Джун тонет
и бьётся волнами об острые скалы, мотыльком к горящему свету: вместо скал — Минхао, вместо света — его сердце за тонким, но прочным стеклом. Они ссорятся, бросаясь страхами и какими-то обвинениями, меряются обидой, как дети в песочнице: у кого больше формочек или лучше получилось что-то слепить. Последние недели стали тяжёлыми для обоих, забирая свободное время и последнюю возможность быть рядом. У Минхао — выставки и Мингю, у Джунхуэя — маленький блог и бесконечное одиночество.оба скучают, но оба отталкивают
Джун понимает, что у него проблемы, когда даже ответить на сообщение становится равно пытке, страшно, что снова напишет что-то не то, обидит до занозы в сердце, разозлит. Минхао рассказывает про картины, про то, как Мингю сшиб организатора и чуть не снёс пару стульев, запутавшись в собственных ногах. Вэну дышать становится тяжело, в лёгких — литры солёной воды, больно, хочется кашлять и плакать. Он унимает дрожь во всём теле, озноб никуда не уходит, и пишет что-то в ответ: про неуклюжесть Мингю, про те же картины,когда ты вернёшься домой?
Минхао отвечает только спустя несколько часов, ставит перед фактом, что точно не сегодня, потому что Сынчоль предложил прогулять всю ночь небольшой компанией. И фото, смазанное, по пути сделанное селфи. Джун пишет простое "хорошенько повеселись там!" и закрывает диалог, не решаясь ждать ответа. Перед глазами остаётся родная тёплая улыбка, вот только видеть её сейчас хочется рядом, вживую, а не на экране телефона. Прикоснуться, обнять, носом провести по скуле и вдохнуть полной грудью.он боялся, что Минхао снова начнёт отдаляться от него, но в итоге начал отдаляться сам
Су обидно. Обидно до желания свернуться в комок и пролежать так всю оставшуюся жизнь, крепко прижав колени к груди. Минхао злится: на Джуна, на себя, да на что и кого угодно. Он выходит из чатов, отключает любые уведомления, вмиг ставшие слишком раздражающими, огрызается на Сунёна, который, по мнению Су, говорит слишком очевидные вещи.лучше ничего не говори, я что, по-твоему, тупой?
Пропасть между Джуном и Минхао разрастается с поражающей сознание скоростью, переживания давят, не позволяя встать на ноги и сделать шаг навстречу. Кажется, словно любая попытка найти способ подступиться друг к другу делает только хуже, отбрасывает на два противоположных берега. Они спорят, повышают друг на друга голос в те редкие моменты, когда на другом конце наконец-то отвечают на звонок. В сообщениях — ситуация не лучше, только эмоций абсолютно никаких кроме, наверное, того же самого раздражения. Всё это истощает, забирая надежду на такое нужное примирение. Когда Вону заходит в комнату Джуна, то сразу же спотыкается об валяющийся на полу телефон. Из-за движения экран загорается, показывая несколько уведомлений и заставляя Чона тяжело вздохнуть. — И не надоело вам ещё бегать друг от друга? — Надоело. В горле уже комом всё стоит, но, чёрт, Вону, — Вэн шебуршит одеялом, пока не становится видно его макушку, и продолжает вполголоса, — мне так страшно, что всё закончится. Вону на это только хмыкает и садится на край кровати, пытаясь найти под одеялом руку Джуна. Наощупь — ледышка, словно на улице минус тридцать, а он зарылся в большой сугроб. Чон ложится рядом, крепко обнимая со спины, и чувствует, как сильно в его руках дрожит Вэн. — Вам нужно встретиться и поговорить, слышишь? — Как можно более мягко начинает он. — Мингю звонил мне вчера, сказал, что Хао тоже далеко не сладко, он переживает не меньше тебя. — Что если он оттолкнёт меня? Я снова разозлю его, сказав что-то не так, и тогда, — Джун торопится, выпаливает слова быстрее, пока они не растворились где-то внутри; делает паузу на вдох и продолжает, — и тогда всё закончится? Не будет больше ничего, что нас связывало, мы просто дадим этой пропасти всё уничтожить. Он закусывает губу до боли, не позволяя окончательно сорваться, чувствует, как Вону прижимает к себе сильнее. В его объятьях — тепло, ощущается ранняя осень и ещё зелёная листва на деревьях. Джун закрывает глаза и представляет море: тёмно-синее, холодное, такое бывает в начале декабря; высокие волны разбиваются, шипя и скалясь, словно несут в себе всю мировую боль. Джун ухмыляется своим мыслям, понимая, что море так сильно похоже на его Минхао.и он тонет в нём, как в северном море начала декабря
Минхао просыпается, когда электронные часы на тумбочке показывают четыре часа утра, а экран телефона в руке назойливо мигает.Джунни
В этот момент он понимает, что если не сейчас, то уже никогда, потому что вместо возможности снова появится разъедающая обида. Отвечает на звонок, взволнованно выдыхая, и пытается унять дрожь в кончиках пальцев, когда слышит тихий, надломленный голос Джуна:Пожалуйста, Хао, возвращайся домой
Они ссорятся, бросаясь страхами и какими-то обвинениями, разбиваются друг о друга, как тяжёлые волны о высокие, острые скалы. Они высказывают всё, что накопилось за эти невозможно долгие недели, забывая дышать: промедлишь секунду и все чувства сожгут изнутри, не оставив и горстки пепла. Когда слов больше не остаётся, а шторм утихает, весь мир сужается до маленькой комнаты с большим белым одеялом. Минхао несмело делает шаг навстречу, тот самый, в котором Вэн нуждался всё это время, и тянется к нему, робко заглядывая в глаза. А Джуну большего и не надо, он впервые за последнюю неделю улыбается и наконец-то обнимает Су, утыкаясь носом в сгиб шеи. Он чувствует, как Минхао дрожащими руками сминает рубашку на его спине, всё-таки всхлипывая. Джун осторожно касается чужого лица, проводит большими пальцами по щекам, улыбаясь так тепло и по-домашнему. Он целует его с непередаваемым трепетом, сначала легко касаясь губ, а после переходит на нос, щёки и скулы, даря беспорядочными поцелуями всю свою любовь. Минхао чувствует, словно внутри падают звёзды, и выдыхает тихоеЯ дома
Он — его море, в которое Вэн окунается с головой, стараясь не бояться темноты и неизведанности на глубине.Джуну не страшно утонуть, потому что он уверен: Минхао никогда не позволит ему пропасть.