Поздняя ночь. На часах уже перевалило далеко за двенадцать. Улицы ночного Сеула совсем пустуют без людей, только изредка можно увидеть, проходящего под зонтиком, или быстро бегущего от машины до здания, человека. Конечно, мало кто предпочтёт тёплой и уютной кроватке холодный, раздражающий дождь. Луны за тучами совсем не видно, а дороги освещают одинокие фонарные столбы, свет от которых отбивается о поверхности луж и мешается с водой каждый раз, когда ту тревожит очередная машина. Автомобили – единственные обитатели мокрых и холодных улиц, которые не боятся плохой погоды.
— Даже в такое время и такую погоду кто-то норовит куда-то попасть,– слегка удивленно говорит Чимин, сидя на подоконнике и смотря в окно. Кому он это говорит и зачем парень и сам понять не может. В комнате сидит лишь Юнги, который совсем не слушает Пака и, кажется, вовсе игнорирует его монолог, что-то набирая в компьютере. А Чимину и не нужно что-бы его слушали, ему достаточно уже того, что хён разрешил посидеть в своей комнате, пока тот работает. Вроде, ничего особенного, он просто сидит в комнате Шуги, смотрит в окно и слушает стук клавиатуры, мешающийся с постукиванием капель дождя за окном. Но такая мелочь приносит парню невообразимое спокойствие. Осознание того, что его любимый хён совсем рядом, за пару метров от самого Пака, греет душу, как ничто иное. И да, вы всё правильно прочитали, именно «любимый хён», «любимый» не в том смысле, что лучше других хёнов. «Любимый» в смысле, что с ним хочется быть всегда и везде рядом, хочется прикасаться к его фарфоровой коже, хочется погрузить свою маленькую ладошку в его, ещё не до конца восстановившиеся после последнего окрашивания, волосы, хочется чаще ловить его взгляд на себе, хочется прикоснуться к его губам, хочется всего его только себе и больше никому.
Чимин уже давно начал ловить себя на подобных мыслях. Сначала, его это слегка пугало, смотреть в глаза Юнги после таких мыслей было невыносимо стыдно, а ощущение, что он делает что-то плохое, противозаконное и аморальное, никак не хотело покидать. Первые пару дней помогал метод «убегай, как только видишь». Только на горизонте появлялся Шуга, как младший сразу же придумывал отговорки и скрывался. Но долго это не продлилось, не видеть хёна каждый день, не чувствовать его запах и тепло хотя бы на дистанции, стало непосильной задачей для Пака. И уже через три дня избегания старшего Чимин вернулся к тесному общению с Мином. Но теперь это было не просто тесное общение, донсен начал липнуть к Юнги с новой, удвоенной силой. Застать Пака отдельно от его хёна было практически невозможно.
Остальные участники группы заподозрили что-то неладное. Их удивляла не чрезмерная прилипчивость Чимина к Шуге. Парню всегда был свойственен недостаток внимания, из-за которого он постоянно за кем-то таскался, не отставая ни на секунду. Хотя и такое нездоровое внимание к одному из друзей было впервые, но в глаза бросалось кое-что другое. Безразличие Юнги. Репер всегда любил побыть какое-то время наедине с самим собой. Крайняя степень внимания со стороны фанатов и другой публики очень утомляла, поэтому ему было просто необходимо проводить время в одиночестве. Раньше он мог закрыться в комнате, или студии и работать над новой идеей, или же просто сидеть в тишине и спокойствии. Бывало, что он закрывался у себя почти на весь день и просто лежал, не спал, не смотрел фильмы, не слушал музыку, просто молча лежал и о чём-то думал. Хотя почему «раньше» и «бывало», он и сейчас так делает. Закрывается у себя и никого не впускает. Никого. Кроме Чимина. Собственно этот факт и удивлял парней. Ещё пару месяцев назад проход в личное пространство Юнги, когда тот отдыхает, был строго под запретом для всех, в том числе и Пака. Но какое-то время назад Шуга перестал относить младшего к слову «все». Теперь они вдвоем сидят в тишине и думают каждый о своем. Иногда Чимин даже на ночь у хёна остаётся. И обоих всё устраивает. Младший рад, что может проводить ВСЁ своё время со старшим, а репера ничего не тревожит, пока его донсен молчит и не мешает. На самом деле, Юнги нравится молчаливый и спокойный Чимин. Парня не так часто можно увидеть расслабленным, счастливым и не уставшим, поэтому Шуга ценит такие моменты.
Сегодняшняя дождливая ночь один из тех самых дней, когда Паку позволяется просто сидеть рядом. Тишину нарушают только стук клавиатуры, дождь и громкие разговоры других ребят за стеной. Чимин, после тщетных попыток поговорить с Юнги, просто сидит и смотрит на него. Наблюдает, как длинные пальцы хёна перемещаются по клавиатуре, как тот время от времени хмурит брови и ворчит что-то неразборчивое, постоянно смахивая мешающие волосы подальше от глаз. В это время Мин такой уютный, младшему хочется подойти и обнять его, поцеловать щёчку, губы, затем шею, оставить ярко-красный засос, чтобы все видели, что Юнги только его. Особенно сильно это хочется показать Хосоку.
Да, Чимин не имеет права запрещать хёнам проводить время вместе из-за того, что он ревнует. В конце концов, они не встречаются. Но что можно с собой поделать, просто перестать ревновать не получается. Особенно, когда видишь, как Хосок берёт Мина за руку, или обнимает со спины, даже, когда они просто стоят и о чем-то болтают, заливаясь смехом. Всё это раздражает Пака. Ведь, что за несправедливость? Почему Чону позволено свободно посещать студию старшего? Почему Юнги разрешает ему пользоваться аппаратурой, в то время как остальным и близко возле техники хёна стоять нельзя? Почему Хосок настолько близок с Мином и, самое важное, как Чимину подобраться ещё ближе?
И вот снова, мирную тишину прерывает громкий стук двери и в комнате появляется Джей-Хоуп:
— Юнги-хён, ты снова работаешь? Помнишь, мы создавали небольшие заметки для новой песни?– задаёт подряд сразу два никак не связанных вопроса Чон.
— Ну и?– отвечает только на один вопрос, который и требует ответа, Шуга.
— Я хотел бы внести кое-какие изменения. Я быстро, пока мысль не потерял,– уже тянется к компьютеру Хосок.
— Ну вноси,– сворачивает открытое окно Юнги и открывает другую программу.
Хоуп что-то быстро набирает, закрывает программу, бросает скорое «спасибо» и покидает комнату, возвращая прежнюю тишину. Мин спокойно садится на своё место и продолжает начатое. На Чимина же никто внимания не обратил вообще. Будто его здесь и нет. Не то чтобы его это расстраивало, скорее бесило. Стоит Хосоку зайти в комнату, ему сразу всё: внимание, доступ к своей технике, даже тактильные контакты. Ради какой-то правки Чона, Юнги отвлёкся от работы, освободил ему своё место и дал полный доступ к своему компьютеру, а ради ответа на небольшую реплику Пака, он и на секунду отвлечься не может.
— Бесит!– случайно проговаривает младший, еле слышно, но достаточно, чтобы хён заметил.
— Ты о чём? О Хосоке?– наконец соизволил отвлечься старший.
И вот снова! Как только речь начала касаться персоны Хоупа, Шуга обращает внимания на слова Чимина, в других же случаях слова парня остаются пропущенными мимо ушей. Злость и ревность вновь начинают бушевать, пересиливая все остальные эмоции, вместе со страхом и здравым смыслом. Младший не задумывается о последствиях, он просто говорит то, что у него на душе уже так долго.
— О тебе!– грубее, чем обычно и без уважительно приставки, огрызнулся Пак.
— Ты забыл, что я твой хён? Где уважение?– недовольно спросил репер.
— Как я могу относится к тебе с уважением, когда я всего лишь пустое место. Или всё же предмет декора?– обида и горечь как будто пропитала голос Чимина, с каждым новым словом он говорит всё громче и громче, а на глаза наворачиваются слёзы. – Я сначала был рад, что ты пускаешь меня к себе, я думал, что ты просто относишься ко мне по-другому, не так, как к остальным. Но теперь я понял, что ты просто меня ни во что не ставишь, меня будто совсем не существует для тебя.
Юнги и опомниться не успел, как дверь в его комнату громко закрылась, а от Чимина в комнате остался только запах геля для душа. Старший громко вздохнул и откинулся на кресло, прикрывая глаза. Но спокойно отойти от этого потока мыслей своего донсена ему не дал Намджун, бесцеремонно зашедший в комнату без стука.
— И что это было? Что ты такого сказал Чимину? Ты же знаешь, что у нас запланировано много мероприятий, не лучшее время для ссор,– строгим тоном он начал отчитывать Шугу, как маленького, нашкодившего, ребёнка, не обращая внимания на то, что этот ребенок вообще-то его хён.
— Ничего я не говорил. Не знаю, что произошло, – спокойно ответил Мин, пожимая плечами, но заметив строгий и серьёзный взгляд лидера, добавил: – Ладно, не смотри на меня, как на злодея, я с ним поговорю.
— Только будь деликатнее, ты же знаешь какой он, когда расстраивается, а он очень расстроен,– напомнил Ким и вышел из комнаты.
— Конечно знаю,– сам себе прошептал Юнги.
Все в группе знали, что случается, когда Чимин расстраивался. Парень не был обидчивым, или мстительным, незначительные ссоры быстро решались, а обиды забывались, но это касалось только мелких происшествий. Если Пака сильно задеть, он проходил через три стадии: злость, грусть и прощение. Хотя в конце следовало прощение, первые две стадии все боялись, как огня. Порывы злости были не свойственными этому доброму мальчишке, поэтому в такие моменты никто не знает чего от него ожидать. Стадия грусти проходит особо тяжело для самого Чимина. Он на несколько дней закрывается в себе, всех игнорирует, почти не ест и занимается самокопанием, пытаясь справиться со всем одному. А потом, как ни в чём не бывало, выходит из своей комнаты и мирится, первым делая шаг на встречу. Такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. Чтобы запустить эту цепочку, парня нужно действительно сильно обидеть, что бывает не так часто. И у Юнги это удалось.
Его и самого не радовала вся эта ситуация. Он действительно не понимал почему младший там резко вспылил. Мин не думал, что его так задевает его молчание, ведь раньше всё было хорошо. Но вопреки непонимания всей обиды Пака, он чувствовал себя виноватым. И эта вина грызла его изнутри, не давая сосредоточиться на занятии, которым он занимался до этого. Бросив тщетные попытки, он решил пойти спать, а разобраться во всём завтра утром.
***
Юнги открыл глаза, услышав тихое «хёооон» возле уха и обжигающее дыхание. Резко повернув голову, он увидел Чимина, сидящего на краю его кровати.
— Прости, что разбудил тебя,– виновато опустил взгляд в пол младший.
— Ты уже не злишься на меня?– слегка удивленно поинтересовался заспанный голос.
— Вовсе нет, как я могу злиться на тебя, хён?– благодаря свету луны, даже в этой кромешной тьме можно было разглядеть широкую улыбку парня и лёгкий румянец на щеках. И Шуга разглядел его. И лучше бы он этого не делал, ведь руки сами потянулись к этому милому личику, прислоняясь к разгорячённым щекам, которые стали ещё краснее.
— Я тебя смущаю?– ухмыльнулся Юнги и бросил взгляд на удивлённого донсена.
— В-вовсе нет, просто я думал, что ты злишься на меня,– запнулся Пак, но потом всё же овладел собой.
— Злюсь? С чего бы мне злиться?– начал приближаться своим лицом к лицу младшего.
— Нуууу, ты не любишь успокаивать людей, а Намджун-хён наверняка заставил тебя помириться со мной, вот я и подумал,– немного неуверенно начала говорить Чимин, пытаясь отдалиться от своего хёна, но у него ничего не вышло. Мин схватил парня за руку и потянул на себя, оставляя между ними расстояние в пару сантиметров.
— Я не злюсь на тебя,– тихо прошептал старший и поцеловал губы Пака, который даже не думал сопротивляться. Руки первого уже блуждали под кофтой, задирая её до самого верха, а руки второго зарылись в, растрёпанные от сна, волосы. Разорвав поцелуй, парень выдавил томное:
— Хён, ты хочешь меня?– небольшая ладонь накрыла возбуждение, а в глазах загорелся игривый огонь.
***
Громкий стук раздался на всю квартиру. За ним последовал более тихий мат виновника переполоха и возмущённые возгласы из комнат, недовольных ранним подъёмом, участников. Чонгуку ранним утром захотелось попить воды, за что он и поплатился ненавистью сонных соседей. Ему повезло, что месть Юнги сегодня точно не настигнет, ведь Мину было не до этого. Перед глазами до сих пор стоял образ раскрасневшегося Чимина, его зазывающий взгляд, на губах чувствовалось его горячее дыхание, а в ушах только и повторялось это тихо сказанное на выдохе
«Хён, ты хочешь меня?».
— Бляяядь,– протянул он, когда, опустив голову вниз, он увидел то, что собственно и ожидал увидеть. Он возбудился. Возбудился из-за Пак Чимина – своего коллеги, соседа и донсена. И ведь это было не впервые. Влажные сны с участием вокалиста начали сниться Мину около полугода назад. Парень и сам не понимает от чего все началось. Может, это последствия их сближения, может, так сказывается долгое воздержание, а, может, он просто обратил внимание на сексуальность своего уже не совсем друга. Хотя, скорее, причиной снов стало всё и сразу. Самое ужасное в этой ситуации, что сегодняшний случай – самое скромное, что снилось реперу. Хотя, если бы не разбушевавшийся Чонгук, этот сон не стал бы исключением. Большинство в такой ситуации, скорее всего, решили бы отдалиться от этого человека. Но не Мин Юнги. Он не привык убегать от своих проблем, ему более свойственно смотреть им прямо в глаза.
Мыслительный процесс прервал стук в дверь. В проёме показался знакомый образ Намджуна.
— Ты тоже проснулся? Раз так, иди мирись с Чимином и подключайся к завтраку. Думаю, он тоже уже не спит,– не дожидаясь ни ответа на вопрос, ни возмущений в свою сторону, дверь закрылась.
Шуга поднялся с кровати, взял сменную одежду и направился в душ, морально готовясь к предстоящему разговору с человеком, который всего полчаса назад практически дрочил ему во сне. Очереди в душ не оказалось, пожалуй, большинство предпочло ещё немного понежиться в кровати. Приведя себя в порядок в душе и избавившись от остатков сна, Юнги направился в комнату к Паку. Послышались три негромких стука, а затем хрипловатый голос владельца комнаты:
— Я не голоден, завтракайте без меня,– по голосу было понятно, что Чимин вчера плакал.
— Я хочу поговорить с тобой,– младшему никогда не нужно было, чтобы хён представлялся, он мог узнать его по голосу, по шагам, даже по дыханию, и Юнги это прекрасно знал.
— Я не хочу с тобой разговаривать, уходи,– его голос был наполнен обидой, казалось, что он вот-вот расплачется. Из-за чего сердце Шуги сжалось, а вина стала ещё сильнее.
— Чиминни, не глупи, я ведь хочу извиниться, открой,– старший знал, как его донсен любит слышать это мягкое и нежное «Чиминни» из его уст, поэтому нагло воспользовался этим приёмом. И ведь Чимин не удержался, открыл. Юнги бесцеремонно завалился в комнату, уселся на кровать и жестом подозвал Пака ближе. Тот покорно закрыл дверь и сел рядом.
— Минни, что случилось? Я тебя чем-то обидел?– сейчас Мин пытался быть максимально мягким, грубить младшему в таком состоянии было совсем лишним.
— Я же тебе вчера всё сказал. Или ты меня и тогда игнорировал?– этот укоризненный взгляд всегда был сильным оружием вокалиста. Этим взглядом он мог разбудить чувство вины у любого, даже не виновного.
— Я тебя слушал, я тебя всегда слушаю. И ты вовсе не пустое место, просто иногда я не могу отвлекаться на ответы, но это не значит, что я не слушаю тебя,– голос, наполненный искренностью, и нежный взгляд действовали на Чимина, как успокоительное. Но вспомнив о Хосоке, на которого слова Шуги не распространялись, ревность и злость вновь вернулись.
— Ну да, когда говорю я, ты ответить не можешь, а когда приходит Хосок-хён, ты готов бросить всю свою работу и уделить ему внимание,– и снова этот взгляд, Юнги просто не выносил ловить его на себе.
— Когда Хосок ко мне приходит, он это делает из-за дел, а ты у меня сидишь,– на пару секунд Мин задумался, но потом продолжил:– для души, не знаю, как объяснить. Мне просто спокойнее, когда ты рядом, просто сидишь и что-то рассказываешь. Меня это даже не отвлекает. Эгоистично, да?– вопрос был скорее риторическим. Конечно, он понимал, что это эгоистично. Но Чимин, вроде, и сам был не против так проводить время.
— Ты мне нравишься, хён,– эти слова были неожиданными для обоих. В глазах Пака Шуга заметил панику, тот сразу отвел взгляд в сторону, начал перебирать пальцами и бубнить что-то неразборчивое себе под нос. Юнги смог разобрать только тихое «прости».
— Что? За что ты просишь прощение?– репер взял руку донсена в свои, таким образом заставляя обратить внимание на себя и посмотреть в глаза. В его глазах был только страх, без капли надежды на лучшее, щеки покраснели от смущения, а ладошки вспотели.
— Ты бы видел себя сейчас. Кажется, таким милым ты не был никогда,– на лице старшего появилась лёгкая улыбка, а рука оказалась на щеке Чимина. Юнги это чертовски напоминало сегодняшний сон, но он не понимал радоваться ему, или бояться.
— Ч-что?– удивление вокалиста невозможно описать словами. Эта смесь радости, шока, непонимания, с легкими отблесками страха, отразилась в его глазах.
— Ты мне тоже нравишься, Минни,– все эти нежности были настолько несвойственные старшему, что Пак не мог поверить в то, что слышит. Но как только он взглянул в глаза своего хёна, все сомнения исчезли. Вся злость и грусть вмиг забылась, на смену пришла только радость и уверенность. Младший схватил Мина за плечи и настойчиво притянул к себе в поцелуй. Этот поцелуй был таким страстным, желанным и приятным, намного лучше, чем во сне. Рука Чимина легла на ногу репера и он отстранился.
— Хён, ты хочешь меня?– всё прямо, как во сне, даже лучше. Раскрасневшийся, тяжело дышащий, Чимин с этим бесстыжим огнём в глазах. Не успел Юнги опомниться, как в дверь раздался громкий стук и послышался голос Джина:
— Я надеюсь, вы уже помирились и собираетесь идти завтракать, потому что еду вам никто откладывать не будет. Эй, Тэхён, не трогай мою порцию, это я специально себе приготовил! Положи, я сказал!– отдаляющиеся шаги и голос свидетельствовали, что Джин не блефует, и их порция действительно в опасности.
— Твою ж мать, второй облом за день!
— Что? Второй? С кем был первый?– только что милый и завораживающий Чимин начал принимать угрожающий облик, в котором готов убить кого угодно.
— С тобой,– хитрая улыбка и эта фраза спровоцировали полное непонимание со стороны Пака, который в растерянности смотрел на старшего.
— Как?
— Мне снился сон, где мы...– продолжение Юнги наклонился и прошептал на ухо. С каждым новым словом младший становился всё краснее, а потом и вовсе повернулся спиной к хёну, прикрывая красное лицо руками. Юнги довольно улыбнулся и направился к выходу, но у самой двери его схватили за руку и прошептали на ухо:
— Надеюсь, мы повторим всё из твоих снов, Юнги-хён?
