Афина Вега

Невыносимо холодно. Снег, о котором так грезила девушка, разительно отличался от рассказов ее старого друга. Она не чувствовала его мягкость, не видела его белизну, не слышала умиротворяющий шепот. Снег был жесток к ней. Он сковывал ее ноги и руки, ветром мотал хрупкую фигуру из стороны в сторону, а стоило девушке упасть, как груз холода наваливался на ее спину. Черные волосы покрылись заметной снежной паутиной. Когда-то яркие губы, окрашенные темной помадой, шептали молитвы о мире, о существах всех рас и возрастов. Сквозь дрожь, ныне бледные уста повторяли лишь одно имя: «Сэхан». Она не может умереть, не может позволить угаснуть слабому огоньку жизни, что подарил ей храбрый темнокрылый даэв. Вперед, двигайся дальше, даже если вокруг тебя лишь мрак слепых глаз. Сколько она уже идет? Как долго буря заставляет ее преклонять колени? В ту ли сторону она идет? Девушка лишь крепче кутается в старый тяжелый плащ и прижимает к груди сверток с письмом – все, что у нее осталось. *** - Моя госпожа, - дубовая дверь отварилась, и в нее вошел рослый воин. Он снял шлем и почтительно преклонил колено перед своим легатом. – Патруль нашел на своем пути замерзшую элийскую девушку. Согласно приказу вашего отца, мы привели ее в лазарет и отогрели. Что прикажете делать с ней? Тонкие серебряные брови едва заметно дернулись. Девушка подняла глаза на подчиненного и мягко улыбнулась, несколько секунд обдумывая свой ответ. - Для начала я хочу увидеться с ней. Любопытно, что забыла одинокая несчастная элийская девушка в Морхейме, да еще и в такую пургу. Солдат коротко кивнул головой и развернулся, но волшебница вновь окликнула его: - И еще кое-что, сэр Люциус. Пришлите ко мне патрульных и целителей, которые помогли бедной девушке. А остальным пока попрошу не распространяться о ее присутствии, - девушка поднялась из-за стола и аккуратно закрыла старинную книгу, - вы же понимаете, она может оказаться нашим врагом. Сообщите мне, когда она придет в себя, и переведите ее в личные покои в западном крыле. Солдат еще раз утвердительно кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь. *** Тонкие холодные пальцы неспеша вскрыли мятый пожухлый конверт, мокрый от снега и слез. Беловолосая госпожа бегло пробежалась по строчкам – их написали очень красивым почерком, но строчки скакали, а значит адресант очень спешил донести свои мысли. Хозяйка письма вложила бумагу обратно в конверт и убрала в карманы платья. - К нашему общему сожалению, господин Леонхард сейчас не здесь. Он выполняет мое поручение в Белуслане, но будьте уверены, я обязательно отправлю своих самых скорых гонцов, чтобы сообщить ему о Вас. Девушка, чей мягкий и обволакивающий голос обращался к жрице на чистейшем элийском, присела на краешек кровати. Перед ней, под двумя покрывалами, лежала ослабленная девушка небольшого роста, с прекрасными раскосыми глазами. Они были слегка прикрыты, но даже так легат заметила, что зрачок подернут белесой дымкой. Положив руку на колени собеседнице, асмодианка спросила: - Как Вас зовут? Та вздрогнула, почувствовав на себе пристальный взгляд и едва ощутимую тяжесть чужой руки. - Мое имя Афина Вега, госпожа. Я служила жрицей в храме Айона. Но нас предали и отдали на растерзание варварам, осквернившим наши святыни и убивших невинных служителей. Из плена меня спас самый благородный человек из всех, кого я знала. Я буду молиться о его покое день и ночь, госпожа. Человек в письме – Леонхард – его друг, а значит и вы, я вижу, очень благородны. Айон и я обязательно отблагодарим вас за вашу доброту и тепло. Жрица храма прикрыла глаза и, казалось, прямо сейчас в глубине души шепчет богам свои самые светлые пожелания. - Вы много видите для слепой. – Афина не может различить лицо своей спасительницы в кромешной темноте, но отчего-то по коже пробежали мурашки. – Я, первая и единственная дочь маршала Даркана, Шендель, обещаю позаботиться о друге моего верного подданного. А пока позвольте почтить Вас как нашу важную гостью. Шендель встала и привычными движениями расправила складки на юбке. - Я пришлю к вам своего человека, будьте вольны просить у него все, что вам может потребоваться для ваших молитв. Я полагаю, так вам будет лучше. Темноволосая жрица почтительно склонила голову в сторону, как ей казалось, девушки, счастливо улыбаясь. «Ваши молитвы достигли богов, господин Сэхан» - Сошли всех солдат и лекарей, которые видели ее, в земли балауров. Леонхард не должен ничего о ней знать. – Сухо приказала волшебница своей преданной советнице, стоило только отойти на несколько шагов от двери. Сирена почтительно склонилась, а Шендель ускорила шаг, прочь от комнаты, в которую поместили эту элийку. Тихий стук ее каблуков и шорох накидки по полу довольно скоро затих в каменных залах. *** Какая же небывалая удача, думала волшебница, расставляя по полкам гримуары, изучением которых она недавно занималась. О, несомненное везение! Пожалуй, сегодня она удостоит парочку богов своим вниманием. Бедная, несчастная, такая одинокая крохотная мышка сама забрела в ее логово. Ее гостья, ее ключ к возможности поставить на место элийца, что так долго запудривал мозги ее отцу. Эта девушка, эта элийка, она так похожа на сломанную куклу в ее руках. Почти такой же была кукла, подаренная ее добрым, старым наставником. «Такая же грязная и отвратительная» - усмехнулась про себя асмодианка. Ее давно ничто не связывало с прошлым, кроме отвратительно серых воспоминаний. Горели свечи, но их тусклого света было недостаточно, чтобы девушка могла прочитать название на корешках книг. Прошептав заклинание, чародейка зажгла еще несколько ламп. Что ж, если она кукла, значит с ней можно вдоволь поиграть. Седая прядь выбилась из прически и легла на искаженное в безумной улыбке лицо волшебницы. *** Дни текли как чересчур тягучая патока. Вега научилась прекрасно ориентироваться в покоях, что так великодушно предоставила ей госпожа Шендель. Но ее сладкие речи, ее мягкий, но властный тембр голоса, заставлял целительницу вздрагивать каждый раз, когда в коридорах слышались ее шаги. Когда исчезает какой-то орган чувств, другие начинают работать вместо него. Даэв давно запомнила, какая поступь принадлежит легату легиона, а какая ее помощнице. И если у волшебницы шаг был тихий, но уверенный и различимый, то шаги ее подданной, Сирены, Афина могла услышать только после того, как комнату оглушит скрип тяжелой двери. Казалось, будто она не ходит, а плывет. Движения, с которыми она меняла простыни или подавала еду, были мягкими и плавными, приглушенными, будто сквозь толщу воды. За голос ли или за внешний вид ей дали такое имя, но, как считала жрица, оно как нельзя кстати подходит этой холодной и молчаливой девушке. Афина много размышляла, ее дни были монотонными и лишь мысли могли помочь ей ощутить себя живой. Она была заложницей, иначе и быть не могло. Конечно, госпожа Шендель была мила с ней. Она заходила проведать ее раз в два-три дня. Спрашивала о самочувствии, рассказывала о том, как силен и уважаем ее отец, что намерен свергнуть и отомстить тем, кто жестоко расправился с неповинными служителями храма, и с приторной скорбью сообщала, что от Леонхарда нет вестей. Иногда она бросала несколько фраз, подобных острому ножу, что медленно резал сердце Веги. «Как жаль, что такой достойный человек оказался не в том месте не в тот час». «Должно быть, он влюбился в вас, раз решил отдать свою жизнь в обмен на вашу». «Вы не должны винить себя в его смерти, даже если он умер напрасно.» О, Шендель прекрасно владела словом. Она всегда подбирала именно такие слова, чтобы задеть девушку совершенно случайно. И, будто бы испугавшись за свои слова, тотчас же извиниться за них, с сочувствием положив руку на хрупкое плечо. Афину не покидало чувство, что дочь маршала улыбается, когда общается с ней. Не так, как улыбалась солнечная Сёко и ее брат, не так, как улыбался перед смертью Сэхан. Она улыбалась жутко, пугающе, отчего порой Афина «видела» ее лицо в своих снах. Как-то Сирена сказала, что у ее госпожи чудесные серебряные волосы. Она поэтично, почти влюбленно сравнивала ее с луной на небе, чей белоснежный свет холоден, но по-прежнему светит каждому путнику, что нуждается в проводнике. И тогда Афина представляла прекрасную мраморную статую, с мраморными волосами до лопаток, мраморными холодными пальцами, с ледяным взглядом и застывшей, навеки высеченной в камне, улыбке. Со временем Сирена стала раскрываться и привыкать к гостье. Иногда она оставалась в ее покоях, чтобы поговорить с Вегой и скрасить ее бесцветные будни. Девушка восхитительно пела, наверное, так не пели даже самые искусные вокалисты под сводами некогда величественного храма. Ее песни были меланхоличными, наполненными светлой тоской о доме, в котором она когда-то жила, о теплом море, где когда-то плавала, о прекрасном хрустальном клинке, в который когда-то без памяти влюбилась. Плавная мелодия переходит в давящий минор, в котором сгущаются краски, и девушка поет о конце, в котором ее любовь будет несчастна и не найдет покоя своей душе. - Вы сегодня поете так грустно, будто хотите рассказать о чем-то неизбежном, - завороженно шепчет Афина, когда звонкие трели затихают. - Я пою о будущем, госпожа. – Сирена почтительно склоняет голову перед гостьей, и ее мягкие волны волос касаются бледной тонкой руки целительницы. - О моем будущем? – тихо спрашивает черноволосая, стараясь разглядеть своими пустыми глазами лицо певицы. - Нет, госпожа, - смеется Сирена, прикрывая рот кулачком, - я не вижу ваше будущее, но я пою о своем. Афина неуверенно замялась, сминая рукой подол своего облачения. - Я уверена, у вас все будет хо… - Нет нужды, госпожа, это всего лишь песня! – Уверено и громко произнесла девушка, еще минуту назад загадочно произносившая такие странные речи. - Когда-нибудь мы все окажемся в объятиях эфира, но пусть наша песня закончится не в этом скорбном тоне. В свою очередь Афина рассказывала ей о своих самых счастливых днях, когда было еще так далеко до заточения в храме. Она рассказывала о своем мудром отце-лекаре, о своих маленьких братьях и сестрах, о том, как же она мечтает снова услышать их голоса. После печальных песен Сирены Вега поведала о том, как однажды глубоко обидела свою подругу, как по ее вине погиб человек. С тех пор она пообещала себе принимать и стараться понять всех и каждого, ставить себя на его место и не делить мир на черное и белое. Она рассказала, как даже ей, жрице, приходилось сражаться за свою жизнь спиной к спине с товарищем под сводами окутанного тайнами тоннеля Силентер. Она верила, что однажды снова сможет увидеться со старыми друзьями и поможет им наконец-то обрести любовь и друг друга. - Вы ведь понимаете меня, любовь это все, что осталось в нашем расколотом мире. *** Уже которую ночь Леонхард не мог уснуть. Как назло, в последнее время он только и делал, что сидел в своем кабинете и переписывал чужие доклады, вместо того, чтобы проявлять себя в боях и миссиях. Он то ворочался в кровати, потому что ему было слишком жарко, то кутался в одеяла от сквозняка. Его не покидало странное чувство тоски и тревоги, будто что-то не так, что-то не исполнено, что-то забыто. Иногда он выходил из своих покоев и слонялся по крепости, без дела тревожа караульных. Может быть, ему просто было одиноко. Леон привык, что его окружают шумные люди. Китон, которые неустанно трещит о своих любовных делах с прекрасной Аморой. Мадлин, которая при виде блондина выкрикивает ругательство в его сторону и свирепо достает из ножен меч. Даже Сирена, которая, кажется, находится ближе всего к снайперу и постоянно спорит с ним, кто достоин нести знамя госпожи, сейчас не с ним. Она вдруг куда-то запропастилась, скорее всего Шендель отправила ее разобраться с очередными предателями в очередных далеких землях. Но вообще эта рыба определенно могла отправить ему хотя бы письмо. Ну ничего, завтра он сам напишет ей что-нибудь колкое. Что-то вроде: «если бы я был тобой, я бы утопился». Да, по-моему, это очень искрометно. За своими мыслями Раух не заметил, как вышел к той части крепости, где хранились припасы на случай крайней необходимости. Мужчина собрался уже развернуться и проследовать в кровать, как вдруг услышал женский плач. Нет, не истерика, этот звук он знает с тех молодых лет, когда разбил первое сердце даме. Плакали далеко, приглушенно, словно и не хотели, чтобы ее услышали. Вот только какая женщина плачет без надежды, что ее услышат и придут на помощь? Леон терпеть не мог женские слезы. Одно из самых действенных средств у девушек всех возрастов – это их плач. Стоило только глазам встать на мокрое место, как у Леонхарда сжималось сердце, а совесть начинала усердно подталкивать юношу успокоить рыдающее существо. И пусть там будет очередная заклинательница, которую отверг какой-нибудь поддатый стражник, и она прибежала в такой отдаленный кусок крепости просто чтобы выплакаться о своей тяжелой женской доли, но честь заставляет Леона проявить сочувствие и утешить даже ее. За амбаром была лестница, ведущая в низкую каменную башенку. Винтовая лестница насчитывала с десяток ступеней, которые даэв преодолел в несколько больших шагов. Чтобы не напугать и так опечаленную даму, Леон три раза постучал костяшками по косяку, и немного обеспокоено спросил: - Вы плакали, мадам? Что случилось? – Леонхард склонил голову к двери, почти касаясь лбом потертой древесины. Плач резко прекратился, лишь редкие всхлипы старательно, но безуспешно пытались сдержать. - Мадам? Простите, если напугал вас, но мое сердце не может оставаться безучастным, когда в мире кто-то обижает столь прекрасных созданий. В ответ блондину снова отозвалась лишь тишина. Что ж, по крайней мере та незнакомка больше не плачет, а значит его долг здесь выполнен, он сделал все, что мог. Но за дверью послышалось шуршание и неуверенные шаркающие шаги. - Уходите, пока вас не увидели, господин. – Взволнованный голос донесся по ту сторону. Леонхард удивился, что речь незнакомки была на элийском. – Если она увидит вас, то непременно что-то сделает, уходите! Юноша был, откровенно сказать, ошарашен. Но если все становилось таким подозрительным и опасным, авантюрная натура ловеласа вдруг отчаянно вскипела. - Вас держат в плену? Кто вы, и кто вас запер? – Леонхард дернул ручку, но, как и ожидалась, та была заперта. - Бегите, господин! – Снова повысила голос пленница. Она знала, знала, что только Сирена имела право открывать эту дверь, и только она и ее госпожа знала о существовании Афины в этой крепости. – Иначе дочь мар… - Леон. Вот ты где. – Спешные большие шаги эхом разнеслись по ступеням. – Я везде тебя ищу. Афина в испуге отстранилась от двери, которая отделяла ее от юноши. Теперь она узнает этот голос везде, она будет помнить его даже когда потеряет слух. - Моя госпожа! – Удивленно восклицает Леонхард, различив в лунном свете силуэт дочери маршала. – Эта девушка в плену, ее заточи… - Отнюдь. Она наша гостья. Волшебница властной рукой отстраняет его от двери и достает ключ. Щеколда открывается, и госпожа проходит внутрь, касаясь ледяными руками локтей целительницы, нежно, но сильно впиваясь подушечками пальцев в ее руки. - Вам стоит быть аккуратнее, госпожа Афина, с вашими глазами вы можете пораниться, если будете ходить вот так в одиночестве. – Женщина усаживает жрицу обратно на кровать, все так же улыбаясь. – Позвольте наконец-то представить вам того, чье имя вы так долго ждали услышать. Леонхард Раух, мой помощник и друг вашего спасителя. Леонхард, это Афина Вега, верховная жрица храма Айона. Своей жизнью она обязана твоему… знакомому, я полагаю. Сэхану. Леонхард хмурится, когда слышит имя старого друга. Но перед ним не он, лишь девушка, напуганная, с красными от слез глазами. Не удивительно, что она плакала так тихо – иногда его госпожа может напугать одним лишь своим присутствием. И, выходит, нет ничего удивительного в том, что он не знал о ней раньше. Пусть легионы под знаменами маршала и принимают в свои ряды белокрылых воинов, некоторые все еще с недоверием относятся к элийцам. Да к тому же еще и бывшая верховная жрица. - Это честь, познакомиться с вами. Леон галантно берет руку девушки и склоняется для поцелуя. Но его глаза натыкаются на опустошенные белые глаза жрицы. Прискорбно видеть, когда такая прекрасная и статная девушка, страдает таким недугом. - Могу я спросить у вас кое-что? - Леон присел на корточки перед девушкой и взял ее ладони в свои. По привычке он вновь внимательно заглянул в ее глаза, ему казалось, что даже незрячая, она способна видеть - Что стало с Сэханом? Руки жрицы сжались, и, если бы она могла, она бы потупила взгляд в сторону. Сейчас она была рада, что не видит лицо человека перед ней. - Он погиб из-за меня. Нет шансов, что его не осудили за мое освобождение, но я никогда не встречала человека, столь честного и храброго. Светловолосый знал ответ еще до того, как задал вопрос. Но все равно сердце сжалось и рухнуло в пятки, оставив в груди огромную зияющую дыру. Этот глупый Сэхан, этот послушный и сентиментальный дурак. Решил, что только так можешь быть полезен миру? Глупый, господи, какой же ты глупый. - Вот как, - спустя время ответил Раух. Афина различила в его голосе тщательно скрываемую тоску. Наверное, ему очень хотелось завыть, но он не мог себе позволить, чтобы Афина чувствовала еще большую вину за свою жизнь. - Он поступил так, как считал верным, - снайпер поднялся, и поблагодарил всех богов, что эта девушка слепа и не видит его лицо. - Не волнуйтесь, я помогу вам добраться до генерала Пейла, а пока отдыхайте. Завтра утром госпожа Шендель выдаст нам людей. Леон посмотрел через плечо на свою госпожу, и увидел столь знакомую вкрадчивую улыбку. *** В кабинете было темно – Шендель специально попросила Сирену не раскрывать тяжелые шторы. Пожалуй, ей не хотелось признавать, что утро все же наступило, и ее маленькая птичка счастливо упорхнула прочь из своей клетки. Девушка отодвинула от себя карты земель и достала из-под них небольшую стопку бумаг. Дочь маршала откинулась на спинку кресла и с легкой нервозностью потерла усталую переносицу. Что ж, все вышло не совсем так, как она рассчитывала, но… Пальцы пробегают по заветным строчкам отчета Сирены, доставляя беловолосой волшебнице некое удовольствие. Она щурится, перечитывает заветные слова снова и снова, и тихо смеется. - Вот оно что, любовь с вражеским командиром, да, генерал Пейл?..