История трёх

В самый ужасный ураган она всегда приходила к тонущим, молящим о спасении от погибели. По крайней мере, так было в те давние и ветхие времена… пока не случилось то, что случилось, то, о чём жители серого мира не осмеливаются говорить. Но ты, читатель, не возомни её вездесущей подругой для каждого, о ком прочтёшь далее, нет, ей вовсе не нужны друзья. Она — это спасение, глоток воздуха на дне морской пучины, зажжённая лучинка в тёмной шахте. В том народе, о котором я поведаю, есть легенда. А может, вовсе не легенда? Это не притча, не басня, а самый обычный сказ. Сейчас я попрошу представить корабль. Заметь, я прошу представить именно корабль, а это ведь звучит совсем не так, как «лодка». Какой ты видишь? Если ты романтик, то можешь ответить, что это Титаник. Если увлекаешься пиратами, вероятно, представишь фрегат, или флагман, или галеон. Хотя, разумеется, это всë просто смешно. Настоящий знаток скажет, что нельзя вообразить картину корабля, если думать только о модели. Они все, конечно же, разные, бесспорно, непохожие. Англичане даже обращаются к ним, как к живым, приветственно указывая 'she'. Возвращаясь к нашим баранам, пролог о первом капитане, который не остался на судне, когда то стало тонуть. Это был человек, на первый взгляд, совершенно обыкновенный: честный, одинокий капитан со стойким моральным компасом, практически всю свою жизнь он провёл в море, вдали от людских взглядов. С детства жил с отцом, который, будучи смотрителем маяка, обучил сына различным вещам, необходимых любому, кто живёт так близко рядом с неподвластной стихией. С ранних лет он знал, как измерять расстояния по звёздам, в какой из дней года совершенно точно грянет шторм, а в какой туман накроет заводь, как ухаживать за фонарём маяка и что один раз в месяц приедет грузовик с консервами и бытовой химией. Иногда хватало накоплений заказать книгу, но в единственном городе неподалёку нередко бывали беспорядки, поэтому водителю грузовика не всегда удавалось отвоевать в магазинах то, что так нужно было этой маленькой семье. А иногда ломалась швабра или метла. Хотя доход отца был стабилен, он не всегда мог покрыть неожиданные расходы. Наш герой нелегко расставался с карманными, но ничего не поделаешь, жить как-то надо. В один день власти постановили, что маяк пришёл в негодность, и перестали обеспечивать семью смотрителя. Однако, причина, озвученная правительством, как это часто бывает, не была правдивой и в этот раз. Маяк был стар, но не развален и вполне успешно функционировал. Только вот мало-помалу маршруты кораблей, проходившие рядом с той заводью, сократились, пока совсем не закончились. В то же время смотритель тяжело заболел. Будущий капитан пешком пошёл в порт, до которого было 7 миль. Там он подался в юнги на корабль, носивший название «Судьба». Его капитан был суров и немногословен, но стал нашему юнге вторым отцом, так как уважал смотрителя маяка и жалел мальчишку, который скоро должен был осиротеть. Первое плавание заняло 3 месяца. По истечению этого времени юнга узнал, что море бывает настолько неблагосклонным, что имеет смелость заглатывать корабли. Но «Судьба» благополучно вернулась в порт с уловом апельсинов и людей, приобретённых для того, чтобы чистить оранжевые цитрусы. Юнгой было получено жалование несколько больше отцовского, на которое были куплены лекарства для отца. Прошло ещё полгода, состоявшего из двух выходов в море. Капитан был всё более доволен своим новым подопечным. А этот подопечный, придя домой после своего третьего приключения, обнаружил, что отца и след простыл. В городе ему рассказали, что видели старика однажды на краю обрыва. Поняв, что произошло, юнга ушёл в своё следующее плавание, продлившееся полгода. Он быстро поднялся до моряка и к середине своего жизненного цикла унаследовал «Судьбу». И вот, мы здесь, спускаемся вниз по улице, вместе с нашим капитаном, волосы которого раскрасила седина, а в уголках глаз собрались лучики от многочисленных улыбок. Он одет в изящный, истинно капитанский костюм. Его руки и шея украшены загаром, свидетельствующим о том, что его обладатель получил его невзначай. В этот день он встретит свою вторую в жизни судьбу, а вскоре станет началом для истинного спасения. Он стал родительской фигурой той, которая хранит баланс вселенной, а несравненный цветок, названный жертвенным в народе — её матерью. Обычно все говорят, что она умирает последней. Ты ведь уже догадался, о ком речь? С самого рождения Хоуп обречена была на одинокую вечность. Ни родных, ни друзей, ни любви. Ни в одних по-настоящему близких отношениях нельзя вечно избавлять, искуплять и освобождать, можно лишь поддерживать и пытаться прийти на помощь, когда это представится возможным. Жизнь подарила эльфийке возможность всегда выкладываться «на все сто», но также и огромную ответственность. Что скажешь, читатель, не слишком ли ты утомился моей философией? Сейчас мы повернём стрелку часов на время, когда Хоуп не выдержала натиска ожидаемых от неё великих деяний и бежала от своего народа. В эту самую минуту крохотная девчушка металась из стороны в сторону, пытаясь взять себя в руки. — Мышонок, зря ты это затеяла. Они тебя догонят, не успеешь отойти от деревни и на милю, — тщетно пытался её остановить Кислый. На самом деле ему дали такое прозвище не из-за застывшего на лице выражения крайней озабоченности, но благодаря удивительно ядовитой расцветке волос. Хотя рожа у него сейчас была действительно… кислая. — Ты меня явно недооцениваешь, — парировала она, но руки её дрожали, а ноги предательски подгибались. В походную сумку летело всё подряд: расчёска, перья и бумага, любимый чай в склянках, ложка, нож, вилка, бинты, настойка для сна и даже музыкальный инструмент. Как это обычно бывает, в спешке мы никогда не пакуем чемоданы обдуманно. — Остановись! — он перехватил её руку, взявшую со стола кусок хлеба. — Пожалуйста, хватит! Хоуп, подумай, что ты сейчас делаешь. — Отпусти! Отпусти или я… — Или что? Позовёшь старейшин? Как ты им объяснишь сумку, набитую этим барахлом? Хоуп, я не смогу Здесь… — он огляделся и сделал неопределённый жест свободной рукой в воздухе, — без тебя, — упрашивал друг её детства, по-прежнему сжимая запястье эльфийке. — Пожалуйста, не уходи, — умоляюще шептал он. — Нет, ты не понимаешь! — эльфийка вспыхнула, выдернула свою руку из хватки обезумевшего друга и надрывно, перебиваясь всхлипами, закричала, — Ты ни черта не понимаешь и не хочешь! Это не ты одарённый ребёнок! — лёгкий удар в грудь, стоящему напротив. — Это не тебе приходится каждый день выслушивать про неповиновение! — ещё один удар. — Уйди с дороги. Кислый пытался уловить её взгляд, но она устремила его в пол. Нехотя эльф отошёл от двери. Хоуп почти успела выскользнуть ласточкой из родного дома, когда рука опустилась ей на плечо, слегка удерживая, но желая притянуть к себе. — Ты далеко, скорее всего, не уйдёшь, – он обречëнно смотрел в спину подруге. — Я хотя бы попытаюсь, — она последний раз взглянула на друга, по-лисьи улыбнувшись. Кислый ответил лишь дрогнувшим уголком губ.

***

— Я сама буду вершить свою судьбу! Банальная фраза, но полная боли, такая кричащая и значительная для чуткого существа с комплексом героя. Хоуп впервые сорвала голос, открыла то, что напрасно копилось в ней годами. В горле больше не стоит тот противный комок, и она не намерена отступаться. Малышка, теперь ты не только обретёшь веру, но и будешь фаршировать, перекраивать, расчленять свою судьбу! Видите ли, это огромная редкость — существа, рождённый с душой и даром настолько сильным, чтобы иметь возможность менять изначальный ход событий. И всё же, такие чудаки появляются время от времени. Ну, или в нашем случае, чудачки. Такое происходит только с теми, чьи родители были настолько самоотверженными, что предали всё ради любви друг друга и ради благополучия своего чада. — Ты не сможешь сбежать от своего предназначения! — Надрывным писком отвечал моллюск на её ладони. Вероятно, ему казалось, будто баритон его ласкает слух эльфам, но на деле звучал он просто смешно. Он был словно маленький прислужник великого зла, рассчитывающий получить долю завоеваний своего повелителя. От того словарный запас моллюсков ограничен клише, что они — слепые праведники с жаждой власти, не сумевшие добиться общественного признания. Так и валяются, закопанные в речном иле, закрытые ото всех. — Ты такой глупый, если действительно веришь во все эти иллюзии, — улыбалась она, но слёзы начинали мерцать в её глазах, готовые стереть улыбку. — Все эти мифы, сказки нашего древнего… Полнейшая чушь! Вы все невежды, которые не желают принять неизбежное, потому что продолжаете верить! Вот что я скажу тебе, речная ты устрица, верят лишь те, кто боятся. О, как вы слепы! Вы, все вы, вам никогда не понять того, что вижу я. Ох, как бы я хотела примерить розовые очки хоть на миг. Стоит прояснить читателю, что миг им может быть понят неправильно. Что день, что год для неё равнозначны, всё это могло подразумеваться как нечто мимолётное. — Ишь какая мозговитая нахалка, — пробулькал он. На самом деле, его слова было трудно объяснить, и уж тем более уху самого обычного прохожего понять их не под силу. Вероятно, моллюскам тяжело живётся. Нет, их философия как раз идентична большинству магических созданий. Но кому захочется вести светскую беседу о временах и нравах с… вот этим? Да, и точно ли это были слова? Может Хоуп выдумала этот диалог? — Да лети ты! Хоуп замахнулась и со злобой отправила собеседника обратно на дно речушки. «Пять минут, полёт нормальный», — озвучила эльфийка в своей голове. И только всплеск воды, коснувшийся её алых волос, оставил напоминание о том как мир к ней несправедлив. Впрочем, скоро она рисковала промокнуть насквозь, и уже не от своего резкого нрава и резвой воды: поднималась буря. Свинцовые тучи спускались всё ниже к земле, и в воздухе пахло дождём, принесённым со стороны моря. Необходимо было найти ночлег как можно скорее, да место поукромнее, чтобы поисковый отряд чертей (т. е. родственников) не отнёс сопящую девчонку обратно. Побег обещал быть грандиозным! Гораздо лучше тех, что мечтатели осуществляют, становясь астронавтами. И удачнее тех, что совершают гении преступного мира, удирая от хранителей закона и порядка. Однако, ничего не произойдёт, если Хоуп сразит коварная простуда. Как только улитки свернулись в свои раковины, она осознала свою ошибку. — Вот же чёрт, я не могу просто стоять здесь, как марионетка рассказчика! Ошибку… не такого рода. — Всем привет, я ненавижу балет! Сами подумайте, он травмоопаснее, чем я — это ранит моё самомнение. Ох, как люди несправедливы! Я заслуживаю свою лестницу в небо, разве нет? Гремел гром, я была не довольна нашими диалогами. Полагаю, читатель испытывает то же самое, но не волнуйся, мой друг, это скоро закончится. — Это же моя история! Я тут главная и хочу устранить того, кто отнимает у меня экранное время. Видите ли, проблема Хоуп в том, что она вездесуща (и заносчива, как учитель, намеренно скрипящий мелом). Она контактирует на телепатическом уровне с кем ей вздумается, умело этим пользуется, однако, и слышать не хочет о том, что свой дар можно и нужно применять во благо мира. — У меня слишком много вопросов к этой гадкой магии, — она искривила своё личико, и носик её еле заметно задрожал от скрытого страха, как у кролика. — Я бы с радостью избавилась от её причастности ко мне. Как бы я хотела раньше возможность выбирать, чему учиться! Костёр трещал, живот урчал, дождь убивал. Хоуп отыскала местечко в скале как раз вовремя. Она отбила пальцы и испачкала вельветовые штанишки в каменной пыли, разжигая огонь, но тепло того стоило. Впереди целая ночь, которую скрасит стрекотание пещерных сверчков и ливневый шум. Животворящая музыка природы вскоре заполнила всё пространство вокруг. Мхи таяли, пока совсем не подобрели и не превратились в пушистые, довольные сложившимися обстоятельствами, одеяла. Спи сладко, эльфийка. — Обязательно буду, когда ты наконец оторвёшь свой нос от моей задницы! Ну, чего расселся? ВАЛИ УЖЕ!!!