My boyfriend s jeans

Если у Джеймса все валится из рук, значит дело совсем плохо - его мысли вовсе не здесь, на реке. Моросит дождь, он это знает, но даже не думает поворачивать к берегу. Он сидит, глядя на худые стволы деревьев, на проезжающих вдоль канала велосипедистов, но не может ни одну мысль продумать отчетливо, до конца. Вчерашний день закончился ночью. Пятница, паб, пиво. Обычная пятница, ничего примечательного. Кроме того, что он был один. Вообще был впервые в пабе с того дня, когда... Джим неуклюже пытается поймать ускользающее в воду весло, взмахом руки ломая давно намокшую сигарету. Если отжать воду из рукава, будет не так противно влажно у локтя. Но какой в этом смысл, если никто не будет вздергивать бровями, морщить лоб, прищелкивать осуждающе языком и мычать себе под нос что-то неразборчивое, но явно порицающее его вранье, пока он будет ставить велосипед в коридоре, и рассказывать, как в детстве, почему так получилось, что он гулял под дождем и не шел домой, почему в кроссовках вода, почему низ штанин измазан грязью, почему не надел бейсболку, хотя вот она, тут, на верхнем крючке, и ему с его ростом ее прекрасно было утром видно. Джим знает, что вранье – грех. Очень опасный грех, очень скользкий. Он многажды скользил по этой дорожке, изгибался, стараясь не упасть, а если падал, извивался, пытаясь соскользнуть и сбежать. «С тобой все будет в порядке», - он лгал, как лгут в фильмах про полицейских или военных. Все понимали, что это не так. Ничего не будет в порядке. Все умирают. Тем быстрее умирают любимые, чем сильнее их любишь. Джим любил. И как быстро все кончилось! Безответность длилась годами, взаимность продлилась лишь год, боязни смерти больше нет ведь она всегда теперь рядом, а любовь осталась. «Если мы поженимся, то лет через тридцать мне будут давать больничный по уходу за тобой,» - Джим помнил, как болтал всякие такие глупости, если настроение вдруг становилось совсем плохим. И в ответ слышал множество междометий с разными интонациями. Ох уж эти междометия! Никто не мог так много выразить одним «Ой!» или «Эй!». Джим прекрасно умел их различать. Впрочем, иногда и сейчас он слышит во сне деловое «Ну, парень!» или тихое «Ну же, парень!» Одно для войны, другое для любви. Смешно, как однажды его дочка решила помочь прибрать в квартире. И нашла джинсы Джима под креслом. То есть там лежали две пары джинсов, одна икс-иск-эль размера, а вторая на тощую задницу Джима. Она крикнула ему «Пап, что это?» И он, не задумываясь, крикнул «My boyfriend’s jeans!» Эти джинсы теперь на нем, как и всегда, когда можно надеть простую одежду. Они помнят руки, которые их клали в таз с порошком, а потом клали в стиральную машину, и которые иногда их расстегивали и тянули вниз, к полу. Когда Джим сует руки в карманы этих джинсов, становится легче. А она, шокированная тогда почти до обморока девушка, иногда звонит спросить как дела, и выбирает странные подарки на Рождество. Если бы можно было все переиграть, чтобы Джим сделал? Он каждый день предается мечтам о том, как не пустил бы в тот день на работу, как за неделю до того чертова дня заставил бы взять отпуск и они бы рванули куда-нибудь на побережье, в отель с табличкой «gay-friendly», и предавались бы счастливому безделью, но он же знает, что тогда один поворот судьбы просто сменился бы на другой, и эта безносая подружка все равно сидела бы в пустой гостиной его съемного дома, и никакая молитва, никакое расследование, никакое дело, в которое он постепенно стал себя вовлекать, вытаскивая себя из дома за шиворот, не изгнало бы ее. Даже когда ему снится секс, она сидит на кровати и наблюдает за ним, полируя свою косу: он же не видит других героев, в его руках тело – все то же, он целует губы – все те же, он кончает, произнося имя – все то же, и всегда слышит тот же голос в ответ. Нет смысла снова закуривать. Лодку и весла сдал, прошелся по берегу до автострады. Была бы собака, кидал бы ей палку, но какая может быть у него собака?! Когда с ней гулять, как кормить, если все, о чем он может думать это его работа, музыка и любовь. Любовь – наказание за прошлый грех, любовь – осторожность, любовь – откровение, любовь – внезапная смерть. И призрак любимого всегда рядом.