Мне ее жаль

Пэнси улыбается и смотрит в зеркало на свою прелестную маму, заплетающую темные волосы девочки в сложные косы. От мамы пахнет вкусным ирландским кофе и молоком. Ее мама — чудесная женщина.  — Мамочка, а как ты поняла, что любишь отца? Лорда Паркинсона Пэнси всегда называет исключительно так, она не признается сама себе, но на самом деле она его боится (и не понимает, как ее красивая мама выбрала такого человека). Леди Паркинсон улыбается мягко и нежно, смотрит дочери в глаза и отвечает:  — Дорогая, тебе пока рано знать подробности, но могу сказать, что мы с твоим отцом предназначены друг другу с детства, так решили наши родители, — в ее взгляде появляется печаль и тоска, такая, что маленькой Пэнси становится не по себе. И девочке неосознанно тоже становится грустно, мурашки бегают по коже.  — Вы разве не родственные души? — удивляется Пэнси, и голос ее так наивен, что леди Паркинсон даже не ругает ее за нетактичный вопрос. Впрочем, мама редко ее ругает, когда они находятся наедине. Этот вопрос остается без ответа, и Пэнси не решается спросить что-то еще. Почему мама просто не сказала «да», если они с отцом родственные души? Может быть, у мамы вовсе нет соулмейта? Но как-то раз она видела на ее предплечье надпись, выведенную каллиграфическим почерком. «Ты не представляешь, насколько она умна и красива.» Девочка не может и вообразить, чтобы ее отец хоть когда-то такое мог произнести. Когда Пэнси подрастает, она понимает, что быть не родственными душами, находясь в браке, — это нормально. Так поступает большинство чистокровных семейств, чтобы поддерживать свою репутацию и, конечно же, чистоту крови. Так, скорее всего, получится и у нее. Пэнси поступает в Хогвартс, и отец наставляет ее искать полезные знакомства. Она важно кивает, гордо выпрямив спину. К одиннадцати годам она начинает больше ценить светское общество и наставления своего чопорного отца, а не ласковые объятия своей матери, которая редко вообще выходит в свет. Пэнси считает, что она выросла, и чтение на ночь сказок Барда Бидля с мамой — больше не для нее. Пэнси поступает на Слизерин, оправдывая надежды отца, и заводит разговор с Драко Малфоем о погоде. Первокурсники Слизерина обсуждают последние новости, прочитанные в Ежедневном Пророке, в то время как за столом под красно-золотым знаменем их ровесники громко разговаривают о квиддиче, семьях и летних каникулах, улыбаются и веселятся. Паркинсон обращает внимание на сидящую к ней лицом девчушку с копной каштановых волос на голове и слегка выпирающими передними зубами. Девчонка не обращает внимание на суматоху за ее столом вокруг Гарри Поттера и читает какой-то толстый фолиант, положив его перед собой на место тарелок.  — Какой кошмар, — морщится Малфой, перехватывая ее взгляд. — Сборище грязнокровок и предателей крови. Пэнси хмыкает и слегка кивает головой в сторону той самой читающей:  — Не знаешь, кто это?  — Грейнджер, если не ошибаюсь. Грязнокровка, даже запоминать не надо. Драко тут же продолжает нашептывать ей в ухо какую-то интересную сплетню об Избранном, а Паркинсон не может отвести глаз от гриффиндорки Грейнджер. Грязнокровки. Девчонка будто чувствует на себе чужой взгляд и поднимает голову. Теперь Пэнси смотрит ей прямо в глаза. Они орехового оттенка, слизеринка никогда не встречала такой оттенок среди ее знакомых чистокровных магов, глаза которых у всех поголовно либо серебристо-серые, либо темно-синие. В крайнем случае зеленые. Ну конечно, Грейнджер ведь магглорожденная. И почему она все еще не отводит взгляд? Монолог Малфоя, по всей видимости, достиг кульминации, и смена тона его голоса заставляет Пэнси отвлечься от игры в «гляделки» с незнакомой гриффиндоркой. Она переводит взгляд на собеседника, что-то односложно отвечает и приступает наконец к еде. Странная игра в «гляделки» с не менее странной Грейнджер продолжается и на первом совместном уроке Травологии. В этот раз первой отводит взгляд гриффиндорка, отвлекшись на придурка Лонгботтома. Пэнси ведет про себя счет и ликует, представляя цифры «1:1». Она ненавидит проигрывать. Спустя месяц Паркинсон и Грейнджер так и не перекидываются и словом, но в «гляделках» счет перевалил уже за пятьдесят с обеих сторон. Более того, Пэнси до сих пор не знает имени своей соперницы, но ее это не смущает. Иногда, ложась спать, слизеринка вспоминает ее ореховые глаза и улыбается. Эти глаза всегда смотрят искренне и беззлобно, без осуждения или надменности. Грейнджер напоминает ей маму. Пэнси с интересом наблюдает за развивающейся дружбой между Грейнджер, Поттером и Уизли после происшествия на Хэллоуин с троллем. Они определенно что-то скрывают, и если Паркинсон просто забавно смотреть со стороны на эту смешную компанию (что у Грейнджер общего с этими отсталыми?), то Малфой вне себя от злобы (и зависти). Учебный год кончается разгадкой тайны, над которой все это время работало Золотое Трио, и добрый директор Дамблдор начисляет Гриффиндору огромное количество баллов, выдвигая на первое место. Именно тогда Пэнси узнает, что Грейнджер зовут Гермиона. Гермиона Грейнджер. Пэнси кажется, что это имя звучит гораздо хуже, чем просто Грейнджер, поэтому решает просто забыть о его существовании (вспоминать каждую ночь с улыбкой, протягивая каждую букву). На прощальном пире происходит заключительная игра в «гляделки», и счет становится «103:101». Конечно же, в пользу Паркинсон. Они ни разу не говорили. Второй и третий год пролетают для Пэнси мгновенно, быть наблюдателем — конечно интересно, но когда замечаешь, что в твоей жизни все ровным счетом стоит на месте, становится как-то обидно. А наблюдать было за чем. Точнее, за кем, конечно. В мыслях Паркинсон решает обнулять счет «гляделок» каждый год, и слизеринка все три года выигрывает это состязание, пусть и не может никому похвастаться. Иногда (часто) ей снится Гермиона Грейнджер. Во снах они болтают о чем-то своем, о чем Пэнси не осмелилась бы больше ни с кем поговорить, и гриффиндорка всегда звонко смеется, руками поправляя каштановые кудри. Вживую они все так же не говорили, но Паркинсон хватает одного задорного взгляда ореховых глаз Грейнджер, чтобы ходить весь день счастливой с улыбкой до ушей. Малфой слишком часто задает вопрос о ее беспричинной радости. На четвертом курсе Пэнси замечает, что Грейнджер выросла. Из нескладной девчонки, из-за пышной шевелюры которой не было понятно вообще, что она из себя представляет, она превращается в довольно симпатичную девушку, высокую и опрятную. Из ее глаз пропадает тот самый детский задор, так нравившийся Паркинсон, но на замену приходит загадочность и какой-то непонятный магнетизм. Пэнси тянет к Гермионе, и все чаще в их привычных «гляделках» слизеринка терпит неудачу. Ей становится неловко. Ночью ей все чаще и чаще снится Грейнджер. Да, они много говорят и смеются, но потом гриффиндорка смотрит на нее тем самым взглядом и тянется за поцелуем. Ее губы мягкие, она целует нежно, и Пэнси просыпается в холодном поту среди ночи от непонятных ощущений внизу живота. Когда Святочный бал Виктор Крам открывает с Грейнджер, такой красивой Грейнджер в прекрасном платье небесного цвета, у Пэнси скрипят зубы. Она чувствует подступающие слезы, глядя, как Крам ведет гриффиндорку в танце, аккуратно придерживая за талию. Паркинсон не выдерживает и получаса в этой атмосфере и сбегает в подземелья. Там она полночи рыдает перед зеркалом и оставшиеся полночи ей снится, как она ведет Грейнджер в танце. Как Гермиона улыбается ей, кладя руки на ее плечи и сокращая расстояние между ними. Как она целует Пэнси, сначала сладко и медленно, но потом углубляя поцелуй. Как Пэнси расстегивает ее небесно-голубое платье… На пятом курсе Грейнджер перестает улыбаться и вообще смотреть в сторону Пэнси. Паркинсон сама не понимает, из-за чего начинает злиться. Она вступает в Инспекционную дружину, поддерживая Малфоя, и тогда Гермиона снова начинает на нее смотреть. Но это уже не их привычная игра в «гляделки». Это уже не взгляд Гермионы на Пэнси, это взгляд гриффиндорки на слизеринку, враждебный взгляд, от той неподдельной искренности, что была на младших курсах, не осталось и следа. И Пэнси платит той же монетой, играет по ее правилам. Она смотрит презрительно, свысока и часто обсуждает с Малфоем Золотое Трио во всех красках, особенно перемывая косточки Грейнджер. Пэнси рыдает ночью, просыпаясь в постели одна. Она смотрит в стену зареванными глазами, сидит неподвижно и шепчет «Перестань. Перестань. Перестань мне сниться». Пэнси некоторое время вообще не спит, но когда Драко замечает ее состояние, без лишних слов снабжает зельями для сна без сновидений. Он ничего не знает, но, видимо, прекрасно понимает.  — Ты видела их?  — Очкарика, безмозглого рыжего и их грязнокровую подстилку? Трудно не заметить! Драко смеется, а Пэнси замечает, как Грейнджер оборачивается, нахмурившись. Паркинсон встречается с ней взглядом и смотрит с максимальным презрением, на которое способна, мерзко подмигивает. Пэнси противно от самой себя. Гермиона закатывает глаза и отворачивается, ускорив шаг. Вернувшись вечером в комнату, Паркинсон понимает, что не может тут находиться. Стены подземелья давят на нее так сильно, что трудно дышать. В глазах стоит образ Грейнджер, ее ебаные ореховые глаза, ее ебаные каштановые волосы, ее охуительно длинные ноги. Пэнси истерически смеется, оседая на пол. И как так вышло? Как она загнала себя в такое дерьмище? Слизеринка сама не понимает, как оказалась на лестнице перед Астрономической башней. Она поднимается наверх, еле перебирая ватными ногами, как вдруг слышит чьи-то тихие всхлипы. На секунду Пэнси замирает. Но всего лишь на секунду, а после понимает, что ее абсолютно точно не ебет, что там у кого случилось. На данный момент она хочет всего-навсего дышать, дышать полной грудью и забыть обо всем другом. На лестнице сидит Грейнджер. Ебаная Грейнджер определенно преследует Пэнси, другого объяснения нет. Она все время маячит перед глазами, садится в Большом Зале и на всех общих уроках так, чтобы ее было хорошо видно именно с места Пэнси. Она снится ей каждую ночь, эта стерва определенно все подстраивает… Гермиона плачет. Плачет как ребенок, всхлипывая и дрожа, сжавшись в комочек. Слезы капают на ее идеально выглаженную юбку, на аккуратные школьные ботинки, на каменные вековые ступеньки…  — Уходи, Паркинсон, — гриффиндорка почти шепчет, вытирая глаза рукавами. Она выглядит как побитый котенок, и Пэнси понимает, что не может сдвинуться с места. Она бы очень хотела прямо сейчас рвануть вниз, в свои родные подземелья, запереться в своей комнате и больше никогда оттуда не выходить, но что-то мешает ей. Что-то непонятное, исходящее изнутри, движет ей, и она медленным шагом подходит прямо к сучке Грейнджер, которая так сильно мешает ей жить, и садится рядом на холодную лестницу.  — Ты ревешь, — произносит Пэнси, прежде чем подумать. О Мерлин, это самое глупое, что ты могла сейчас сказать, как такое вообще может прийти в голову…  — Ага, — но Грейнджер это явно веселит. Она хихикает, вытирая слезы, но уже через секунду заливается с новой силой.  — Неужели твой рыжий обмудок не удовлетворил? Хотя чего ты ждала от Уизли номер шесть? — Паркинсон хочется позлить Грейнджер, ей хочется заставить ее страдать так же, как она. Но эта фраза пропитана лишь ее бесконечной грустью, она не может больше давить из себя желчь и презрение. И тогда Пэнси решает сказать хоть что-то честное. Хоть что-то от чистого сердца. — Знаешь, Грейнджер, он совсем не подходит для такой умницы как ты. Все уже видели, как этот мудак Уизли пускает слюнки на шлюху Браун. Пэнси злит, как Грейнджер провожает его взглядом. Пэнси злит, что Гермиона вообще знается с кем-то похожим, а уж страдать из-за такого ушлепка выше ее понимания. У Паркинсон болит сердце, когда она видит опустошенную и отчаявшуюся Грейнджер, а именно такой ее делает ее «дружок».  — Ты назвала меня умницей? — Гермиона в один момент перестает плакать и с непониманием смотрит на Пэнси. — Знаешь, грязнокровая подстилка и страшила Гриффиндора как-то привычнее. И тогда Пэнси цепляет взглядом запястье Грейнджер. Всего на секунду, просто замечает, что оно не пустое, и гриффиндорка в этот же момент натягивает рукав.  — Покажи, — слизеринка хмурится, кусая губы. У Грейнджер точно есть соулмейт, и если она не узнает его прямо сейчас, то точно не сможет заснуть сегодня ночью. Хотя она и не собирается…  — Что? Нет! — восклицает Гермиона и хмурит брови. — Мы с тобой, между прочим, в первый раз считай нормально разговариваем, я тебе ничего не должна показывать! Пэнси резко вытягивает руку и хватает запястье гриффиндорки. Грейнджер не успевает еще и осознать, как Паркинсон задирает ее рукав. «Грязнокровая подстилка». Пэнси замирает, и этого момента хватает Гермионе, чтобы вырвать свою руку и резко встать. Их взгляды пересекаются, обе они смотрят обеспокоенно, и Грейнджер подрывается с места. Пэнси остается одна. На шестом курсе они варят Амортенцию, и Пэнси ударяет в нос запах горячего шоколада и имбирных печений. Она не сомневается, кому принадлежит этот запах. С Грейнджер они больше не встречаются взглядами и не разговаривают. У Пэнси на ребрах появляется надпись: «Мне ее жаль». Пэнси не может смотреть на себя в зеркало и плачет каждую ночь, когда видит во сне ебаную Грейнджер. Впрочем, это стало уже привычкой. На седьмом курсе Грейнджер не появляется вовсе, и теперь Пэнси понимает, что такое страх на самом деле. В Хогвартсе творится полнейший хаос, и сны для Паркинсон становятся спасением. Сны — единственный способ видеть ее. После битвы за Хогвартс все лето Пэнси не выходит из родного поместья. Ее семья не была активным участником Второй Магической ни на одной из сторон, поэтому в теории у Пэнси не должно возникать никаких проблем. Но сейчас люди относятся с предубеждением ко всем, кто учился на Слизерине. И выйти на улицу без волны всеобщего презрения просто невозможно. Паркинсон сидит дома и проклинает Грейнджер. Она злится на нее за то, что Гермиона сама же себя обрекла на огромный риск в том году. Она злится, что Грейнджер пошла за своими двумя идиотами, ничего ей не сказав. Никак не предупредив. Они же ебаные соулмейты! Пэнси не находила себе места весь тот год и не находит сейчас, ведь сраная героиня войны так и не удостоила ее чести почтить своим присутствием. Пэнси злится на себя, ведь понимает, что она никто для Гермионы, тем более она абсолютно точно ее недостойна. Сентябрьским утром на плече Пэнси появляется еще одна надпись: «Скучаю». Пэнси улыбается, проводя по ней пальцем и не веря своим глазам. Она вспоминает все плохое, что она говорила всем вокруг о Грейнджер, и что наверняка сейчас находится на теле Гермионы. Как после такого Грейнджер может сказать кому-то, что скучает по Паркинсон? Ей надоело злиться. Пэнси выходит на улицу и вдыхает полной грудью. Она сама не знает, куда идет, и ноги приводят ее на Косую Аллею. Тут уже завершаются строительные работы и реконструкции, и Паркинсон решает пойти в кафе Фортескью. Она заказывает шоколадное мороженое, вспоминая шестой курс и зелье Амортенция, как вдруг ее взгляд цепляется за фигуру в толпе. Грейнджер радостно улыбается Поттеру, который что-то ей увлеченно рассказывает. Ее непослушные волосы волнами лежат на спине, мантия раскрыта, а под ней обычный маггловский прикид. Она выглядит такой живой и настоящей сейчас, переполненной счастьем. Пэнси не может отвести глаз. И тогда они встречаются взглядами. Глаза Грейнджер все такие же — ореховые и красивые. И смотрит она снова так же искренне, как на младших курсах. Пэнси неуверенно машет ей рукой, и тогда Гермиона, что-то сказав своему другу на прощанье, направляется прямо к ней.  — Привет, — Грейнджер садится прямо перед ней, и Паркинсон не верит, что все это происходит на самом деле. — Давно не виделись. Как у тебя дела?  — Нормально. Пэнси не знает, что сказать. Что все три месяца после битвы не выходила из дома? Или что весь этот год ненавидела ее в своих мыслях? А может, то, что она снится ей с третьего курса? Или надо сказать, что они соулмейты, мало ли Грейнджер забыла?  — Прости меня, Гермиона, — Пэнси впервые вслух говорит это имя (не считая своих снов). — Я вела себя ужасно все школьные годы и уверена, это отразилось на твоем теле. На самом деле, я всегда считала тебя прекрасной. Ты очень красивая и умная. Грейнджер улыбается, и Пэнси думает, что в жизни не видела улыбки красивее.  — Я давно тебя простила, Пэнси. Не зря же мы соулмейты.