должны были убить друг друга. — Кей… А дождь закончился, — улыбнулся Эдвард, — Но тебе, наверное, холодно будет возвращаться по мокрым и заледенелым улицам в таком неглиже, так что держи, — кое-как опершись на сломанный протез, алхимик стянул с себя ярко-красный плащ, одним хлопком ладоней высушил его и накинул на плечи Кея. — Но гомункулы не мёрз-… — Энви взглянул на Элрика и всё понял, — Спасибо. С ним будет гораздо теплее. — Это лишь благодарность за зонт. Равноценный обмен. И, хмыкнув, Кей зашагал прочь, под ногами у него хлюпали лужи от недавнего ливня, а вдалеке уже слышалась полиция: они смогли-таки отыскать объезд.. . .
Стучат колёса, и скорый поезд везёт братьев сквозь беспрерывный ливень в очередное путешествие. Между Альфонсом и Эдвардом редко повисает такая тишина, как сейчас. Сейчас они оба смотрят в окно. Только там ничего нет. — Братик… — Альфонс предпринимает повторную попытку приободрить брата. — Да? — отвлекается от окна Эдвард, но взгляд его тускл. Ему сейчас ни с кем не хочется говорить. — Я тут одну книжку по алхимии нашёл, но там всё так сложно написано, что я никак не разберусь. Может, пока мы едем, ты мне поможешь? И неважно, что Альфонс давно не испытывает трудностей в подобном, как бы ни была заумна книга. — Да, давай, — Эдвард с привычной улыбкой подсаживается к брату, — С чем у тебя там трудности? — Не понимаю, по какому принципу здесь строятся круги. — Так… Смотри, здесь они отталкиваются от… и несколько видоизменяют… поэтому энергия увеличивается и… Эдвард честно старается отвлечься. Но лёгкий толчок вагона — поезд остановился на станции — заставляет алхимика бросить взгляд за окно: на платформе стоит босой бледный парень с длинными жёсткими волосами. Из-под ярко-красного капюшона плаща грустно сверкают фиалковые глаза. Замечая на себе взгляд, Энви прикладывает к губам палец. И Эдвард молчит. Даже не кивает. Лишь по щеке скатывается одинокая слеза и тут же высыхает. Поезд трогается, увозя братьев дальше.