Дерек не любит возиться с детьми. Но возится

Дерек убьет своих сестер, маму, чету Стилински и своего дядюшку Питера, просто за компанию. А потом, видимо, повесится и сам на ближайшем дубе. Ему четырнадцать, и в нем слишком много ярости и злобы, но он почти не выпускает своего волка. Морщины на лбу у него появятся явно до тридцати, как не устает говорить Лора, пытаясь разгладить его сведенные брови. После смерти отца Дерек ненавидит буквально все, и в доме, полном женщин, две из которых альфы, чувствует себя внезапно беззащитным и все больше замыкается. В доме всегда многолюдно, стая — больше чем семья, но Дерек чувствует себя одиноко. Мать и отец его достаточно сильно избаловали, единственный мальчик, даже младшая Кора иногда получала меньше материнского тепла. Возможно, потому что мальчик, а, возможно, потому что он был единственным, кого Талия рожала по старым обрядам, чтобы он был сильнее. Прошло уже два года после похорон отца, и Дерек почему-то так и не смог толком поговорить с матерью. В нем копится только больше агрессии. Подростку казалось, что она всегда была ему ближе отца, но почему-то именно после его смерти Дерек чувствовал себя максимально далеко. У этого была своя причина, липкая, как свежая кровь из раны, о ней было тяжело вспоминать, ещё тяжелее заговорить. Дядя Питер не отец и не мать, с ним поговорить не получается вовсе. Мало того, что он все рассказывал Талии, так ещё норовил гаденько подшутить над подростком. И Дерек с ним попросту ничем не делится, кроме того, что все и так знают. Разговаривать с Лорой, которая то и дело стремится давить на него своим превосходством и старшинством, совсем нет никакого желания. А любой другой член стаи тут же доложит на него матери. У него нет друзей среди сверстников, и его это вполне устраивает. Он проводит почти все свое время в компании книг и музыки. Он считает, что этого достаточно для спокойной жизни. Этого всегда казалось достаточно. В какой момент все его родственники решили, что из него выйдет лучшая нянька для шестилетки — он не знает. Наверняка потому, что он ещё не перегрыз глотку младшей сестре. Хотя маленькой агрессивной Коры хватало за глаза. Она временами умудрялась дубасить брата до таких синяков, которые даже с ускоренной регенерацией не сходили за один день. Стилински — давние друзья семьи: отец и шериф работали вместе, а Клаудия и Талия дружили вроде еще со школы. До смерти отца семьи часто ходили в гости друг к другу, и Дерек невольно присматривал за младшими. Но рядом всегда оставались родители, и он не сильно напрягался, к тому же Кора и Стайлз неплохо ладили и, как теперь казалось, не обращали много внимания на него. Потом Дерек перестал ходить с матерью по гостям, а если приходили к ним, он здоровался и закрывался в своей комнате или уходил на долгие прогулки в лес. Нет, он не винил Ноа Стилински в смерти отца, ведь убили его охотники. Скорее испытывал горький стыд, потому что за первый год после потери его несколько раз ловили за хулиганство, и ни об одном из этих случаев Талия не знала лишь благодаря шерифу. Поэтому сейчас, сидя в чужой гостиной, Дерек решительно не понимал несколько вещей: почему именно он, почему Талия с такой радостью на это согласилась, и почему шестилетних детей нельзя бить. Стайлз на вид был ангелочком: коротко стриженые темные волосы, большие карие глаза, обрамленные длинными ресничками, пухлые губешки, молочная кожа с таким большим количеством родинок, что для их поиска и подсчета понадобятся минимум сутки. Но за полдня, проведенные с ним, Дерек знал, что это самый настоящий демон. Шестилетка говорил без умолку. Постоянно. Его рот сыпал вопросы буквально каждую секунду. Он беспрерывно что-то делал — бегал, прыгал, менял игры, не успевая начать, разбрасывал игрушки и придумывал все новые. У Хейла уже в первый час разболелась от него голова, а ему предстояло провести с этим ребенком почти неделю. Кажется два года назад, когда Стайлз играл с Корой и им было по четыре, он был спокойнее. Или Дерек херово за ними следил, или ещё хуже помнил. Он едва сдерживался, чтобы не рычать на Стилински. Обед прошел более спокойно, пока рот ребенка был занят едой — он наконец-то молчал. А потом все по новой: они играли в прятки, догонялки, строили замок. Дерек отвечал на тысячу вопросов и думал, что его родители уехали не потому, что у них что-то важное, а потому, что их трахнул собственный сын. К вечеру он был вымотан, а уложить Стайлза тоже оказалось тем ещё геморроем, потому что обычные сказки его не устраивали, зато после прочтения главы из учебника по химии он уснул. Оборотень вырубился, не расстилая диван и даже не укрывшись. Второй и третий день прошли не менее потно, и Дерек был уже более чем уверен, что Стайлз послан ему как наказание. За эти три дня у него на самом деле болел язык от постоянных разговоров. А челюсть сводило от того, как сильно он каждый раз ее сжимал, подавляя рык. На четвертый день Дерек проснулся от резкого неприятного запаха у самого носа. Чертенок отпрыгнул от него, пряча что-то за спиной. – Привет! — улыбнулся тот во весь рот. – Что ты сделал?! — кожу под носом стянуло, и пахло смесью какой-то химии, Дерек потер пальцем и фыркнул, на пальце оказался слабоватый след от черного маркера. – Ничего, ничегошеньки, совсем, совсем ничего. — Стайлз стал отступать от дивана. – Что ты сделал? — Дерек подскочил, откинув плед. Выключенный экран телевизора отражал растрепанного оборотня с нарисованными под носом усами и таким же корявым гротескным шрамом на лбу. Как он только не проснулся сразу?! — А ну иди сюда! — почти рыкнул он, и Стайлз, выронив маркер и весело засмеясь, побежал по дому. — Ты труп! Ты труп, маленький лягушонок! Я поймаю тебя! Зажарю, и когда твои родители вернутся, накормлю их вкуснейшим мясом на гриле, а когда они спросят, где их сын, я скажу, что ты сбежал! Потому что ты — маленький надоедливый лягушонок! И заслуживаешь смерти! Дерек сорвался, почти потерял контроль и рычал, готовый волком кинуться на истрепавшего ему нервы мальчишку. Ему четырнадцать, а он должен был присматривать за невыносимым шестилеткой, готовить ему, развлекать, гулять с ним и всячески занимать, при том, что спать удавалось чертовски мало. Эти три дня были настоящим адом, а этот мальчишка заслуживал трепки. Дерек два года не давал волю волку, не выпускал когти, не доходил до релиза, даже глазами почти не сверкал, а сейчас словно кран прорвало. Он нагнал Стайлза перед самой комнатой, уронил на пол, а после подхватил за лодыжку, держа его над полом и зло рыча. Короткая пробежка его нисколько не утомила, но каждый мускул в теле был напряжен. Он не заметил, как выпустил клыки и когти, и даже не думал, что возможно мог напугать мальчика. Стайлз затих, вглядываясь в звериные черты, а потом растянул свой огромный рот в улыбке и зажмурился, потянув к нему руки, пытаясь как обезьянка ухватится за него. – Дер-Дер! — Стайлз обхватил его, звонко смеясь. Дерек опешил, злость почему-то сразу отступила, и он спрятал волка, более аккуратно перехватил хохочущего Стайлза и прошел с ним в комнату, усадив его на кровать, и сам сел рядом. Когда приступ смеха прошел, мальчишка прижался к плечу Дерека тяжело вздохнув. – Он смывается, честно, я пробовал. Нужно хорошенько намылить и потереть, и все отмоется. Этот не такой стойкий, как другой! - Стайлз снова захохотал, указывая на недотертую черную полоску на руке. — Ты все же умеешь! Дерек вдруг четко вспомнил, что когда Коре и Стайлзу было два, он частенько обращался перед ними, и они его не боялись. Он вспомнил и то, как они мгновенно успокаивались, видя его волком, и как маленькие ручки зарывались в черную шерсть. И что они засыпали на нем почти мгновенно. Дерек почти забыл об этом, он потрепал Стайлза по голове, и злость окончательно ушла. – Иди умывайся. — Дерек тяжело вздохнул и, потерев пальцем под носом, продолжил. — Я пойду тоже отмывать вот это, лягушонок. – Я не лягушонок! — Стайлз прищурился и нахмурился. Дерек кивнул и не стал ему отвечать, он прошел в ванную. Стереть маркер, изображавший ему усы, оказалось не так уж и просто, как его только что убеждал Стайлз, но все же из ванны он вышел без следов на лице и отправился готовить завтрак. Остаток дня прошел на удивление спокойно, Стайлз почти висел на Дереке и просил почитать ему те заумные книжки, словно лекарства сработали первый раз за неделю, и ребенок обуздал свой диагноз. Хотя он продолжал оставаться болтливым. Перед сном, после выпитого стакана молока, мальчик вдруг схватил Дерека за штанину и долго не отпускал, пока вдруг сбивчиво не заговорил. – Мог бы ты снова стать волком? Ты же ещё умеешь? Я слышал, как тетя Талия однажды жаловалась маме, что ты разучился. Но ты же не разучился? Сегодня утром ты почти обратился, даже клыки были. Большие клыки и когти. — Стайлз подставил палец свободной руки к губе, пытаясь изобразить торчащий клык. Дерек помолчал, поджав губы. Нет, он не разучился. Просто не хотел, и, кажется, сам волк в груди жался от подобной просьбы. Никто не просил Дерека обратиться, хотя он часто видел, как Кора дулась и смотрела на него, желая снова прокатиться на спине, или просто поваляться с ним. – Нет. — Дерек мотнул головой и сделал шаг, выдергивая свою штанину. — Спи. — он вышел из комнаты, забрав с собой стакан, и спустился вниз. Он слышал, как взволнованно стучит маленькое сердечко и почти видел, как обиженно мальчишка кутается в одеяло и сопит в подушку. Дерек не хочет снова превращаться в волка, будь его воля, он бы вообще отказался от своей звериной сущности, но не может. Его снова затапливают злость и страх. И боится он не того, что случилось два года назад, не себя, он боится кареглазого шестилетнего мальчишку, который смотрит на него с восхищением. У Дерека не получается заснуть, а когда утром приезжают Клаудия и Ноа, он отчитывается им о проведенном времени, но ни разу не жалуется на их сына. Отдает ключи от дома, не прощается со Стайлзом и, не дожидаясь, когда за ним приедет мама, уходит. Он долго гуляет по улицам, по лесу, полностью погруженный в себя, но к ночи все же возвращается домой. Дерек спокойно выслушивает ругань Талии и соглашается с наказанием в виде домашнего ареста. Даже подзатыльник от Лоры принимает спокойно, а когда остается в гостиной один на один с мамой, то долго смотрит на нее, но так и не решается заговорить. Стискивает зубы и уходит к себе. Он сам не знает, что именно хочет сказать. Дерек зарывается в домашней библиотеке и читает все, что может достать: все тайные легенды и все, до чего раньше не мог дотянуться. Он не знает что именно хочет найти в древних фолиантах, но нервно впитывает любую информацию. **** – Почему я?! Почему не Лора?! Почему никто другой из твоей стаи! — Дерек всплеснул руками, и, если можно кричать шепотом, то он именно это и делал. – Потому что ты ладишь с детьми, Кора и Стайлз слушаются только тебя. —Талия, нахмурившиь, посмотрела на сына и продолжила таким же надрывным шепотом. — Это и твоя стая! И я не хочу больше выслушивать твои возмущения. Отнеси уже лимонад на веранду и присмотри за детьми! — она блеснула красной радужкой, и Дерек, скрипнув зубами, был вынужден подчиниться. Прошло больше двух недель, и сегодня был праздник в доме Хейлов, собралось много гостей, и не только принадлежащих стае, в списке была и семья Стилински. А Дерек опять должен был играть няньку, потому что выпал промежуточным звеном. Он не попадал в компанию взрослых, ещё сильнее не попадал в компанию сверстников Лоры, да и не хотел, оставалось присматривать за мелкими. Помимо Коры и Стайлза было ещё два мальчика, погодки пяти и шести лет — Руфус и Томас — дети одного из людей стаи, а ещё одиннадцатилетняя Бонни. Дерек не знает, чья она дочь, но знает, что родственница Дитона, и она доставляет меньше всего хлопот. Потому что она послушная, молча смущается, глядя на него и берет на себя роль помощницы — возится с Руфусом и Томасом. Потому что Кора и Стайлз смотрят на нее неодобрительно и явно не планируют с ней дружить. Дерек тяжело вздыхает, он не может спорить с матерью. Он ставит лимонад на банкетный стол, делает шаг в сторону и ловит за шкирки Стайлза и Кору, которые несутся прямо в стол с напитками. Он на секунду закрывает глаза и оттаскивает их подальше, продолжая крепко держать за капюшоны толстовок. – Я просил вас посидеть тихо! — говорит он, надеясь, что никто из взрослых не заметит рычащих ноток. А после бросает взгляд в сторону беседки, где он просил Бонни присматривать за ними. Девочка смотрит на него виновато и отворачивается, продолжая играть с более спокойными Томасом и Руфусом. – Это скучно-о-о-о! — тянет Кора, но почти не вырывается. – А ещё я просил вас слушаться Бонни! – Нет! Она дура! — вдруг выпаливает Стайлз, надуваясь словно рыба фугу. – Да! Да! — мгновенно вторит ему Кора. Дерек оттаскивает их ещё дальше от гостей и беседки, а после останавливается, перехватывает их за запястья и присаживается на корточки. – Стайлз, так нельзя говорить о девочках. – Можно, если она правда глупая! Кора вот не глупая! А Бонни — дура! — Стайлз хмуро смотрит на свои маленькие кедики, но не пытается вырваться. – Почему она глупая? — Дерек тяжело вздыхает и смотрит на Кору, которая, в отличие от друга, смотрит на брата. Ему хочется потереть переносицу, но обе ладони заняты. – Она смотрит на тебя так, словно ты её будущий муж! — безапелляционно говорит Кора и хмурится. — Глупая! Кто будет смотреть на девочку с таким мерзким запахом?! Фу! – Кора! — Дерек закатывает глаза, — давайте договоримся. Во-первых, вы не будете никого обзывать, потому что чужие мысли — это не повод для обзывательств. Во-вторых, вы не будете ничего крушить, особенно столы с едой, все гости принесли свои блюда. Мама старалась. Я знаю, что Клаудия тоже старалась, поэтому они расстроятся, если все окажется на земле. Если вы так не хотите сидеть с Бонни, то когда мне нужно будет отойти, вы будете моим волчьим хвостом. — После этих слов Стайлз вскинул голову, мгновенно меняясь в лице и улыбаясь. – Это как? — в карих глазах точно пляшут чертята. – Ходите за мной след в след и ни на шаг не отставайте. – Мы не увидим твоих следов на траве. — Кора улыбнулась, с не меньшим интересом смотря на брата. – Мы возьмемся за руки и будем ходить цепочкой. — Дерек отпустил их запястья и выставил ладонь с оттопыренным мизинцем. — Если мы договорились, то цепляйтесь своими мизинцами за мой. Стайлз, почти не задумываясь, тут же уцепился своим маленьким пальчиком за его. Кора чуть помедлила и тоже уцепилась своим мизинцем за брата. Дерек потряс ладонью и подул на их пальцы в призыве расцепиться, а после поднялся и протянул ладонь. Маленький Стилински тут же взял его за руку, Кора соответственно взялась за друга и такой цепочкой они направились обратно к беседке. Кажется, Талия была права, что они слушаются только его. Он врет себе, что её горделивый взгляд не скребет по затылку. К концу дня Дерек почти уверенно может сказать, что возиться с детьми не так плохо, а Кора и Стайлз не такие уж чертята, или только сегодня они взяли выходной. Он все время таскается с ними, иногда к ним даже присоединяются Бонни, Томас и Руфус. Но погодок вскоре забирают родители, которые уходят раньше всех, а Бонни, под грозные взгляды Стайлза, убегает к Дитону. Дерек думает, что детская ревность довольно страшная штука. Когда на улице холодает, оборотень первым с младшими перебирается в дом, и они строят огромный замок из лего в комнате сестры. А потом родители находят их спящими на диване в коридоре, оба шестилетних ребенка расположились на его груди. Стайлз трепетно сжимает его палец, а Кора напускала слюней на рукав его рубашки. А потом эта фотография висит у обеих семей в центре холодильников. Дерек каждый день деланно хмурится, но на самом деле нисколько не жалеет. **** Дереку семнадцать, у него все ещё нет друзей, но девчонки за ним бегают, подкладывают любовные записки и всячески хотят внимания с его стороны. Ему льстит это, но абсолютно не нужно. Он всё ещё переполнен горем и злостью, хоть и стал намного спокойнее. Мама подарила ему новенькую Камаро на день рождения, и это добавляет ему очков популярности, а ещё то, что он уже приобрел неплохую физическую форму. Но Дерек не хочет отношений, не ходит на подростковые тусовки, и в столовой всегда садится один. Он готов расцеловать создателя наушников, потому что это решает море проблем. Волкам нужна стая, общество, компания, но Дерек, видимо, неправильный волк, ему лучше одному. Коре и Стайлзу по девять, они все так же дружны, ходят в один класс, и даже друзья у них общие. А ещё за ними больше не нужен сильный присмотр. Единственное, что делает Дерек — забирает их с уроков и подвозит сына шерифа домой. Стайлз вытянулся в росте и сделался каким-то ещё более нелепым и окончательно похожим на лягушонка. Оборотень глушит в себе желание его так называть, потому что мальчик дуется хоть не очень долго, но обидно. Просто перестает обращать внимание на его существование на несколько дней и умудряется делать это, даже находясь на расстоянии вытянутой руки, а это почему-то задевает сильнее. Прошло уже пять лет, а каждая годовщина смерти отца отзывается тупой болью. Дерек до сих пор не нашел в себе сил поговорить с матерью, но чувствует, что тянуть больше некуда. Ему хорошо одному, но он знает, как больно делает матери, отдаляясь от стаи. Он окончательно запутался. На дне рождении Коры дом полон детей и, несмотря на это, невероятно пуст, потому что помимо них из взрослых только Талия, Клаудия и ещё несколько мамочек, имен которых Дерек не знает, но они родительницы друзей сестры. А он просто хороший брат и, не обращая внимания на гнетущее чувство внутри, не испортил ей ещё ни одного праздника. Он не участвует в общем веселье, потому что его в принципе на него не звали, да и играть с десятилетками ему не очень улыбается. Поэтому он наблюдает со стороны, просто не может иначе, и совсем немного боится, что Кора переусердствует с силой. К нему вдруг подсаживается Стайлз и улыбается во весь рот. – Тебя опять заставили за нами следить? — Стайлз старается звучать уверенно, но его волнение выдает быстро бьющееся сердце. – Не заставляли. — Дерек смотрит на него и старается не хмуриться. – А раньше заставляли. — Стайлз смотрит куда-то вдаль, а потом вдруг быстро тараторит вопрос: — Почему ты всегда один? Дерек чувствует, как его сердце ухает куда-то в живот и стучит довольно глухо. А ещё совсем не может подобрать слов, он молчит слишком долго, и Стайлз продолжает. – Ты в школе всегда один, обедаешь один. За тобой бегают девочки, но ты один. Не тусуешься на вечеринках, тебя даже папа ни разу не арестовывал, хотя ты выглядишь как те, у кого папка с делом должна быть толще моего запястья. Тетя Талия не жалуется на тебя маме, она скорее уходит от темы обсуждения тебя, зато с легкостью говорит о Коре и Лоре. Не подумай, мы не подслушивали, просто Кора хорошо слышит, как и, наверное, ты. Тебе так не нравится с людьми? Но с нами же с Корой ты возишься, всегда. Хотя Скотт говорит, что ты выглядишь пугающе. Эрика один раз даже взвизгнула, когда первый раз увидела, как ты стоишь у машины и ждешь нас. И Кора подралась с одним мальчиком который сказал, что ты похож на убийцу. Рассекла ему бровь, только не говори, что я рассказал, она и меня побьет. Дерек приподнимает одну бровь, пытаясь переварить то море информации, что на него вылили. – Ла-а-адно, не отвечай. Но мы же с Корой все равно твои друзья. Так ведь? — Стайлз нервно сжимает свои острые коленки, а потом быстро подскакивает с места и поворачивается к нему лицом. – Да... — Дерек только кивает. — Друзья. Стайлз расплывается в своей лягушачьей улыбке и показывает большой палец, а после торопливо возвращается к остальным гостям. Стайлз похож на спусковой крючок пистолета, который стреляет Дереку прямо в голову. Когда они провожают всех гостей, а счастливая Кора отправляется в свою комнату распаковывать многочисленные подарки, Дерек наливает матери в бокал вино и вместе с ним идет к ней в кабинет. Талия выглядит уставшей, без маски сильной уважаемой альфы, он видит это выражение лишь секунду, потому что в следующую она улыбается и принимает из рук сына бокал. – Что случилось? — Талия улыбается и поглаживает сына по макушке, и, к её удивлению, он не уходит от ласки. – Хочу поговорить. – Дерек... - Женщина тяжело вздыхает, но видя во взгляде сына решимость — замолкает. – Просто послушай, ладно. Пять лет прошло, а рана не затягивается. Я не могу перестать злиться, во мне столько злости, что она, кажется, затопит весь этот чертов город. Вы с отцом всегда говорили, что стая — больше чем семья. Отец был твоей опорой и поддержкой, и после его смерти ты, наверное, ждала, что этой опорой стану я, потому что не альфа как Лора. А я закрылся ото всех. — Дерек опускает взгляд. — потому что виноват в смерти отца. – Дерек... ты не виноват, тебе было двенадцать. — Талия беспокоится и, отставив бокал, хватает сына за руки. - Дерек, милый мой. – Мам... Я был глупым щенком, мне нравилось становиться волком. Мне не стоило тогда носиться по лесу, я угодил в ловушку. Отец вытащил меня и велел спрятаться, а сам увел их. Я не был просто свидетелем... я виноват. Талия молча притянула Дерека к себе в объятия, давая безмолвное разрешение. И он плакал, как наверное не делал это уже много лет — навзрыд. – Дерек, ты не виноват. Я никогда тебя не винила и не стану, ты мой щенок. Я выносила тебя и родила так, как считала нужным; ты больше волк, чем человек. Любой из стаи сделал бы так же, мы должны защищать младших. Мой маленький Дерек. Я считала, что тебя снедает только горе, а ты измучил себя чувством вины. — Талия нежно фыркнула ему в макушку. — Ты не должен закрывать своего волка. Я знаю, что ты обращаешься только в полнолуние, и это ранит, делает тебя слабее. Я не буду скрывать, что скучаю по твоему отцу, и его действительно во многом не хватает. Но у меня есть вы, наша стая, друзья. Мы движемся дальше с застарелыми шрамами. Дерек плакал под тихий голос Талии и чувствовал, как боль отпускает его. Да, рана все ещё продолжает кровоточить, но у него всегда есть тот, к кому он может обратится за советом. Он чувствует её поддержку, поддержку волка и, кажется, даже луны. В эту ночь он спит спокойно и почти без сновидений.