Коса.

— Олежа умер. Два слова, которые изменили её жизнь. Понадобилось всего два слова, чтобы застыть перед светофором, который освещает дорогу зелёным светом. Казалось бы, чего стоишь? Иди! Но Оля не могла сделать ни шагу. Счётчик секунд уже приблизился к нулю, как вдруг растерянная девушка внезапно срывается с места и буквально летит в своём направлении. На каждый широкий шаг приходилось два тихих, на выдохе, «нет», из-за слёз не видно, куда бежать, но сквозь пелену уже проглядывались мерцающие синим и красным огоньки, что явно давало понять нужное направление. Ложь. Неправда. Злая шутка, не более. Чей-то розыгрыш. Отрицать. Отрицать, как ничто другое. Она смутно помнит, как кидалась на окружающих, пытаясь узнать хоть что-то, как буквально пыталась вытрясти из медработников ещё пару слов, услышать заветное: «Жив будет!», а не: «Он разбился насмерть и помочь ему мы уже ничем не сможем». И всю ночь она не может уснуть: бьёт руками подушку, стены, пинает ногами надоевшую тумбочку, мстя за всю боль, которую та причинила за недолгую жизнь в общаге, нервно курит и иногда, даже не обращая на позднее время, кричит. Но после пары часов, которые длились вечность, она падает на кровать, неприятно ударяясь спиной о стену и сидит, давно не сдерживая слёз. Пара шмыгов — и она подтягивает ноги к себе, обнимая их руками, и прячет голову между колен. Она не понимала, почему именно он, это ведь так несправедливо, он этого не заслужил!.. А заснёт она только под утро от сильной физической и эмоциональной усталости. Благо воскресенье и никуда не нужно. Но даже если и надо было, Оля бы не встала. Солнце, которое ещё двенадцать часов назад приносило огромное удовольствие, грея своими лучами, вызывало лишь неприязнь и возникало желание посильнее укутаться в одеяло, чтобы оставаться во тьме. Волосы растрёпаны, местами спутались, как наушники в кармане. Теперь они походили не на золотистые реки, которые играют и переливаются из-за солнца, а скорее на солому на старом домике в селе. Он очень любил её волосы. Мягкие, шелковистые, словно лучи дневного светила они падали ей на плечи, а потом волнами спускались до лопаток. Пока они не разъехались, Олежа время от времени пытался заплетать ей косы, и, на удивление, получалось очень даже неплохо! Он всегда очень аккуратно расчёсывал волосы: медленно, не спеша, стараясь не дёргать запутавшиеся волосинки. Когда сестру передёргивало, он как в первый раз спрашивал: «Больно?», на что всегда получал в ответ: «Нет, просто мурашки по коже» и весёлый смех. В те моменты она буквально понимала, что значит «быть в нирване»: от такого неземного удовольствия тяжелели веки и начинало клонить в сон... Ох, как же не хотелось, чтобы это заканчивалось!.. Так, как её брат, не заплетал никто. Но сейчас некому. Вспоминая те деньки, она пыталась сама сделать себе подобие кос, но волосы постоянно путались, петухов было столько же, сколько и волн во время шторма, руки быстро тяжелели и начинали болеть, не давая доплести даже до середины. Всё лезло из рук, будто она никогда себя не заплетала самостоятельно. Она пыталась отрицать, что Олежа умер, садилась и плела снова и снова, чтобы, посмотрев в зеркало вновь, увидеть косу и заставить себя думать, что это его рук работа. В один из таких дней она не выдержала и взяла в руки ножницы. Недолго думая, она, снова в слезах, подошла к зеркалу над умывальником, опёрлась о последний руками, опустила голову вниз, закрывая глаза. Плечи дёргались от резких вдохов ещё минуту, после чего Оля поднимает взгляд, смотрит в глаза напротив и делает то, на что вряд ли когда-нибудь согласилась бы, — отрезает косу. Волосы выше линии подбородка рассыпаются по шее, а в руке последняя косичка, которую она когда-либо заплетёт. Очередной кошмар задаёт тон следующему дню, но после чашки уже ненавистного кофе в голову приходит идея. Она одевается уже в привычную одежду тёмных тонов и выходит в ближайший салон, не забыв взять с собой солнцезащитные очки. Появление в её гардеробе чёрных одеяний — влияние тамблеро-готической субкультуры. Она вроде бы даже нашла новых друзей, с которыми пыталась разделить потерю... Наверное, единственное, что привнёс положительного своей смертью брат в её жизнь. Однако была вещь, на которую она ранее не решалась — покраска волос. А поэтому она возвращается домой с маленьким пакетом, в котором лежало всё необходимое для перевоплощения. Завтра её увидят уже в новом имидже. Она не хотела, глядя на себя в зеркало, вспоминать ни об отце, который отделил её от брата, ни о самом брате, мысли о котором моментально вгоняли в состояние апатии, а в глазах застывали слёзы. С зеркальной поверхности на неё смотрит бледная девушка с синяками под глазами, тёмными бровями и фиолетовыми волосами. Через время к выделяющимся, но тёмным волосам добавятся тени на веках и почти незаметные стрелки. Пытаясь отвлечься от проблем, которые волной накрыли её и без того беспокойную жизнь, от депрессии, которая затянула её в свои сети, как паук мошку, она ходила на вечеринки. Одним поздним вечером она вваливается в комнату. Под руки её держат две чуть менее пьяные подруги, без помощи которых она бы вряд ли смогла добраться до общаги, не говоря уже о комнате. Даже не переодевшись, она падает на кровать и мгновенно отключается. Дверь предательски громко хлопает, когда подруги расходятся, но сейчас ничто не в силах разбудить спящую красавицу. В стене показалась чья-то голова и шея, обладатель которых ещё, кажется, не особо понимал, куда судьба его привела на этот раз. Внимательно осмотрев комнату, зрачки сузились, а брови поползли вверх от удивления. После смерти Олежа всячески пытался себя развлечь: читал, спал, вылетал из окна, чтобы потом снова появиться в своей личной тюрьме, а иногда даже вылетал за её приделы. Пока в его радиусе были ещё комнаты, в которых он не был, призрак мог слетать и посмотреть, что там происходит — всё лучше, чем сидеть в одиночестве, которое уже успело наскучить. И одной из ещё «не обследованных» комнат была текущая, а именно его сестры. Взгляд упал на фиолетовую копну волос, которая еле виднелась в углу комнаты благодаря лунному свету, что господствовал тут непозволительно мало. Олежа вынырнул из стены и подлетел к младшей. Эмоции призрака отображало совсем не лицо, на котором так и застыло удивление, зато хвост, мотыляющийся из стороны в сторону, выдавал его с головой: амплитуда движений была настолько сильной, что, если бы он мог в таком состоянии касаться предметов, одинокая чашка на столе уже давно бы лежала на полу. — Что же ты с собой сделала... — тихий голос с ноткой грусти, который в любом случае никто не услышал бы. Парень кружил над ней, не зная, что делать и как вести себя в подобной ситуации: «К такому жизнь меня не готовила...» Соединив пальцы домиком, он выдохнул на протяжении нескольких секунд и решил рассмотреть комнату, как же та изменилась после его смерти. Не сказать, что он бывал здесь часто — пару раз от силы, но он заметил несколько вещей, которые ясно давали понять, кто живёт в этой комнатушке. Хотя, со времён его жизни здесь стало явно темнее. И дело даже не в освещении или наличии тёмных вещей, коих стало намного больше, нет, просто атмосфера такая, он был уверен в этом. Она была солнцем: пшеничные волосы, лучезарная улыбка... Стоило только поймать её взглядом — самому хотелось улыбаться. Она буквально источала вокруг себя свет и тепло, и каждому хотелось к ней тянуться, в надежде ухватить свою долю. А теперь стала луной: бледной, контрастной, облачённой во всё тёмное, а вместо тепла — могильный холод, который поселился внутри. По мере того, как Олежа начинал всё больше и больше задумываться о чём-либо, хвост потихоньку выравнивал свои движения, они становились менее хаотичными и более зацикленными, как в его обычном, нейтральном, так сказать, состоянии. В очередной раз моргнув, взгляд призрака стал яснее, и тот мотнул головой, возвращаясь мыслями в комнату. Он окинул её взглядом, выдохнул и подлетел ближе к сестре, на этот раз осматривая волосы, которые ещё держали яркий цвет. Не сдержавшись, он попробовал провести рукой по волосам, надеясь почувствовать их шелковистость снова. Но рука лишь предательски провалилась куда-то в голову, от чего Оля дёрнулась. Мёртвый студент, вероятно забыв, что его никто не видит и не слышит, опешил и резко отлетел в другой угол комнаты. Девушка сквозь сон выдохнула, расслабила плечи и перевернулась на другой бок. Олежа аккуратно подлетел к ней и предпринял ещё одну попытку взаимодействия с сестрой, выкинув все остальные мысли из головы. Хвост редко и очень коротко дёргался, показывая сосредоточенность хозяина. Ещё секунда и парень почувствовал холодный шёлк на ладони, а по всему телу пошли мурашки. Он одёрнул руку от внезапных ощущений и удивлённо посмотрел на неё, а потом на сестру. Аккуратно попытался взять прядь в руки, но, боясь разбудить Олю, где-то внутри поселилось сомнение и волосы утекли сквозь пальцы, обратно ложась на голову их обладательницы. Через ещё несколько попыток, призрак действительно мог собой гордиться: удерживать три пряди в руках, да ещё и не прекращать быть сконцентрированным — было достойно похвалы. Он упрямо шёл к своей цели, которую поставил, когда впервые взял одну прядь — он хотел заплести ей косу. И делать это нужно было как можно спокойнее и не отвлекаясь, потому что, хоть волосы и не тяжёлые, каких же нечеловеческих усилий ему нужно было приложить, чтобы хоть как-то с ними взаимодействовать, не говоря уже об их перемещении. Олежа старался не останавливаться, плести в размеренном темпе. Если он устанет, придётся выпустить пряди и дать себе отдохнуть, а это значит, что снова придётся сосредотачиваться, чтобы взять их снова, а ведь коса может и расплестись за это время... Поэтому он последовал поговорке «тише едешь — дальше будешь» и неспешно продолжал верно идти к своей цели. Волосы были короткими. Это одновременно и упрощало, и усложняло работу, ведь времени тратилось меньше, но ввиду их длины они запросто выпадали из композиции и тем самым портили вид, но Олежа старался как никогда, лишь бы получилось. Взглянув на своё творение, которое с нескольких попыток смог зацепить какой-то резинкой, лежащей на тумбе, где ночью обычно покоится телефон, он умиротворённо выдохнул. Внутренние часы уже перестали работать: призрак потерялся во времени и запросто путал числа и даты в голове, мог изо дня в день повторять одно и то же, думая, что ранее этого не сделал. По этой причине он проскользил взглядом по всей комнате в поисках часов и таки нашёл их: ножка старого механического будильника с молоточком блеснула под кроватью, чем и выдала местоположение так нужной вещицы. Дело близилось к утру, поэтому призрак решил вернуться к себе, хотя никуда вроде и не спешил. Он аккуратно подлетел с другой стороны, по-братски поцеловал сестру в лоб, от чего та расслабилась, и покинул комнату. Впервые с момента смерти брата, Оля лежала, не прижимая к себе колени, будто это единственное, что можно было обнять. На часах около четырёх, солнце скоро спрячется за многоэтажками, всё ещё освещая комнату, но уже не обжигая своими лучами. К удивлению Оли, её самочувствие было вполне нормальным после вчерашнего. Скорее всего, кому-то таки удалось запихнуть в неё две таблетки цитрамона с колой — это ей помогало раньше. Она лежала и смотрела в потолок, ощущая полное спокойствие и умиротворение впервые с тех пор, как она услышала те два слова. Слабо улыбнулась, запустила пятерню в волосы и нащупала что-то объёмное и очень знакомое. Секунда на осознание, полуулыбка сменяется удивлением, и Оля резко вскакивает с кровати и за два шага преодолевает расстояние от лежбища до зеркала. Она могла бы списать это на чью-то шутку: «Просто по-приколу заплёл кто-то, подумаешь!» Но никто не мог так заплести косу, кроме него. Как только она увидела своё отражение, взгляд помутнел, в глазах потемнело и заболела голова. Было слишком самоуверенно с её стороны резко сесть после сна, не говоря уже о том, чтобы принять полностью вертикальное положение... Оперевшись руками о стену, она стояла до тех пор, пока ясно не смогла увидеть свои ноги. После чего она таки подняла глаза на зеркало и принялась перебирать волосы в поисках косы. В тот день она одновременно и отпустила, и приняла смерть брата, но и также поверила в то, что он всё ещё рядом. Она купила ещё один тюбик с краской и вечером увидела себя уже с грустной, но улыбкой, а концы двух прядей возле ушей приобрели циановый окрас и выглядели словно кисти, которые художник окунул в другой цвет. Утром, собираясь в университет, рядом с косметичкой она заметила небольшую коробочку, которую постоянно пыталась задвинуть куда-то в дальний угол ящика, дабы не видеть лишний раз. Теперь же она неуверенно взяла её, открыла и посмотрела на содержимое. Внутри на мягком синем бархате лежал элипсообразный камень — кулон, который он ей подарил, когда поступил в университет. Одно время она носила его на длинной верёвочке, когда-то цепляла к чокеру, но после смерти брата она его убрала в коробочку и старалась не доставать, чтобы лишний раз воспоминания не причиняли боль. Выдохнув и грустно улыбнувшись вновь, она достала камень и прицепила его к чокеру, после чего надела его. Провела пальцами по каёмке украшения, чувствуя его тяжесть на шее, и выдохнула. Подошла к зеркалу и заметила, что те две пряди и некогда любимая подвеска прекрасно гармонируют и напоминают о брате. Она пыталась его забыть, но в итоге сделала всё, чтобы этого не произошло. У неё не было конкретной цели, но она знала точно, что брат есть. Он где-то рядом. И она должна это доказать.