Чаепитие со смертью

Красная, запыхавшаяся, девчонка заходит с улицы и начинает стаскивать с себя присыпанную снегом куртку. Их она пока что не замечает, и Зен поражается — как можно быть настолько бестолковой? А если бы они были ворами или убийцами? Поразительная беспечность. Сидящий рядом Рикка молчит и тоже не торопится раскрывать своё присутствие. Его спокойные глаза рассматривают девчонку, — кажется, её зовут Хана, — которая стягивает с себя шарф и закидывает его на полку. Подобрав с пола рюкзак, она заходит в комнату. «Интересно, начнёт визжать или нет?» — думает Зен, сожалея, что не догадался заключить с Риккой пари. Даже если бы не выиграл, всё равно стало бы хотя бы веселее. Он всегда терпеть не мог сообщать людям об их скорой смерти. Невозможность умереть самому угнетала, и порой парень ловил себя на том, что завидует своим жертвам. В конце концов их существование здесь, в мире живых, скоро прекратится. Задумавшись, он не сразу понимает, что на него смотрят. Девчонка стоит, облокотившись о диван, и внимательно разглядывает их обоих, и в её тёмных глазах Зен не видит ни капли изумления. От удивления слова уже ставшего традиционным приветствия застревают у него в горле, и он закашливается. Видя его проблемы, Рикка тяжело вздыхает и решает взять его роль на себя, но, прежде чем он успевает что-то сказать, его прерывает спокойный голос девчонки. — Я не думала, что вы придёте так рано, — произносит она, и на её губах мелькает тень слабой улыбки. — Я всегда думала, что шинигами приходят уже перед смертью. В комнате воцаряется мертвенная тишина; скосив взгляд на молчащего Рикку, Зен понимает, что его напарник тоже поражён, и лихорадочно пытается подобрать слова. Девчонка же закидывает рюкзак на диван — парень машинально отмечает: большой, болотного цвета, чем-то похожий на военный, — и с ничего не выражающим лицом отправляется к стоящему на столе чайнику. — Чай, кофе? — спрашивает она, и у Зена возникает странное чувство. Будто бы не они, забирающие души, внезапно нагрянули к ней домой, а она давным-давно ждала их со смертью к себе в гости. На столе стоят вазочки с разноцветными конфетами и печеньем, и почему-то Зен отчётливо осознаёт, что хозяйка квартиры не любит сладкое. Но оно здесь, стоит, тускло поблёскивая фантиками и сахарной посыпкой в неярком свете лампы, а рядом с ним — три одинаковые чашки на белоснежных блюдцах. Из носика электрического чайника клубами вырывается густой пар. Всё готово к чаепитию. — Чай, пожалуйста, — неожиданно размыкает губы Рикка. Зен с удивлением смотрит на него и ловит его странный взгляд, направленный на девчонку. Зену интересно, что его напарник думает о ней и о чём уже успел догадаться, однако сейчас не время спрашивать. Чай стынет. На реплику Рикки девчонка отвечает непонятной блуждающей улыбкой, и, склонив голову, вопросительно обращается к Зену: — А тебе? Ситуация напрягает своей необычностью, в воздухе висят невысказанные вопросы и пар от наливаемого чая. Но чего только ни встречают на своём пути шинигами — и Зен решает: была-не была. Зачем придираться к невинному предложению и искать в нём подвох? — Чай, — без колебаний отвечает он, и, пытаясь снизить напряжение, добавляет. — Надеюсь, ты нас не отравишь. Рикка скептически приподнимает одну бровь, а девчонка смеётся низким голосом: — Не уверена, что шинигами можно отравить. Чай тёмной глянцевой струёй льётся в чашку, и Зен вдруг понимает, что не может отвести взгляд. Приятно пахнет бергамотом, густой коричневый цвет завораживает, тихий плеск ласкает слух и успокаивает. Подтягивая к себе блюдце, парень заглядывает в чашку. Он не уверен, что хочет там найти, но его так и подмывает посмотреть. Мягко касаясь фарфоровых краёв блеском, в чашке плавает тёплый свет лампы. — Надеюсь, он вкусный, — девчонка вновь необъяснимо улыбается и даёт чай Рикке. Сквозь поднимающийся пар Зену почти не видно его лица. — Вот, можете брать конфеты. Она подтягивает стул, и, садясь, берёт свою чашку. В ней тоже плещется свет. Сидящий напротив Зен почти чувствует исходящее от тонкого фарфора тепло. Над столом вновь повисает тишина. Зен кусает печенье и смотрит на остальных: Рикка изящно дует на обжигающий чай, девчонка, подперев щёку локтем, уставилась куда-то в стену позади него. Проследив за её взглядом, Зен замечает большой настенный календарь, на котором чёрной ручкой обведено двадцать пятое число. Не нужно большого ума, чтобы понять, что это за день и что на него планируется. В голове тут же всплывает строчка из личного дела. «Причина смерти — самоубийство». Вот почему она была готова к их приходу, пусть и не ожидала, что они появятся так рано. Вот почему с абсолютно безмятежным лицом сидит напротив двух совершенно незнакомых людей, невесть как оказавшихся в её доме, и разглаживает фантик от съеденной конфеты. И вот почему у Зена вдруг возникает ощущение, что им здесь рады. Что они — как избавление. Облегчение. Освобождение. Помимо воли ему вспоминается собственная смерть. Если бы он тогда знал, что шинигами — это не просто красивая легенда, то взмолился бы им ещё в дымящейся машине, не дожидаясь того, что случится дальше. «Заберите меня сейчас же». «Я больше не хочу существовать». «Мне незачем жить». — Зен, с тобой всё в порядке? — настороженный вопрос Рикки вырывает его из душных, липких размышлений. У Зена такое чувство, будто его только что вытащили из паутины огромного, отвратительного паука, который неминуемо бы его сожрал. Омерзительно. — Оу, ты волнуешься за меня? — он привычно отвечает шуткой, но по лицу напарника понимает, что сейчас не время шутить. Замерший с чашкой в руке Рикка выглядит обеспокоенно, и Зен ощущает острый укол совести. — Всё в порядке. Я просто задумался. — Глотни чаю, тебе сразу станет лучше, — советует девчонка, отодвигая своё блюдце. — И не думай слишком много. Это вредно. Может, сама того не замечая, она говорит больше, чем хотела бы показывать. Зен оглядывается. Неожиданно большая просторная квартира кажется ему маленькой затхлой клеткой, тюрьмой из четырёх стен, в которых нет ничего, кроме бесполезных вещей, едва ли способных решить проблемы хозяйки. Просто мёртвая коробка, в которой заперт живой человек. — Двадцать пятого? — спрашивает он, пристально вглядываясь в лицо девчонки. Ничего такого, что могло бы предвещать скорую смерть: ни печати горя, ни бесконечной печали, ни отпечатка болезни. Нормальное, совершенно обычное лицо. Глядя на такое, не скажешь, что его обладательница через каких-то три с лишним недели окажется в гробу. Разве что чувство… То самое чувство, которое есть у каждого шинигами — безошибочное чутьё на смерть — подсказывает ему, что ждать до конца ей действительно осталось совсем недолго. Интересно, почему? Впрочем, одёргивает себя он, у неё есть свои причины. У всех нас они есть. — Двадцать пятого, — утвердительно кивает девчонка и тянется к чайнику. Голос её звучит ровно и спокойно; наверное, если бы не какие-то собственные обстоятельства, то она была готова покончить с жизнью хоть сегодня. Однако почему-то всё ещё здесь. Но всё уже решила. — Ну что ж, у нас есть месяц, — Зен потирает ладони между собой и многозначительно переглядывается с задумчиво молчащим Риккой. — Давай знакомиться. Меня зовут Зен.