Скорбь в моём теле, качающемся на волнах, Скорбь внутри девочки в моих оковах, Я живу в городе, построенном на скорби, Она в моём мёду, она в моём молоке. Не оставляй моё ты сердце Плыть одиноко. Укрой меня ветошью и костьми и… пожалей. Ведь я не хочу расставаться с тобой, Я не хочу расставаться с тобой. — The National
——
Я сижу и слушаю эти слова. Оцепеневший. Неоперабельная. Глубокая. Внутричерепное давление. Так жаль. Возможности. Планирование. Шерлок сидит рядом со мной, скрестив ноги. Он совершенно спокоен. — Сколько мне осталось? — это все, о чём он спрашивает. Нейрохирург — мой однокурсник по Бартсу, он хороший человек. Он смотрит на меня с сочувствием, предполагая, что и остальные. Я не так уж сильно возражаю. — Месяц. Максимум. У меня есть еще вопросы, но Шерлок уже поднимается на ноги. — Благодарю вас, доктор. Пойдем, Джон, — и он уже выходит из комнаты. Я иду за ним. — Джон… мне так жаль, — говорит мой старый друг. — Мы можем лишь сделать так, чтобы оставшееся время он провёл с комфортом. Я смеюсь. С удивлением слышу, как смешок вырывается из моего рта. — За свою жизнь он никогда не чувствовал себя комфортно. Нет необходимости начинать сейчас.——
По дороге домой мы оба молчим. Я смотрю в окно. Посмотри на это. Только взгляни на мир, который продолжает вращаться вокруг своей оси. А у меня такое чувство, будто я падаю. Шерлок барабанит пальцами по колену. Он выскакивает из такси, едва оно останавливается, и бежит вверх по лестнице в квартиру. А потом занимается своими делами. Изучает, смешивает, перекладывает. Понятия не имею, что он делает. И просто стою рядом. — Шерлок, — он не отвечает. — Шерлок! — Я сейчас не заинтересован в препарировании собственного эмоционального состояния, Джон, а это, несомненно, твоя текущая цель. — А как насчет твоего физического состояния? Он фыркает. — Учитывая то, что мне только что сообщили, разве хоть что-то теперь имеет значение? — Нам нужно поговорить об этом. — О чём? — он швыряет папку на стол и поворачивается ко мне лицом. — Что мне осталось жить всего месяц? — эти слова бьют поддых, как тяжёлый снаряд бьёт в основание позвоночника. — Подозреваю, что это тебе нужно поговорить об этом. — Да, хорошо, ты прав. Шерлок… — Меня беспокоит только срок, как долго я смогу продолжать свою работу, прежде чем стану недееспособным. Я не верю своим ушам. — Твою работу? Наконец он замирает и смотрит на меня. — Я полагаюсь на тебя в том, что касается правды, Джон. Так скажи мне правду. Я делаю глубокий вдох. Отринь. Отпусти, как воздушный шарик в небо. Привяжи к себе, чтобы потом притянуть обратно как за нить. — Головные боли будут только усиливаться. Начнётся афазия и трудности с речью. Ты начнёшь терять координацию в пространстве и скоро не сможешь ни ходить, ни стоять. Когнитивные процессы будут нарушены, зрение начнет ухудшаться. Ты будешь испытывать тошноту, головокружение, боль и мышечную слабость. В конце концов ты потеряешь сознание. Он кивает головой. — Ты, вне всякого сомнения, знаешь, что проблемы с равновесием и афазия уже начались, — я киваю в ответ. — У меня нет никакого желания проходить через все это, Джон, — он встречается со мной взглядом. Он выглядит спокойным, но я знаю его, как никто другой, возможно, как никто никогда не знал. И я прямо сейчас вижу, что Шерлок напуган. — И я не смогу смотреть, как ты проходишь через это, — хуже, чем потерять его, — мысль о том, чтобы наблюдать, как его разум разрушается, смутно осознавая, что когда-то он был особенным и удивительным, но не в состоянии вспомнить, как и почему. Видя его безграничную энергию, заключенную в теле, которое больше не будет подчиняться командам, покоящуюся в плену чужеродной материи глубоко внутри его мозга. Я знаю, чего он хочет. Господи, помоги мне, это такое облегчение. — Я позабочусь о тебе. Его лицо мгновенно смягчается. — Я знаю, — и его стальной самоконтроль возвращается. — Никаких инъекций. На мгновение я теряюсь. — Это был бы самый простой способ. — Я не хочу, чтобы на тебя пало подозрение. Должно казаться, что я сделал это сам. Таблетки? — Да. Займет немного больше времени. Полчаса. Но это будет безболезненно. — Хорошо. Достань таблетки, и в один день мы к ним обратимся. Я буду продолжать работать, и ты никому не скажешь о моем состоянии, понятно? Я понимаю. Понимаю, что не смогу следовать этой просьбе, и он знает об этом, но мы оба будем сохранять веру в мягкий лживый самообман. — Хорошо. — Мы сами решим, когда придет время. Кто бы ни пожелал меня видеть, я полагаю, что должен позволить им это, но последний день я проведу в одиночестве. У меня сжимается горло. — В одиночестве? — Да. Поэтому, я надеюсь, ты сможешь отказаться от операции в этот день. Всё пройдёт очень быстро. Облегчение захлестывает меня. — Ох. Я уверен, что они поймут. Он слышит что-то в моем голосе и делает шаг ближе. — Джон. Когда я сказал «в одиночестве», то имел в виду… — он откашливается. — Ладно. Надеюсь, это для тебя приемлемо. Приемлемо. Мой лучший друг только что сообщил мне, что он хотел бы провести свой последний день на земле наедине со мной. В этом нет ничего, что можно назвать приемлемым. Мой разум ещё не смирился со скорой реальностью. Я едва могу вспомнить свою жизнь без него. Он хитро вставил себя во все мои воспоминания, как будто был там все это время. Он там, в Афганистане, сидит на соседней койке, комментирует других солдат, отвлекает меня, когда я пытаюсь кого-то зашить. Он в Бартсе, срывает меня с занятий, чтобы затащить в морг, крадет мои учебники и помечает в них красной ручкой, когда находит ошибки. Он со мной в школе, дома, в парке, где я играл ребёнком. Я стою в нашей гостиной и смотрю, как он возвращается к своим папкам. В какой-то момент за последние два года мы с ним стали одним целым. Гибридом. Шерлок-и-Джон. Трансплантат оказался настолько подходящим, что даже когда мы расстаемся на несколько дней или недель, а это иногда случается, я все еще чувствую невидимый шов, соединяющий нас с ним. На мгновение я начинаю злиться. Потому что не он будет тем, кому придётся отрезать половину себя и вернуться к жизни отдельного существа. Джон-и-[отредактировано]. Но шов все равно останется. Я буду носить этот шрам по центру своего тела, чтобы он напоминал мне о том, что я потерял. Мы представляем друг друга как соседей по квартире. На самом деле мы имеем в виду, что мы друзья. Люди иногда думают, что мы любовники. Ничего из этого не является точным определением. Я не уверен, что в английском языке есть слово для нас. Гарри однажды назвала нас «гетеросексуальными партнерами по жизни». Шерлоку это понравилось. Он рассмеялся. Я не знаю, подходит ли это. Мы просто… мы сами по себе. Все, что я знаю, — это что в моей груди глубокая дыра, зияющая широким и пустым провалом, и через минуту она поглотит меня, а я не могу позволить ему увидеть это. — Мне нужно выйти ненадолго, — говорю я. Вина из-за того, что я оставляю его одного, учитывая только что полученную новость, слегка заглушается мыслью, что он предпочел бы остаться один, чем со мной, выражающим какие-либо эмоции. Он просто коротко кивает мне. — Увидимся. Я поворачиваюсь и с грохотом спускаюсь по лестнице. Желудок сводит судорогой. Мне приходится на мгновение прижаться к стене. Я выхожу на улицу и ловлю такси. Я держу себя в руках до тех пор, пока не добираюсь до Сары — еще одна связь в моей жизни, которая не поддается категоризации. Девушка? Нет. Друг? Да, но нечто большее. Подружка-по-сексу? Иногда. Все это не подходит, но о том, что я переживаю с Шерлоком, она осведомлена более, чем кто-либо другой. Она знает про шов. Это помешало нам иметь те отношения, на которые мы надеялись изначально, но все же оказалось неспособно оттолкнуть в безопасную зону дружбы. Итак, мы парим здесь, в стране неопределенности. Она встречается с другими людьми. У меня есть только Шерлок. Она видит мое лицо и тянет меня внутрь. — Что случилось? Я весь дрожу. — Шерлок. — Что он натворил на этот раз? — Заработал себе чёртову опухоль мозга.——
Она обнимает меня, пока я, честное слово, рыдаю в приступе отчаяния, из-за которого мне, наверное, должно быть стыдно, но каким-то образом жизнь с вечной отрешенностью Шерлока оставила меня удивительно равнодушным в отношении того, что я чувствую сам. Я стал аватаром его человечности. Я должен выражать все эмоции, которые он подавляет, поэтому в конечном итоге я выполняю двойную работу. Я рассказываю ей о таблетках, которые мне нужны, и о плане Шерлока. Я почти ожидаю, что она будет возражать, но она просто кивает и предлагает свою помощь. — Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем он… устанет? — тихо спрашивает она. Я прижимаю к опухшему лицу холодное полотенце. Я не могу вернуться домой в таком виде. — Я думаю, не больше двух недель. Все движется так чертовски быстро, Сара. Я впервые заметил, что у него головные боли только на прошлой неделе, черт возьми, — я слышу, как мой голос срывается. Сара убирает прядь волос с моего виска. — Мне очень жаль, Джон. — Это несправедливо. Почему именно он? — А почему кто-нибудь другой? — Но он… он нам нужен. Люди не знают, что он делает, как много он делает, — я вытираю лицо влажной тряпкой и откидываю голову на спинку дивана. — Мне пора возвращаться. Мне нужно отдохнуть от работы. Он не должен быть один. Ему может понадобиться медицинская помощь в любое время. Она отрицательно качает головой. — Конечно. Но дело не в этом, — я просто смотрю на нее. — Это нормально — признать это. — Что? — Что ты хочешь провести с ним как можно больше времени до конца. У меня снова дрожат губы. Конец. Его конец. Боже, это не может быть правдой. — Я думал, у нас есть все время мира. Сара снова обнимает меня, и я снова плачу. Я чувствую себя глупо, но лучше закончить с этим сейчас. Я не могу плакать в присутствии Шерлока. И она совершенно права. Как только я вернусь домой, я больше никогда не покину его.——
Он работает. Я не хожу на операции. Мы берем дело за делом. Он не спит, так же как и я. Я дремлю, когда он принимает ванну или когда он занят чем-то, с чем я не могу ему помочь. Я отвожу Лестрейда в сторону и спокойно объясняю ему ситуацию. Он выглядит пораженным, но быстро берет себя в руки. Я обещаю дать ему знать, когда будет принято решение. Я делаю то же самое для Анджело. Я знаю, что он расскажет остальным. Шерлок настаивает, чтобы мы ничего не говорили миссис Хадсон. На этот раз я согласен. Если мы это сделаем, то она больше не оставит нас одних. Мы подождем, пока больше нельзя будет откладывать. Сара приносит мне таблетки. Две таблетки, белые и гладкие. Я всегда держу их при себе. Он не сможет использовать их без моей помощи, а это было бы похоже на него, как если бы он расстроился и просто сказал: «К черту все это», проглотил их в приступе досады, а мысль о том, что я вернусь из магазинов и найду его… ну да ладно. Я держу таблетки при себе. Несколько дней он выглядит ничуть не хуже. Затем эта напряженность на его лице, которая говорит о головной боли, перестает уходить вместе с обезболивающими, которые я ему даю. Время от времени он спотыкается. Я становлюсь ближе к нему, когда мы оказываемся на месте преступления. Через неделю после того, как ему поставили диагноз, я обнаружил, что его тошнит в ванной. Он бледен и весь в поту. Я даю ему немного компазина, и это, кажется, помогает. В этот день у него случается первый значительный эпизод афазии. Он стоит, готовый выложить всё, и вдруг слова просто не приходят. Я вижу, как он шевелит челюстями, его глаза, его разум готовы показать нам, как все подсказки подходят друг к другу, но слова не приходят. Он смотрит на меня с паникой в глазах, едва заметной за маской, которая всегда скрывает эмоциональное состояние Шерлока, маской, которую обычно вижу только я, да и то очень редко. — Джон, — бормочет он, запинаясь. — А это что? — спрашиваю я, указывая на что-то, что никак не связано с тем, что он собирался сказать. Он оборачивается. — Это «Ситроен» последней модели, — и он делает глубокий вдох, возвращается и излагает нам свои мысли. Салли хмурится. Лестрейд вздыхает, и мы быстро переглядываемся. Начинается.——
Я возвращаюсь домой из магазина и встречаю спускающегося по лестнице Майкрофта. Он выглядит бледным и измученным. — О, Джон, — говорит он мягко. — Простите, что помешал. — Тогда вам не следовало ждать, пока я выйду, чтобы зайти, — раздраженно говорю я. Если Майкрофт думает, что я настолько глуп, то он совершенно меня не знает. — Шерлок хотел обсудить со мной кое-какие деловые вопросы. Я молча киваю. — Мне лучше подняться наверх, — у меня сейчас нет на него времени. Шерлок сидит в кожаном кресле, поджав под себя ноги. Он жестом приглашает меня сесть в другое кресло. — Садись, Джон. Есть еще дела. Я не люблю тратить время на такие вещи, но, похоже, это необходимо. Я сажусь. — Что такое? Он протягивает мне какие-то бумаги. Я узнаю их. Это договор о доверенности. — На тот случай, если наши планы пойдут наперекосяк, — говорит он. — Если я упаду в обморок или у меня будет драматическое ухудшение, ты будешь уполномочен принимать за меня медицинские решения. Я бы подумал, что у меня есть какое-то предчувствие по этому поводу, но это не так. Просто дело. Дело о смерти. Я подписываю бумаги. — Всё. Он хмурится. — Я не ожидал, что ты будешь так… уступчив. — Она нам не понадобится. Ты сделаешь всё на своих условиях. — Надеюсь, ты прав, — он прочищает горло. — Я обновил свое завещание. Ты получишь все, кроме нескольких семейных предметов, которые достанутся Майкрофту. Не стесняйся раздавать мои вещи любым знакомым, как сочтешь нужным. Я вздыхаю. — Мне не нужны твои вещи, Шерлок. — Тогда сожги все, — говорит он, и в его голосе слышится раздражение. — Какое это имеет значение? В любом случае, все моё — твоё, всё это не имеет значения, и я в любом случае не буду знать, что происходит с моими вещами, так что возьми всё, что хочешь, а остальное отдай мусорщикам. Я просто смотрю на него. Он оглядывается. Я оглушен шумом всего того, что мы не произносим вслух.——
Через два дня Шерлок дважды спотыкается и чуть не падает. Во второй раз я подвожу его к ближайшей скамейке и сажаю. Сегодня он ведёт себя очень тихо. — Я не могу видеть правым глазом, Джон, — шепчет он. Я слышу дрожь в его голосе. — Зрение исчезло примерно полчаса назад. Я просто киваю. — Нам пора домой. — Всё почти закончено. Давай покончим с этим, — он умоляюще смотрит на меня. — Жаль, что я не могу остановить это, — шепчу я. Он протягивает руку и цепляется за мою пальцами. Я крепко сжимаю их. Мне глубоко безразлично, если кто-то получит неверное представление.——
Скоро всё закончится. Шерлок держится за меня, пока мы поднимаемся по лестнице в нашу квартиру. Его координация тревожно ухудшилась только за последний день. Я сажаю его и измеряю давление. Оно очень высокое. Пульс учащенно бьется. У него высокая температура. Реакция зрачков нестабильная. Он читает результаты на моем лице. Я начинаю вставать, но он удерживает меня. — Джон, — говорит он, и я понимаю, что сейчас произойдет. — Пока нет, — бормочу я. — Уже пора. Я встречаюсь с ним взглядом. — Пожалуйста, Шерлок. — Сегодня ведь среда, не так ли? — Да. Он вздыхает. — Тогда в пятницу вечером. Таков наш план. Уведомление за два дня. Первый день будет для людей из его жизни, чтобы просто случайно заглянуть и навестить, чтобы задать ему вопрос или отдать что-то. Второй день — для нас. Таблетки кажутся очень тяжелыми в моем кармане.——
На следующее утро у Шерлока так сильно болит голова, что он едва терпит свет. Я приготовил для него несколько более сильных анальгетиков, и они помогают. Он настаивает на том, чтобы надеть свою обычную одежду. Он делает вид, что не собирается сегодня ни с кем встречаться, но знает, что его ждет. Наше первое дело — это то, чего мы боимся больше всего. Пора сказать миссис Хадсон. Мы спускаемся в ее квартиру и просим её присесть. Она плачет и льнет к нему. Шерлок обнимает ее в ответ и уверяет, что ему не больно, что все будет очень мирно. Она обнимает и меня тоже. Она хочет подняться с нами наверх и присмотреть за нами, но Шерлок настаивает. Мы обещаем снова навестить ее завтра. Она заслуживает исключения из условия Шерлока «в одиночестве». Молли — наш первый посетитель. Она прилагает особые усилия, чтобы быть веселой и притворяться, что она совершенно не знает того, что ей не положено знать. — Собрала для тебя еще несколько татуировок, — говорит она, протягивая ему пачку фотографий. — Спасибо, — отзывается он. — Я сделала на обороте пометки с информацией, которую ты всегда просишь, так что можешь почитать потом. — Очень мило с твоей стороны. Уверен, что они пригодятся. Молли кусает губы. — Итак… у меня есть неопознанный мужчина. Если за его телом так и не придут родственники, ты сможешь прийти и провести тот эксперимент с коленными чашечками, если захочешь. — Прекрасно. Когда? — Придётся подождать неделю, — она понимает, что говорит. Шерлок улыбается. — Тогда до встречи. Ее лицо слегка морщится, но она быстро справляется с собой. — Мне пора, — говорит она, вскакивая. Она смотрит на него сверху вниз, потом наклоняется и целует в щеку. — До свидания, Шерлок, — выдавливает она наконец. Кажется, он немного тронут. — Желаю тебе удачи, Молли. Она поворачивается и убегает, едва взглянув на меня. Я слышу, как она начинает плакать, когда подходит к двери. Шерлок глубоко вздыхает. — Я надеюсь, что остальные будут вести себя лучше, — говорит он. К сожалению, Салли Донован — наш следующий посетитель, и она ужасная актриса. Она слишком жизнерадостна и, кажется, не может заставить себя оскорбить его, как обычно. Это очень нервирует. Она уходит всего через несколько минут, выглядя недовольной собой. Я загоняю ее в угол у самой двери. — Ты могла бы хотя бы попытаться, — говорю я еле слышно. — Он этого не заслуживает, — отвечает она. — Тем больше причин для этого. Я очень ясно дал понять, что вы все должны относиться к нему нормально. Это было ненормально. — Как я могу называть его фриком и оскорблять, когда знаю, что завтра вечером… — она замолкает. — Я не знаю, как ты это делаешь. — Я делаю то, что должен. Она фыркает. — Некоторые вещи не меняются. До свидания, Джон. Андерсон появляется сразу после обеда. — Вот, — рычит он, швыряя в Шерлока бумажный пакет. — Образцы волокон, которые ты мечтал достать. Тебе бы стоило сотворить какое-нибудь чудо дедукции, потому что это все, что у нас есть. Шерлок ухмыляется. — Я уверен, что этого будет более чем достаточно даже для тебя, Андерсон. — Уму непостижимо, что тебе разрешили даже приблизиться к официальному расследованию. — Просто снял с языка. — Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать твои оскорбления! — бесится Андерсон. — Тогда садись, тебе будет удобнее! — огрызается Шерлок, выглядя почти радостным. — У меня нет на это времени, — он снова натягивает на руки перчатки. — Ты просто невыносимый ублюдок. — А ты — ходячее определение невежества. — Желаю тебе хорошей жизни, — Андерсон крадучись выходит из комнаты. Я провожаю его до двери. — Спасибо, — бормочу я. Он смотрит на меня, и я клянусь, он выглядит почти сожалеющим. — Позаботься о нем. — Разумеется. В тот день у нас не было ни минуты покоя. Шерлок очень этому рад. Я нет. Я завидую тому времени, которое у него осталось, каждая драгоценная минута, которая проходит, — это та, которую я не могу провести с ним, пока есть другие люди, снующие туда-сюда, один за другим. Некоторые, которым он помогал, заходили просто так, чтобы принести ему выпечку, без всякой причины, просто подумали, что тебе это может понравиться, о, я просто проходила мимо цветочницы и увидела этот букет, и подумала, что он может скрасить здесь атмосферу, о, а тут у меня идиотские шоколадки, я несла их своей сестре, ты случайно не хочешь их, нет? Наступает ночь. Шерлок сегодня почти не вставал с кресла. Мне нужно посмотреть, как он держит равновесие, поэтому во время перерыва я поднимаю его и смотрю, как он ходит. Он кажется более-менее спокойным. Я завариваю ему чай. Лестрейд появляется сразу после восьми. С ним мы не можем закончить быстро, потому что есть несколько официальных вопросов, которые мы должны обсудить. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не было никакого расследования. — Я сам приму эти таблетки, по собственной воле. Но Джона все равно можно будет обвинить в том, что он не остановил меня. Он — медицинский работник, у него есть твердое обязательство не допускать, чтобы другие причиняли себе вред. — Все, что ему нужно будет сделать, это сказать, что он отсутствовал и не знал, что ты что-то принял, пока не стало слишком поздно. Шерлок кивает. — Полагаю, этого вполне достаточно. — Я готов рискнуть, Шерлок, — господи боже мой, я бросался на бомбы, пули и худших представителей мира сего ради этого человека, а теперь он беспокоится о моем риске? — Нет, — резко отвечает он. — Я не позволю тебе ничем рисковать. — Послушайте, — говорит Лестрейд, — я почти на девяносто восемь процентов уверен, что смогу отменить любое расследование. Это незаконно, да, но в таких случаях — большинство из нас, во всяком случае, сразу же отвернется. Похоже, Шерлока это не удовлетворяет. — Я хочу, чтобы ты заверил меня, что Джон не попадет под подозрение. Лестрейд кивает. — Можешь быть уверен, — он косо улыбается нам. — Не возражаешь, если я кое-что тебе расскажу? Шерлок оживляется. — Конечно. Следующие полчаса Лестрейд проводит, описывая улики, обстоятельства, ситуации и записывая мысли Шерлока. Я сажусь на подлокотник кресла Шерлока, вмешиваюсь, когда это необходимо, и в основном просто слушаю звук его голоса. В какой-то момент я смотрю вниз и вижу, что Шерлок держится за мой свитер, лишь слегка сжимая рукав двумя пальцами правой руки, как будто он просто убеждает себя, что я здесь — или, возможно, что он все еще здесь. Я улавливаю из подсказок, что многие случаи, о которых упоминает Лестрейд, очень старые. Закрыты много лет, даже десятилетий назад. Я понимаю, что это его последний шанс. И у Шерлока тоже. Мне интересно, что труднее ему оставить: жизнь или работу? И есть ли в его сознании какое-то различие между этими двумя понятиями?——
Мы ждем Майкрофта к десяти. Сара приходит в девять тридцать. Я очень удивлен. — А ты разве не знал? — говорит она. — Он написал мне смс. Попросил приехать. Я в полном недоумении. У нее с Шерлоком были не самые дружеские отношения. Были моменты, когда я чувствовал себя флагом в центре каната для перетягивания. Мои немногочисленные знакомые мужчины постоянно дразнили меня, потому что Шерлок неизбежно выигрывал. Они ничего не понимали. Шерлок всегда побеждает. Он словно небесное тело со своей собственной гравитацией, удерживающей меня на орбите. Сара поднимается со мной наверх. Шерлок сияет, увидев ее, и жестом приглашает сесть рядом. Он многозначительно смотрит на меня. — Джон, можно мне чаю, пожалуйста? Я киваю. Он хочет поговорить с ней наедине. Я задерживаюсь на кухне, смотрю на них, — их головы близко друг к другу, они напряженно разговаривают. Впрочем, недолго. Она встает, и я вижу, как она сжимает его руку. Я передаю Шерлоку его чай и провожаю ее до двери. Когда она оборачивается, в ее глазах стоят слезы. Она крепко обнимает меня. — Чего он хотел? — спрашиваю я. — А ты как думаешь? — она отстраняется. — Он хотел, чтобы я присмотрела за тобой. Он сказал: «Джон будет тяжело переживать это». Хотел, чтобы я проследила, как ты ешь и спишь. Сразу после, знаешь. — Хм. Кто-то определенно уверен в собственной важности, — я плоско шучу, и это звучит глупо даже на мой взгляд. — Думаю, больше похоже на то, что у кого-то больше нет времени на притворство, — говорит она. Встречается со мной взглядом. — Джон, ты должен делать то, что считаешь правильным. Я не могу указать тебе, как чувствовать. Я не могу показать тебе, что правильно. Я лишь могу сказать, что он умирает, и ты — все, о чем он думает. Я лишаюсь дара речи. Сара уходит, и на несколько минут мы остаемся одни. — Ты устал? — спрашиваю я, садясь напротив него, и наши колени почти соприкасаются. — Со мной все в порядке. Я делаю глубокий вдох. — Шерлок, я должен спросить еще раз. Ты уверен насчет своей матери? Он смотрит мне прямо в глаза. — Вне всяких сомнений. Они с Майкрофтом решили, что ничего ей не скажут, пока все не закончится. Шерлок думает, что для нее будет менее жестоко, менее болезненно ничего не знать заранее. Я думаю, что будет еще более жестоко лишить ее возможности попрощаться. Но в этом вопросе они тверды и единодушны, как редко бывает. И я делаю последнее отчаянное усилие. Я очень люблю мать Шерлока, и у меня такое чувство, что она никогда мне этого не простит. Не только за то, что не сказал ей, но и за то, что провел с ним целый день, когда она не получила ничего. — У нее должен быть такой же шанс, как и у всех остальных людей, — говорю я. — Мамуля презирает прощания, она их просто ненавидит. Она не будет знать, что делать и говорить. Нет, так будет лучше. И не только для неё, — говорит теперь Шерлок. У него слегка кружится голова. Обезболивающее. Он смотрит мне прямо в глаза. — Я не смогу, Джон. Я не смогу этого сделать. Я не смогу посмотреть ей в глаза и сделать это. Повинуясь внезапному порыву, я протягиваю руку и хватаю его за руки. Его длинные пальцы крепко и благодарно переплетаются с моими. — Я все понимаю, — да, в некотором смысле. У Шерлока есть два одинаково ужасных варианта. Я полагаю, что он имеет право выбрать тот, который причинит ему меньше всего страданий в последние часы его жизни. Появляется Майкрофт, и я отодвигаюсь в сторону, освобождая ему место. Шерлок просит меня не спускать с него глаз, и я снова усаживаюсь на подлокотник его кресла. Я снова чувствую, как он трогает мой свитер. Едва прикасается кончиками пальцев.——
Уходя, Майкрофт выглядит разбитым. Я не уверен, что Шерлок это видит. Он в самом деле обнимает своего брата, прежде чем тот уходит. Он не боится контактов такого рода. Он часто обнимает миссис Хадсон, и меня — регулярно. Но они с Майкрофтом совсем не такие. Майкрофт тянет меня в холл. — Надеюсь, вы знаете, что я вам доверяю, — говорит он. Я молча киваю. — Вам не о чем беспокоиться. — Удивительно, но я никогда и не беспокоился. Только не насчёт чего-либо, связанного с вами. Хм. Интересно. Когда я возвращаюсь наверх, Шерлок уже на ногах. Он выглядит относительно спокойным. — Я думаю, мне надо поспать, — говорит он. Я ухмыляюсь. — Никогда не думал, что услышу от тебя нечто подобное. Он слегка улыбается. — А что еще делать человеку, когда его работа закончена? Моя ухмылка растворяется. Закончена. Я помогаю ему лечь в постель, как только он переодевается. — Джон, я… — он замолкает, едва открыв рот, и машет рукой. — Нет, в чем дело? Он вздыхает. — Думаю, что не хочу оставаться в одиночестве. Я молча киваю. — Я сейчас вернусь, хорошо? — он просто смотрит на меня большими глазами. Болезнь и лекарства разрушают некоторые из его защитных механизмов. Впечатляет, что он сохранил свой характер. То, через что он прошел, большинство людей превратило бы в рыдающие тени их прежних «я». Я переодеваюсь в пижаму и спускаюсь в его комнату. Я забираюсь к нему в постель. Ему это не кажется странным. Он придвигается поближе ко мне, просто чтобы прижаться виском к моему плечу. Мы лежим так некоторое время, не спим. В конце концов Шерлок засыпает. Я смотрю на его расслабленное лицо. Кажется, я не могу отвести взгляд. Я не могу думать о том, что через двадцать четыре часа никогда больше не увижу этого лица. Все это — странные углы костей, впадины и неземную бледность, усугубленную его состоянием. Но я не сплю. Я просто наблюдаю за ним. Я наблюдаю, как поднимается и опускается его грудь вместе с дыханием, и не могу перестать представлять себе тот момент, который скоро увижу, и улавливаю лишь слабый проблеск боли, которая ждет меня позже. Я не могу позволить себе чувствовать это сейчас. Я должен быть рядом с ним в эти последние часы, я должен отринуть это, пока все не закончится, но я знаю. Я знаю, что меня ждет. Я ненавижу вселенную. Я ненавижу любые силы, управляющие нами, будь то божества, судьбы или волны случайности. Кем бы или чем бы они ни были, я ненавижу их за то, что они привели меня на его орбиту. Я ненавижу Майка Стэмфорда за то, что он нас познакомил. Я ненавижу того, кто подстрелил меня и того, кто привез домой из Афганистана. Я ненавижу Британию за размер моей пенсии, из-за которого мне нужна была квартира. Я ненавижу эту квартиру за то, что она настолько очаровательна, что я не повернулся и не ушёл, как только увидел ее. Я ненавижу его за то, что он был интересным и втягивал меня в свою жизнь профессионально настолько, что я не сказал «К черту тебя» и не нашел скучного соседа по квартире. Скучный сосед по квартире. Такие вообще существуют? Мог бы у меня быть такой? Как бы тогда выглядела моя жизнь в последние два года? Не знаю, променял бы я жизнь с Шерлоком на что-нибудь другое. Даже если это означало бы, что мое сердце не будет разбито.——
Утром он выглядит гораздо лучше. Обманчивая передышка, но очень своевременная. Мы не торопимся. Сегодня тот самый день. Его последний день. — Чем хочешь заняться? — спрашиваю я. Идея выбора того, как провести свой последний день на Земле, настолько ужасающе сложная, что я уверен, что это парализует меня, но ещё я уверен, что у него есть план. Он смотрит в окно, полностью одетый, и на мгновение мне кажется, что ничего не происходит. Все хорошо. Я ненавижу все на свете. — Я бы хотел выйти, — говорит он. — На улицу? Куда? — я снова чувствую это ревнивое недоумение. Мне нужно это время, черт возьми. Куда он хочет пойти? — Наружу. В город. О. Может, это и хорошо. — Пойдём на экскурсию по городу? По твоим любимым местам? — Именно, — он отворачивается от окна. — В мире есть три вещи, которые меня волнуют, поэтому я хотел бы использовать это время, чтобы попрощаться с каждой из них. Во-первых, это моя работа. Я позаботился об этом вчера вечером. Во-вторых — наш город. Так что давай займёмся этим прямо сейчас. Я знаю ответ, но должен спросить. Будь проклята моя неуверенность. — А что в-третьих? Он смотрит на меня с упреком. — Джон. Тебе, конечно, не нужно, чтобы я произносил это вслух. Мы отправляемся в путь. Мы берем такси, чтобы он не устал. Мы идем на Трафальгарскую площадь. Гайд-парк. Идём молча. Координация Шерлока в пространстве вполне терпима, но он крепко держит меня за руку. Оглядывается по сторонам, осматривая все вокруг. Мы останавливаемся отдохнуть на скамейке у реки. Я подхожу к перилам и смотрю вниз, на воду. — Поговорим об этом? — наконец, произношу я. — О чём? Я издевательски смеюсь. Как будто существует другая тема для разговора. — О том, что ты сегодня умрешь. — А что здесь обсуждать? — Очень многое! Шерлок, я… я не знаю… Он хватает меня за рукав и тянет назад, чтобы усадить на скамейку. — Я уже смирился с этим, — он встречается со мной взглядом. — Я никогда не думал, что проживу долгую жизнь, Джон. Я всегда был уверен, что рано умру. Но не ожидал, что так, как сейчас. Я думал, что меня застрелят или взорвут. Я думал, что по крайней мере утяну с собой кого-то, для кого будет лучше покинуть этот мир. Это никогда не беспокоило меня. И только в последнее время мысль о том, чтобы уйти из жизни, стала меня огорчать. — Почему? — У меня никогда не было никого, кто остался бы позади. Никого, кто будет тосковать по мне, — он снова смотрит на меня, и в его глазах появляется что-то грубое. — Ты будешь тосковать по мне, Джон? Горло кажется узким, как булавочное ушко, я с трудом сглатываю. — До конца своих дней, Шерлок.——
В квартире очень тихо. Мы заходим к миссис Хадсон. Она сохраняет самообладание. Она снова обнимает Шерлока, потом меня. Мы идем наверх. Я закрываю за нами дверь. Наступает ночь, и я плыву по течению. Я не знаю, что делать, и есть ли у него какой-то план. Он садится в свое кресло. Я стою рядом. Он смотрит на меня снизу вверх. — Принесёшь таблетки, Джон? Сердце леденеет, а желудок сжимается. — Прямо сейчас? Но... сейчас? Он мягко смотрит на меня в ответ. — А какой смысл медлить? — Но... Я не знаю, я просто... сейчас? — Давай просто возьмем таблетки. Мы готовы. Я иду на кухню на онемевших ногах и наливаю стакан воды. Таблетки у меня в кармане. Я кладу их в маленькую пиалу и возвращаюсь в гостиную. Он наблюдает за мной. Я опускаюсь на пол перед его стулом, становясь на колени между его ногами. Я держу стакан и пиалу, но не делаю ни малейшего движения, чтобы передать их ему. Он протягивает руку и забирает их у меня, но потом кладёт на столик рядом с собой. Он наклоняется вперед, складывая руки перед собой. — Нет, Джон, я не против умереть. Это то, что предстоит всем нам. И я рад, что могу выбрать свои условия, — он делает паузу и ждет, пока я не подниму на него взгляд. — Я не возражаю, но... — он тяжело сглатывает. — Только из-за тебя. Я сожалею о той боли, которую это причинит тебе. Я не утверждаю, что понимаю. Я знаю только, что провел некоторое время, представляя, как бы я себя чувствовал, если бы мы поменялись местами. Я пытаюсь запомнить его лицо. Я не знаю, что буду говорить, пока не раскрываю рот. — Я правда думал, что проведу с тобой всю оставшуюся жизнь, — говорю я. Он слегка ухмыляется. — И это все, что ты планировал? Довольно ограниченно, разве нет? – Нет, я имею в виду... неважно, что еще случилось бы, с кем бы еще я встречался, или кем еще я бы был, у меня бы было... это, - говорю я, делая неопределенное движение в воздухе между нами. Он кивает головой. — Наверное, в каком-то смысле мне повезло. — Повезло? Каким образом? — Я всё же проведу с тобой остаток своей жизни. Я умираю. Я чувствую его руки на своих волосах, пока плачу, уткнувшись лбом в его колени. Совершенно беспомощный. Я так облажался. — Я должен был охранять тебя, — говорю я сквозь слезы. — Я не могу это остановить. Мне очень жаль, что я не могу ничего исправить. — Ты все исправил, Джон. Это из-за тебя я могу уйти так, как хочу, — он кладет руку мне на подбородок и приподнимает мою голову. Он обхватывает мое лицо руками и прижимается лбом к моему лбу. Я цепляюсь за его запястья, потому что мне нужно за что-то держаться. — Я не такой человек, чтобы делать заявления или признания, — тихо говорит он. — Мне они и не нужны. — Хорошо. Я верю, что мои действия говорят лучше слов. Я молча киваю. Он отпускает меня и отступает. Он тянется к пиале и стакану. Я достаю телефон и отправляю два сообщения. Одно — Лестрейду, другое — Саре. Такова наша договоренность. Я отправляю сообщения, когда он принимает таблетки. Каждый из них придет в квартиру через час. Лестрейд придет за Шерлоком. Сара придет за мной. Шерлок снова встречается со мной взглядом, затем проглатывает таблетки, запивая их водой. И с решительным видом отставляет посуду в сторону. Дело сделано. В течение следующих тридцати минут он покинет меня. Я встаю, и он провожает меня взглядом. Я беру его за руку и поднимаю на ноги. Он озадаченно смотрит на меня. Я подвожу его к дивану и сажусь в угол. Он понимает мою мысль и садится рядом со мной. Я продолжаю держать его за руку. Он дышит медленно, размеренно. Я хочу поговорить, но не знаю, что сказать, и поможет ли это нам обоим. Он смотрит на меня. — Джон... — начинает он, и я вижу страх в его глазах. — Я думал, что готов к этому, — его голос дрожит. — Я здесь, Шерлок. — Я боюсь, Джон, — я никогда не слышал, чтобы его голос звучал так тихо и неуверенно. Ничто из того, что я когда-либо сделаю, никогда больше не будет таким важным. Я притягиваю его к себе и прижимаю его голову к своему плечу. Он такой худой. Он изворачивается в невероятно компактной позе, помещаясь у меня на коленях; мои руки могут полностью обхватить его. Он хватает мой свитер и прерывисто вздыхает. — Просто расслабься, — шепчу я. — Я не хочу оставлять тебя. — Я не хочу, чтобы ты уходил. Мы ходим по краю. Тупой ужас захлестывает меня. Я отчаянно не хочу этого слышать. И ещё отчаяннее я не хочу этого говорить. Прямо сейчас я теряю своего лучшего друга. Не знаю, смогу ли я выдержать еще одну потерю. Я не могу думать о будущем, в котором нам отказали, и не могу признать, что у нас могло быть что-то еще, кроме дружбы. Если я оглянусь на дорогу, которая теперь закрыта, я увижу там что-то еще, всегда замечаемое мельком, но никогда не достигаемое, никогда не признаваемое, и это на самом деле может сломить меня. Но речь не обо мне. Если ему это нужно, то так и будет. И да поможет мне Бог. Я чувствую, как его конечности расслабляются. — Джон, — говорит он, и его речь уже звучит невнятно. — Мне нужно тебя видеть. Я переворачиваю его в своих руках, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Его веки расслаблены. Он весь дрожит. — Шерлок, ты только смотри на меня. Даже не думай. Не пытайся держаться. Ты только смотри на меня, ладно? А он понимает. Его взгляд скользит по моему лицу, как будто он пытается сделать то, что я делал раньше, и запомнить меня. Я знаю, что меня не пощадят, потому что он не спасён. Я нежно целую его в губы. Я чувствую, как напряжение покидает его тело, как его рука касается моего лица. Я прижимаю его к себе, и наши лбы снова соприкасаются. Теперь его веки дрожат. Он целует меня в ответ, напрягаясь, как будто это отнимает у него последние силы. Его руки сжимают мой свитер, а глаза сверкают, когда он смотрит на меня. — Я хочу, чтобы ты был последним, кого я увижу, — хрипит он. Я выдерживаю его пристальный взгляд. Я чувствую каждую секунду, как будто кожу взрезают ножом, но я держу его. Я не отвернусь, потому что это святое, и в любом случае меня уже не спасти. Он делает несколько глубоких вдохов и обмякает. Его глаза закрываются. Теперь он спит. Это не займет много времени. Я прижимаю его к себе, обхватываю руками. Я целую его лицо снова и снова. Я понимаю, что говорю с ним, но сам не знаю, что говорю. Возможно, я говорю ему, что люблю его. Возможно, я говорю ему, что никогда не любил никого кроме и никогда не полюблю. Возможно, я проклинаю его за то, что он бросил меня. Я понятия не имею. Это не имеет значения. Все это правда, говорю я ему или нет. Через несколько минут он испускает последний вздох. Вдохнул, а потом — ничего. Я внимательно смотрю ему в лицо. Это неправда. Теперь он меня не слышит. Поэтому я повторяю все это снова, и на этот раз я понимаю, что говорю. Я разговариваю с ним до тех пор, пока у меня не пропадает голос. Лестрейд и Сара стоят рядом. Когда же они приехали? Они склоняются над нами с лицами, изувеченными печалью. Сара плачет. Лестрейд приехал с людьми из похоронного бюро, которые заберут его отсюда. Я им этого не позволю. Сара обнимает меня одной рукой, и в конце концов они с Лестрейдом уговаривают меня отпустить его. Я не могу смотреть. Я подхожу к окну, и Сара обнимает меня сзади. Я слышу шорох колес на лестнице и лязг каталки, и они почти исчезают, прежде чем я останавливаю их. — Подождите. Всего одно мгновение, — я должен говорить достаточно спокойно, чтобы они остановились, когда я произношу это. Он накрыт простыней. Я подхожу к каталке и откидываю её. Я просто смотрю. Может быть, я и хотел что-то сказать, но теперь все ушло. Но уже слишком поздно. Человек, которого я потерял, был не просто моим лучшим другом, только не сейчас. Они забирают его отсюда. Лестрейд обнимает меня, и это немного стыдно, но мне это нужно. Он уходит, а Сара просто смотрит на меня, не сводя внимательного взгляда. Я иду через гостиную к дивану. И на полпути туда ноги медленно подгибаются, и я сижу на полу, уставившись в пространство. Она подходит ко мне и берет меня за руку. Я ничего не чувствую.——
На его похоронах много народу. Это меня не удивляет. Многие люди восхищались Шерлоком. Многие другие терпеть его не могли. Но никто из тех, кто когда-либо встречался с ним, никогда не забывал об этом, и кажется, что все они теперь здесь. Со мной обращаются как с убитым горем вдовцом. Главным плакальщиком. На самом деле это должна была быть его мать, но все, кажется, считают, что такое положение вещей вполне уместно, включая саму женщину. Несмотря на мои опасения, она не винит меня. Майкрофт говорит, что она ненавидит прощания и не знала бы, как обращаться с Шерлоком, так что все в порядке. Кажется, она это понимает. Она обнимает меня и говорит, что очень рада, что я был с ним в его последние часы. Я встаю, чтобы произнести над ним речь. Я делаю это только потому, что не могу себе представить, чтобы кто-то еще это сделал. Я говорю о его блестящем уме, о его преданности своему делу. Я говорю о людях, которым он помогал, и о преступниках, которых он привлек к ответственности. Я не говорю о том, как он заставлял меня чувствовать себя живым, или о том, как его глаза светились, когда солнечный свет скользил по ним сбоку. Я говорю, что он был моим другом, и для меня большая честь знать его и работать с ним. Я не говорю им, что любил его, и что я люблю его до сих пор, и что если бы у меня было хоть одно желание на свете, то я потратил бы его, лишь бы все остановить.——
Шерлок оставил мне все. У него было больше денег, чем я предполагал. Он совершенно точно никогда не нуждался в соседе по квартире. Но я уже давно знал, что мое присутствие служит многим целям, самой незначительной из которых была финансовая. Сейчас я в хорошем положении. Я отдыхаю от операций. Я трачу деньги на перестройку квартиры. Однажды вечером я открываю один из его альбомов с набросками. Сборники преступлений, вычеты, примеры. Всюду заметки его паучьим почерком. Я сижу с ним и слышу, как он ведет меня через них. Я читаю все целиком. Потом я читаю следующее. И еще одно. За месяц я прочитываю все, что было у него в квартире. Я покупаю шкафы, чтобы разложить все его газетные вырезки, работы и документы. Я могу дотянуться до любой нужной мне справки за секунду. Не знаю, почему я чувствую, что должен быть в состоянии сделать это, но тем не менее. Лестрейд звонит мне примерно через шесть недель после похорон. — Странный случай, — говорит он. — Человек найден мертвым, и на нем никаких следов. Комната заперта, окон нет. — И что? — озадаченно спрашиваю я. — Ты придёшь? — Я? Он вздыхает. — Ты наш следующий лучший специалист, Джон. Так что я прихожу. Все смотрят на меня недоуменно. Я, должно быть, ужасно неуместно смотрюсь без высокой, одетой в чёрное фигуры рядом. Я закрываю глаза, прежде чем войти в комнату, а когда снова открываю их, он уже там, со мной. Я смотрю и вижу то, чего раньше никогда бы не увидел. Я не обманываю себя, думая, что вижу все то, что мог бы увидеть он. Но я вижу очень многое. Оказывается, я вижу достаточно. Уходя, я поворачиваюсь к Лестрейду. — Я не такой, как он, Грег. Я буду рад помочь, если смогу. Но я возьму за это деньги. Он ухмыляется. — Как вам будет угодно, доктор Ватсон. В следующий раз я буду быстрее. В следующий раз я буду действовать тщательнее. Я сижу дома, заваленный делами, и мы обсуждаем их. — А что ты думаешь о бумажнике? — спрашивает он меня. — Он был в спортзале накануне вечером. — Откуда ты знаешь? — он сомневается. Шерлок никогда не придавал большого значения традиционным путям расследования. Бумажники, дневники, телефонные звонки. Слишком очевидно. — У него здесь толстая стопка карточек. Кредитные, членские, банковские. Его банковская карточка — вторая с обратной стороны. Это карта, которую большинство людей используют чаще всего, поэтому он, должно быть, имел привычку использовать карты, а потом сдвигать их в конец стопки. Пропуск в спортзал находится в самом конце, так что он, скорее всего, использовал его после того, как использовал банковскую карту в последний раз. Большинство людей не могут долго обходиться без неё, а значит, он, вероятно, был в спортзале в ночь перед смертью. — Хм. Я очень впечатлен. Я улыбаюсь. — Ты бы никогда так не сказал, если бы на самом деле был здесь. — Я оскорблён, Джон. Иногда я почти вижу его. Я закрываю глаза и представляю его себе. — Я люблю тебя. Он не отвечает. Он никогда не отвечает, когда я так говорю. Через полгода я увольняюсь из больницы. У меня новые визитные карточки. Джон Уотсон, доктор медицины, консультирующий детектив. По-прежнему единственный в мире.——