Позабытые стынут колодцы, Выцвел вереск на мили окрест. И смотрю я, как катится солнце По холодному склону небес, Теряя остатки тепла.*
Мать Алмы Бентам давно привыкла, что её дочь не такая, как все. Что Алма красит волосы в синий цвет и знает наизусть почти все виды табака. Что помешана на времени и параллельных мирах. Что сбегает на какие-то заброшки и непонятно, что она там делает. Что разговаривает с птицами. Мать Алмы Бентам не понимала. Она просто привыкла. Алма привыкла, что мать ее не понимает. Привыкла, что нужно сбегать на заброшки, чтобы хоть где-то спрятаться от брата — нормального, идеального. Привыкла, что вечно тянет курить, и никогда не получается опоздать. Даже если Алма выйдет из дома на час позже назначенного времени, что-то произойдет и она снова придет вовремя. Алма привыкла, что ее тянет в воздух. Каждую ночь она просыпалась и чувствовала, что вот-вот взлетит. Привыкла ощущать себя персонажем другой сказки, той, где она не человек, а птица. Алма привыкла. Родители Горация Сомнассона привыкли, что их сын мечется по ночам и ходит один. Привыкли, что ему нравится старинная одежда, и он может ходить по магазинам часами. Что он бредит сапсанами и заброшенными домами. Они не понимали — они привыкли. Гораций Сомнассон привык, что ему снится что-то странное. С самого детства. Что-то о странных людях, которые управляют огнем, летают, разговаривают с растениями. И привык, что в каждом сне видит сапсана — живой ли птицей, игрушкой на полке, рисунком ребенка. Странно, но он верит сапсану. Сапсан вообще был первым, о чем узнал маленький Гораций. Впрочем, Гораций не узнал о сапсанах — он всегда о них знал, с самого рождения. Отец Эммы Блум привык, что его дочь обожает готовить и никогда не обжигается. Что не доверяет ему и сбегает на заброшки. Что спит с незапертой дверью и страдает клаустрофобией. Что обожает птиц и хочет стать орнитологом. Привык, что его дочь не такая, как все. Он не понимал — он просто привык. Эмма Блум привыкла к своей клаустрофобии. Привыкла, что боится отца, хоть он и не давал повода. Привыкла, что не боится огня. Эмма не сказала отцу, что однажды пламя обхватило всю ее руку и не обожгло. Эмма привыкла верить только птицам и младшей сестре. Миллард Наллингс привык, что его никто не замечает. Привык, что при этом его находят и избивают. Зануда и отличник. Миллард увлекался географией и научными открытиями и не видел в себе плюсов. Один сплошной минус.Отдавай мне душу, мой гость, мою, А не хочешь если — бери себе. *** И зачем мне, право, моя душа, Если ей у тебя, мой гость, хорошо.**
Эти трое не должны были встретиться, но это случилось. Гораций и Алма столкнулись, когда бродили по заброшке. Мальчик почему-то сразу сравнил новую знакомую с сапсаном и понял, что верит ей. Безоговорочно. Они стали встречаться каждый день. Через некоторое время на них наткнулась Эмма. Никто не понимал, почему они стали приходить в тот дом и разговаривать, но все поняли — больше они друг без друга не смогут. Вскоре к ним пришел Миллард. Алма была самой старшей и следила за остальными. Приносила еду и помогала с домашним заданием. Она была первой, кто заботился об этих детях — брошенных, чужих, странных. Когда Миллард принес ей трубку, она страшно обиделась. А потом… сама не поняла, как начала курить. Они делились всем, что у них было — нерастраченной любовью, самыми сокровенными тайнами и мечтами и быстро стали настоящей семьей. Семьей, которой у них никогда не было. Алма предложила найти таких же, как и они — потерянных. Брошенных. Они быстро приняли идею и нашли первых детей. У Клэр Денсмор болела голова. Всю ее жизнь. Родители махнули на девочку рукой, когда ей было семь лет. С тех пор она уже год была предоставлена самой себе. Когда Эмма привела ее на заброшку, Клэр подошла к Алме и, посмотрев на нее, сказала: — Она будет моей мамой. Миллард привел Оливию. Она была ровесницей Клэр и сразу подружилась со сверстницей. Девочки всегда были в центре внимания. Им доставалось всё самое лучшее, и никто не возражал. Хью и Фиона пришли сами. Никто не знал, как они их нашли, и не хотел знать. Это было неважно. Чем больше людей приходило на заброшку, тем уютнее она становилась. Алма вывела всю пыль и навела порядок. Эмма принесла разноцветные ткани и завесила ими разбитые окна. Фиона поставила цветы. Хью оставил в покосившемся шкафчике мед. Гораций раскрасил стены. Миллард заставил шкафы книгами. Клэр и Оливия принесли свои мягкие игрушки. На улице Алма встретила Бронвин Брантли. Девочку не любили родители из-за истинно мальчишеских способностей и интересов. Алма пригласила ее в дом, и через три дня она пришла. Еноха О`Коннора дети нашли, когда он пробрался в дом и нагло спал на диване. На совете его решили оставить. Странные люди нашли друг друга и были счастливы.***
Гораций грустно улыбнулся. Последних полгода он всегда улыбался грустно. Странный мальчик по имени Гораций Сомнассон снова остался один. Когда пять месяцев назад его родители узнали, с какой компанией общался их сын, они сразу же отвели его к психологу. От психолога они пошли к психотерапевту, от психотерапевта — к психиатру. Белые кабинеты отпечатались на сетчатке глаз мальчика. Подъем — «как спалось, милый?» — завтрак — «все в порядке, солнышко?» — «Гораций, одевайся, нам пора к доктору» — «доброе утро, Гораций. Как спалось?» — «Гораций, что ты хочешь на ужин?» — «Спокойной ночи, Гораций». Где-то там, на переферии сознания. Тонким писком. Гораций, Гораций, Гораций. Они никогда не называли его Горацием. Братик, друг, милый. Как угодно, только не Гораций. Высокомерно. Холодно. Мерзко. Психиатр делал все, лишь бы мистер и миссис Сомнассон ему заплатили. Эти люди слишком хотели нормального ребенка. Что ж, они почти его получили. Гораций Сомнассон попал в сумасшедший дом.Вспоминаю о той, что когда-то Что когда-то крылатой была — Она давно умерла.*
Все его бросили. Снова. Теперь Гораций снова был чужой, брошенный, странный. Первой ушла Клэр. Маленькая, веселая… сладкая. Гораций протянул ее имя. Клээр. Оно таяло на языке кубиком рафинада. Когда она не пришла, все переволновались. Особенно Алма. Когда старшая девушка пришла к родителям Клэр, ей сказали, что девочка разбила голову, упав с лестницы. В душу Горация закралась тревога. Потом пропала Оливия. Ее родители сказали обеспокоенной Алме, что их дочь самоубилась. Оливии всегда казалось, что она могла летать. Горацию стало страшно. Они умирали один за другим, и всегда это было связано с их «отклонениями». Клэр. Кусочек рафинада. Оливия. Воздушный зефир. Фиона и Хью. Они умерли, как и пришли — вместе. Вишенки. Енох. Халва. Миллард. Тягучая карамель. Бронвин. Жесткий щербет. Эмма. Нуга. Алма. Хрустящее безе. Она ушла последней. Ее сбила машина. Глупо и банально. Такие, как она, не должны умирать таким образом. Эти восемь дней погода стояла отвратительная. Лил дождь. Прилетела бы Мэри Поппинс, да только она умерла. Они все умерли. Они все оставили его одного. Гораций улыбнулся. Если он умрет, то снова их встретит. У него снова будет семья. Настоящая. Гораций протянул руку к шее и понадеялся, что умрет раньше, чем потеряет сознание. Вошедшая через пять минут медсестра опоздала. Она обнаружила только лежащий на полу труп мальчика. Гораций Сомнассон пережал сонную артерию. Гораций Сомнассон ушел к своей семье. Настоящей семье.***
Гораций проснулся, потянулся и почувствовал, что что-то не так. Он был каким-то… маленьким? Мальчик вытянул руку перед собой. Да. Он стал младенцем. Черт, все пошло не так, как планировалось! Он должен был умереть и проснуться где-то в раю. Или не в раю. Но где-то со своей семьей — в смысле, с Алмой и другими детьми. А если другие тоже переродились? Они же могли переродиться там, где и не встретятся с ним. Например, в Африке. Или в 2239 году. И он опять будет один. Он не хочет. Ему это не нравится. Гораций заплакал. Над ним склонилась какая-то женщина, видимо, мама, и начала сюсюкать. Гораций заплакал громче. Он не выносил сюсюканий. Хотя женщина могла заполучить его благосклонность уже тем, что смогла заставить его спать. Гораций спал и видел сны. Он, пожалуй, был единственным человеком на земле, который всегда видел сны, когда спал. И эти сны могли сбываться. Не все, конечно, но сам факт сбывающихся снов немного напрягал. В первый день его новой жизни он видел остров, солнце, море и песок, и, о чудо, детей и Алму, и он был с ними, и Гораций был счастлив. Он еще не знал, что его сны будут действительно сбываться, но в вещие сны верил и очень надеялся, что этот сон окажется именно таким. А потом Гораций рос, забывал свою прошлую жизнь и только сон — один-единственный, повторяющийся, напоминал о ней. Впрочем, к пяти годам он стал обычным маленьким ребенком, который искренне не понимал, почему ему снится сон с какими-то детьми, какой-то женщиной, и почему он, Гораций, так рад с ними быть. Потом Горацию приснился первый вещий сон. Кажется, он был о затонувшем круизном лайнере. Когда на кухне о кораблекрушении сказали по радио, мальчик не обратил внимания. Только в комнате он понял. Все реплики родителей, все ответы Горация, бормотание радио — все, что произошло на кухне, снилось ему в эту ночь. Ему было тогда 8 лет. Потом вещие сны снились ему все чаще и чаще. Были и кошмары, и хорошие сны, и этот дурацкий — с пляжем, детьми и странной женщиной. Впрочем, Гораций не запоминал детей, после пробуждения он помнил только женщину. И почему-то упорно ассоциировал ее с сапсаном. А потом Горацию приснился он сам. Он был на какой-то заброшке и там были те дети и женщина. И, как ни странно, Горацию было хорошо там. Это место было таким домашним и уютным, что он захотел остаться там, с этими детьми и с той странной женщиной. Почему-то он считал их своей семьей. То есть не сам Гораций, разумеется, у него была своя семья — мама и папа, нет, тех людей своей семьей считал другой Гораций, из сна. Женщина стала сниться Горацию чаще и вскоре он узнал, что зовут ее Алмой Сапсан, что она воспитывает детей со странностями и имеет проблемы с братьями. А, раз Горацию снятся вещие сны, то… может ли он считаться странным? В конце концов, он же видел, как играет с этими детьми, значит, мисс Сапсан все-таки придет за ним. Или нет.Что ни вечер, то мне, молодцу, Ненавистен княжий терем, И кручина злее половца Грязный пол шагами мерит.***
Отношения Горация с родителями стали портиться. Ни мама, ни папа не понимали, откуда их ребенок знает такие странные вещи, которые никак нельзя было предугадать. На него стали поглядывать с опаской. Мальчик предпочитал сидеть в своей комнате и ни с кем не разговаривать. И без того не слишком общительный, он еще больше замыкался в себе. Теперь он думал только о снах, тех детях и Алме Сапсан. Гораций круглыми днями читал, иногда отвлекаясь на еду, и старался не спать. Он продержался ровно 4 ночи, но на пятую сдался сну. Ему снова снился вещий сон. Правда, сразу после пробуждения он его забыл и, как не пытался, вспомнить его не мог. Списав все на недосып, он решил все-таки поспать. Через неделю спокойного сна без кошмаров Гораций снова читал в своей комнате, когда услышал разговор родителей и какой-то женщины. Мальчик решил не обращать на это внимания. У его родителей было много друзей. Мало ли, кто из них пришёл в гости. А потом он прислушался. Голос женщины казался знакомым. Спустя две минуты Горация осенило. Дверь в комнату со скрипом открылась. Мальчик улыбнулся и повернулся к входу. — Доброе утро, мисс Сапсан. Я знал, что Вы придете.