Флаг Державы

      Если ты воспитан храбрым, то, может, сделав что-то трусливое, ты поступаешь смело?       Саня очень крут. Он сильный и спортивный, он первый во всём. А я так, просто массовка, декорация, тень. Но я ему нужен. Наверное, поэтому мы подружились. Каждому яркому герою нужен мрачный фон. А я и правда был тенью, пытался принимать его очертания. Ходил с ним в тренажёрный зал, но мои мышцы так и не округлились из-за неудачной генетики и плохого питания. Потом мы ходили на борьбу, и я, конечно же, большую часть времени провёл на лопатках. А ещё мы познакомились с девушкой. Офигенной такой девушкой! И угадайте, кому она досталась…       Ленка провожала нас на войну со слезами на глазах.       — Со щитом или на щите, — сказала она в шутку, утирая рукавом слезу со своей очаровательной складочки под глазом. Дурацкая шутка. Ленка не была патриоткой, и плевать ей, станет ли Саня героем, лишь бы он вернулся… и я — их друг.       Саню она крепко обнимала до самого замечания коменданта. Мне же она едва помахала рукой и улыбнулась — слабо, скорее по привычке. Не очень-то охота улыбаться, когда провожаешь на смерть. Я тоже улыбнулся ей в ответ. Еле-еле.       Да, всё что я говорю, похоже на нытьё песца, вынужденного доедать за медведем. Но я не жалуюсь на судьбу второстепенного персонажа.       Саня был полон патриотизма и горячей ненависти к противнику — к этим шавкам из А. Чёрт, противник заслужил наш праведный гнев! По радио рассказывали об ужасных военных преступлениях А. О том, что солдаты А. говорят пленному «беги», и как только тот срывается с места — бьют саблей по сонной артерии. Пленный ещё бежит какое-то время, как курица с отрубленной головой, а потом падает на определённой линии. Кто поставил на эту линию — забирает банк. Они называют это ипподромом. Кровь стынет в жилах, когда слышишь подобные истории! Наш инструктор сказал: «Если вас ранят или окружат — застрелитесь, а ещё лучше — подорвите себя гранатой, чтобы забрать с собой парочку этих грязных пидорасов! Стоит вам попасть в плен, и всё — пиздец».       И, шутка ли — мы попали в плен. Я и Саня, а точнее — Александр Орлов, командир пятого разведывательного отделения. И я — его подчинённый. Перед нами расстелили флаг. Флаг нашей Великой Державы.       — Пляшите, — сказал с акцентом один из солдат А. Я до сих пор помню его горбатый нос и ублюдскую ухмылку.       За то, что мы никак не отреагировали на команду, нас ударили прикладом винтовки в спину. Чтобы вы представляли, как такое ощущается — похоже это на удар током: импульс проходит через всё тело и бьёт по кончикам пальцев, но шок длится всего лишь мгновение. Самое неприятное, когда спина понимает, что ей больно — тогда жгучая боль длится десять долгих секунд. Я дёрнулся было, чтобы и правда сплясать — как висельник, потому что руки у меня связаны за спиной, но вдруг Горбоносый говорит:       — Пляшите на этой тряпке.       И указал на флаг Державы. Я застыл на месте, словно сработал какой-то установленный в меня блокиратор. Моя рожа кривится от отвращения ко всему существу этого Горбоносого. Как он смеет своим грязным пальцем указывать на знамя моей Страны! Как он смеет требовать, чтобы я растоптал свою честь вместе с флагом лучшей на свете Державы!       Горбоносый тут же прочитал на моём лице эти мысли и ударил прикладом в зубы. Я осел на землю. На глаза навернулись слёзы, и я чуть не подавился выпавшим солёным зубом. Затем раздался ещё один полый по звуку удар — это ударили Саню. Я поскорее разлепил слезящиеся глаза, чтобы посмотреть на него. Тот стоял на ногах, но шатался; с рассечённого лба капала кровь.       Саня в последний момент подставил лоб под удар прикладом — самую крепкую кость в голове. А потом плюнул в харю Горбоносому. Да, умел Саня выглядеть крутым. Жаль, Горбоносый эту крутость не оценил.       БАХ!       Мозги моего лучшего друга разбрызгались по флагу Державы. Один едкий брызг попал мне в глаз. От страха я прикусил язык и задрожал — никогда не видел, как убивают. Меня подняли за шкирку и пинком вытолкнули на окроплённый флаг; я тут же поскользнулся и упал. Раздался гулкий смех солдат А. Я лежал на боку и смотрел на кровавое месиво, в которое превратилась голова моего лучшего друга. К горлу подступил тугой ком, и меня вывернуло прямо на полотно. Раздался ещё более громкий гогот. Кто-то из солдат А. чуть не упал со смеху. Меня снова подняли за шкирку, как щенка.       Был ли я зол в тот момент? Ещё как, блять! Но был ли я силён так же, как Саня, и мог бы я превратить эту злобу и ненависть в решимость не опозориться?.. Не знаю. Но тогда мне стало жаль не только Саню, но и Ленку, ведь она будет ждать… Да, это было банально, кто-то скажет — оправдание трусости — но я вспомнил Ленку и, видит Бог, я вспомнил, как её люблю! Вспомнил, как завидовал Сане, когда тот целовал её в очаровательную складочку под глазом. Вспомнил длинные вечера наших бесед, и как влюблялся в её улыбку, которой она встречала мои шутки.       Я твёрдо решил выжить… и опозорился, а после позора этого начал жалеть, что не сдох. Я плясал на флаге своей Державы, размазывая по нему кровь своего друга и собственную рвоту. Я вздрагивал, когда на меня замахивались прикладом, и начинал втаптывать глубже в грязь полотно своей Страны. И всё это под раскатистый хохот. А потом стало плевать. Я словно оглох, слушая издевательства и смех врагов. Вид затоптанного флага перестал меня мучить; я твердил себе: «это всего лишь тряпка», как и сказал этот горбоносый урод.       В плену я был две недели и жил как пёс — в буквальном смысле. Рыл с остальными пленными окопы, чистил выгребные ямы. Питался объедками, а когда наступили заморозки — намертво отморозил себе мизинцы на обеих руках. И снова начинал жалеть, что не сдох. Один раз пытался покончить жизнь самоубийством, но неудачно: когда набросился на Горбоносого, меня просто избили, сломав нос и два ребра вместо того, чтобы застрелить.       — Знаешь, почему мы заставляем новеньких пленных топтать свой собственный флаг? — спрашивал риторически Горбоносый. — Нам не нужны тут крутые. Крутые не работают. Крутые втыкают нож в спину и дохнут сами. Не притворяйся крутым и выживешь.       «И зачем я продлил свои мучения? Дурак!» — вот какая мысль у меня крутилась в голове постоянно. И образ Ленки тускнел, забывался вовсе. Тогда я чувствовал себя предателем в чём только можно. Я предал Державу, втоптав её флаг в грязь. Я предал лучшего друга, мечтая увидеть его девушку и… быть с ней. Но потом предал и Ленку, пренебрегая её светлым и тёплым образом, мечтая поскорее сдохнуть. Тогда отмороженные мизинцы приобретали символический характер, словно бы я отморозил их на последнем кругу ада Данте. На кругу предателей — где мне и место!       Но всё рано или поздно кончается, как и война. Один миллион триста тысяч погибших, а шишки из правительства пожали друг другу руки и разошлись с миром под пафосные речи о пацифизме, словно никто и не хотел войны — она случилась просто так.       Мне так и не удалось отомстить Горбоносому. Он загорелся идеей участвовать в обмене пленными, чтобы получить побольше лычек на погоны. «Две лычки — это как-то не солидно, всё равно что бабские две полоски на тесте для беременности», — говорил он своим товарищам, смеясь, пока я подбирал объедки.       И через два месяца я вернулся в родной городок без мизинцев и с кривым носом для того, чтобы сказать Ленке: «Саня умер героем». Я рассказал ей всё, как и вам. Не утаил самых позорных моментов... и пожалел. Я надеялся, что она меня поймёт, но я стал ей омерзителен. Чем-то вроде тусклого, изуродованного отражения Сани. Жалкой подделки, перевёртыша, который хочет занять место ему неположенное. Она стала меня избегать, и тогда я затянул на шее петлю.       Но, шутка ли — крючок обломился. И тогда я засмеялся, а потом заплакал. Неожиданно раздался дверной звонок — это была Ленка. Прошёл уже месяц, как я вернулся в родной городок. Это время ей было необходимо для того, чтобы собраться с мыслями. Она обняла меня так, что все призраки сомнения, сдавившие моё горло, развеялись.       Иногда песец, доедающий за медведем, доедает самого медведя…       До самого момента свадьбы мне было жутко стыдно. Я считал, что предаю своего лучшего друга. Но, чёрт побери! глупо держать себя в выдуманной узде. Ленка же не чья-то собственность. Я уважаю Саню, но он сам выбрал флаг — кусок тряпки — вместо любимого человека. Мы с Ленкой и детишками, которые могли быть от него, ходим к мемориалу, где можно найти его имя, хорошо присмотревшись. Оно снизу-справа, пятьсот сорок восьмое в списке погибших на войне людей из нашего городка.