Мёд и молоко

Гледа вертит в руках свой меч, внимательно рассматривает, осторожно и медленно проводит по лезвию пальцами, словно трепетно и нежно поглаживает, после переворачивает на другую сторону и застывает, любуясь блеклыми, неясными солнечными бликами на поцарапанной в истовых боях добротной стали. Шумно выдыхает. И отдается дорогим сердцу воспоминаниям, кусающим, больно колющим нутро и душу, вынырнуть из которых удается не сразу. — Отец… Старший Бренин, тут же вскидывая голову, с толикой обеспокоенности обращает на дочь усталый взгляд. Его губы чуть поджимаются, брови сводятся к переносице. Гледа, не опуская меч, неотрывно смотрит теперь уже на отца, и в ее взоре легко угадывается плохо запрятанная укоризна. — Мы так давно не фехтовали вместе! — и без лишних слов, не давая Бренину опомниться, попросту наставляет на него слабо сверкнувшее острие клинка, вставая в изящную боевую позу. Торн делает глубокий вдох, не сумев сдержать полуулыбку, и, прикрыв веки, неторопливо встает с места, уперевшись ладонями в колени. Девчушка права: слишком давно. Краткие моменты из прошлого приходят внезапно, оставляя после себя приятную горечь: он помнит маленькую боевую площадку на заднем дворе их дома, улыбающуюся Лики, смотрящую на тренирующихся Макта и малышку Гледу, и его самого, руководящего их борьбой. А еще вкус чернично-яблочного пирога с теплым молоком и медом. В глазах начинает неудержимо щипать. — Да много ли от старика пользы? — пожимает плечами Бренин, обводя взором собравшихся неподалеку членов отряда. — От обычного, быть может, и немного, да вот от самого Торна Бешеного, отставного главнокомандующего, пользы явно будет поболе, — настойчиво тянет Гледа, не давая отцу ни шага к отступлению. Бренин снова вздыхает, качая головой. Вот уж упертостью дочь выходит явно в него. Он почти соглашается, даже уже вытягивает меч из ножен, как вдруг замечает весело ухмыляющегося Ходу, чьи волосы при дневном свете ненавязчиво отливают золотом. Меч возвращается в ножны. — А всяко лучше, если в напарники возьмешь кого-то помоложе. Да и мне будет попроще высматривать ошибки да указывать на них, — теперь, в свою же очередь не давая Гледе отступить, Торн взмахом руки подзывает к себе юного принца. Тот, похлопав Сопа по плечу, с готовностью подскакивает к командиру, украдкой бросая на девушку почти неуловимый взгляд. Кивает. — Что-то хотели? — Мастерство твое да ловкость испытать, — сразу заявляет Бренин, отступая в сторону, чтобы дать больше пространства для маневров. — Тренировочный бой с моей дочерью, Хода. Так, чтобы и не сплоховать, но и без увечий, учти. Оставаться в форме и готовности бесполезностью не будет. Юноша кивает снова, а в его глазах явственно видится промелькнувшая хитринка и что-то еще, что ухватить уже сложнее. Он мгновенно поворачивается к Гледе, которая продолжает стоять с вытянутым вперед мечом, и вытаскивает свой клинок, перебивший немало фризов и энсов. — Это честь для меня, — с ноткой издевки высокопарно выдает он, неспешно придвигаясь ближе к младшей Бренин. — Ой ли? — с беглой усмешкой отвечает та, щурясь и внимательно наблюдая за чужими движениями. — А коли от моего меча поляжешь, это тоже за честь примешь? — Не меньше, чем за судьбоносное провиденье, — Хода делает полукруг, удобнее поворачивая корпус, и беззастенчиво улыбается: ему нравится, что с ним не ведут себя так, словно он какое-то если не божество, то хотя бы полубожество. Принц он или нет, но товарищей, которым можно довериться и с коими можно поговорить об обычном, человеческом, у него немного. — Да только, чтобы полечь, сперва хоть бы один удар получить следует. Гледа сужает глаза сильнее и делает выпад. Хода готов — он ловко отскакивает, слегка прогибаясь в спине, усмехается как-то по-змеиному и кивком головы откидывает со лба золотистую прядку волос. Бренин не отступает — не медля, стремительной меткой стрелой мчится вперед. Чистый звон сотрясает воздух, нещадно колышет его: клинок скрещивается с мечом, а меж тем скрещиваются и чужие взгляды — оба прозрачно-зеленые, словно первая весенняя трава. Один напряженный, доблестный, благородно-суровый, второй же — ехидный, вызывающий и по-лисьи лукавый. Хода парирует и в то же мгновение, быстро поднырнув под руку, скользит дальше и отбивает следующий удар так же мастерски, как и предыдущий. Гледа внимательна и напориста, хищна, как голодная остроклювая птица, и преступно грациозна; каждое ее движение отточено мастерством и долголетней практикой у лучшего мечника — ее отца. Шаг влево, вперед и в сторону, плавный взмах руки, судорожный вздох и горячее дыхание. Хода оступается — нога скользит по мелким камешкам. Гледа бдительна — острие летит ровно в цель. Хрупкое мгновение, призрачная секунда — принц успевает отразить выпад в последний момент и чувствует безжалостно-ледяное лезвие, что сочно проходит сквозь тонкую ткань рубахи и кислотным жаром опаляет плоть. Хриплый стон непрошено вырывается через плотно стиснутые белые зубы; Хода морщится, бросает взор на стремительно краснеющее предплечье, хмурится и юрко скользит вперед. Бренин наблюдательна — отклоняется гибко и молниеносно, защищаясь плашмя выставленным мечом. Принц невольно отвлекается на точеный девичий стан и оступается во второй раз, на этот раз — безысходно критично. — Ха! Пред глазами мелькают верхушки деревьев и ясное синее небо — Хода повержен. Ощущая спиной каждый предательский камешек, он, не желая шевелиться, горько усмехается под подобно грому разразившийся хохот Сопа. Конец. Принц сражен. Сражен рукою той, кто ровно так же беспощадно ворвалась в его сердце, стальными цепями окольцевала душу и, пусть и без злого умысла, но заставила желать ее кратких взглядов, ее слов, даже если они лишены всякого смысла, ее смеха, ее улыбки и случайных касаний. Принц сражен. Сражен еще задолго до этой минуты. Мягко похрустывая, кострище горит ярко и бодро, надежно освещая местность на несколько метров вокруг. Лагерь тих и спокоен — объявлен отбой. Не спят только двое. — Ты уж прости, не хотела я так… сильно, — тихо шепчет Гледа, а ее тонкие пальцы легко порхают над чужой рукой. Теплые блики огня нежным светом отражаются на ее безупречном лице, несомненно прекрасном, но уже отметившим на себе тягости Жатвы. Хода ведет по нему несмелым взглядом, склонив голову к плечу, изучает, робко любуется — хочет запомнить каждую черточку, вырезать их в своей памяти и заколотить там навсегда, на всю жизнь до самой-самой смерти. — Не стал бы я меньшего ждать от дочери Бренина, — лишь чрез мгновение отвечает он, пока девушка неторопливо завязывает кусок ткани на очищенной и смазанной травяным раствором ране. — Почел за честь. Почту и далее. Гледа смотрит в глаза напротив, пытается отыскать в них привычное ехидство и смешинку, но — не находит. Ее губы трогает улыбка — мимолетная, но волнующая и будоражащая. Принц парирует ее своей — кривоватой, но искренней и безнадежно влюбленной. Верно говорят: "Жатва не щадит никого". Но и любовь, самозабвенная, отчаянная и жаркая, милосердна точно так же, как и энс, занесший над невинным свой тяжелый окровавленный меч.