direct correlation

Рэй взрастил себя на обоих сторонах истории. Он жил на венах лжи, кровь в которой смывала любые признаки правды. Гальванические элементы во Вторник. Электролитические ячейки в Среду. Радиация в Четверг. Механика в Пятницу. Эмма и Норман по Понедельникам. Мама находит его снаружи в Субботу, читающего рассказ о потерянных сыновьях и напевающего себе под нос её мелодию в низком истинто. Он никогда не был достаточно юн, чтобы верить в сказки. Рэй вновь взглянул под разворот книги. Уильям. Минерва — древнеримская богиня мудрости, торговли и стратегии. Он заметил эзотерические разрывы в круговой линии, расколотые части которой создают цельную картину. Или послание. — Сэм покидает нас сегодня, — говорит Мама, только чтобы испытать его. Рэй проследил за своим пальцем, давящим на бумажный переплёт его новой книги. Вероятно, двумя комнатами дальше Эмма предаётся тоске. Вероятно, Норман сейчас с ней, уверяя, что всё будет хорошо. — О, — сказал Рэй, не поднимая головы. У Сэма были красивые карие глаза. Он улыбался искренними улыбками, заставляющими их сиять. — Давно пора. Норман взял его за руку в один из тёплых дней. — Перестань, — сказал Рэй, даже не прерывая чтение, запланированное на день. Но Норман настойчиво продолжил держать. Не было большой разницы между ним и Эммой, правда. Пара пылких идиотов. — Что ещё ты помнишь? Рэй задержал на страницах своей книги взгляд, невидящий. Он уже выучил эту сцену. — То, что я тебе уже сказал. Длинный коридор, Мама и кромешная тьма. Норман потянул его за руку. Рэй не хотел смотреть на него. Он подумал что, наверное, он возненавидит то, что разглядит там, в глубине очей Нормана. — Перестань, — повторил он, не предпринимая действий, чтобы скинуть с себя Нормана. (Старая Ведьма расхохоталась, и воздух затрещал от чудовищного звука: «Ах, бедняжка».) Большой палец Нормана прошёлся по его ладони. Жар между их сплетёнными пальцами становился невыносимым. — Это не всё, не так ли? Рэй вдохнул через нос и почувствовал лёгкую пульсацию под глазами. Он прикрыл веки. — Не стоит так вдумываться, — настоял он. Во тьме его разума старая колдунья стала чуточку добрее. — Впрочем, это именно то, что я сейчас делаю, — ответил Норман, и краем глаза Рэй мог видеть холодную синеву твёрдого взгляда. («Мальчик, неужели ты и вправду думал, что являешься героем этой истории?») На самом деле, он запомнил очень мало. Он забыл любимый цвет Конни, вскоре после её шестого дня рождения. Забыл он и остальных, их лица, их голоса, их руки, маленькие, по сравнению с собственными, машущими на прощание. Он запомнил очень мало, за исключением тихого звучания голоса Мамы, и её взора, что, казалось, смягчился под светом в конце тоннеля. Смерть была бы даром, и она была бы даром, что он бы преподнёс себе, после всех этих лет. Рэй подкинул в воздух спичечную коробку, изумляясь тому, что потребуется одна лишь мелкая палочка, чтобы разрушить это место до основания; одна единственная искра. Ненависть и злоба, и что-то отдалённо напоминающее облегчение, закрались в края его усмешки. Возможно, и не все демоны были плохими. Вероятно, не все представители этого вида желали запихнуть его мясо себе в глотку. Но всё, что мог увидеть Рэй в проблеске зубов и когтей Сонджу, — был Норман, с темнотой, поглотившей синеву его глаз. Он сперва заметил это в яркости улыбки Эммы. — Сейчас это не имеет смысла, — сказал он. Она едва подняла голову от работы, освежёвывая тушу зайца, пятнистую грудь которой пронизывал длинный стебель цветка. — Я знаю, — говорит Эмма. Нож прошёлся под шкурой, разрывая, отслаивая. Они не встретились взглядами. Рэй присел. Воздух был холодным, и кожа у ушей замёрзла. Тепло вырывалось плавными струйками с трупа зайца. — Я знаю, — Эмма повторяет. — И всё же, я ненавижу это. Я ненавижу то, что он не здесь, не с нами. — Я знаю, — ответил Рэй. — Я знаю. Мог ли Норман остаться в живых? Рэй вырезал сорняки, которые, согласно Мьюзике, были совершенно съедобными, и мысленно отмёл довод, разрывая его на части. Каждый раз, поджидая смерть, он не умирал. Мама никогда не знала больше, чем он позволял. Спичка тогда загорелась, но огонь так его и не тронул. Хоть и вступив в неизведанный мир, после он умудрился выжить. Даже для демонов он был неприкасаем. Значит такова его кара; Рэй улыбнулся Джемиме и провёл ладонью по её волосам, убаюкивая обратно в сон. Вот вопрос получше: выжили бы они, если бы Норман не умер? Рэй открыл глаза и вперился в низкий потолок подземного убежища Сонджу и Мьюзики, смотрел на тёмный камень с заострёнными углами, не в состоянии заснуть обратно. (Спичка оказалась не такой горячей, как он себе представлял. Смыкая меж пальцами огонь, он размышлял, какие части его тела были полностью оцепеневшими, а какие нет.) Лодка из грязи имеет пригодность. Но на что пригоден он? Он был слишком стар для этого, решил Рэй, когда шевельнул губами и раскрыл горло, чтобы исполнить мелодию его матери. Эмма повернулась к нему, выжидающе склонив на бок голову. Рэй прочистил горло, и разлилась песнь, что будто осколками затопила его изнутри. Тёмные круги под их глазами только темнели за последние несколько недель, поэтому Эмма и Рэй решили отложить их вылазки во Внешние зоны, подменяя Дона с Гильдой. — Уверены? — сказал Дон, просто чтобы спросить, а затем зевнул. Рэй закатил глаза, прогоняюще махнув рукой: — Мы помним, как нянчиться с детьми. — Спасибо, — сказала Гильда. — Но всё же, потом сами обязательно поспите, ладно? Рэй издал уклончивый звук и отправился в дальнюю комнату, где Эмма уже укладывала детей в кровать. Он наклонился, чтобы взять в руки объятого сном Доминика с дивана, когда Эмма пихнула его в плечо. — Эй, — шикнул он так тихо, как мог. Маленький мальчик, пускающий слюни ему на грудь, даже не дрогнул, и Эмма только улыбнулась, когда заглянула через его руку, чтобы проверить. — Вчерашняя колыбельная. Откуда ты её узнал? Он медленно убаюкивает Доминика, скорее бессознательно. — Узнал давным-давно. — Когда? Рэй подумал о мягких руках, поглаживающих толстую кожу, разделяющую их. — Ещё до рождения. — О, — Эмма затихла. Но ненадолго. — Ты по ней скучаешь? Даже два года вдали от этого места не смогли подавить его первый инстинкт соврать. Эмма заслуживает больше, чем это, но он никогда не был таким же правильным или чистым умыслами, либо храбрым, как она. — Она бы по мне не скучала, — в итоге ответил он. Пожалуй, таковой и была сказка. Иметь отвагу, иметь крышу над головой и власть в руках, под силу которой защитить тех, кем он дорожит. (Он звучал так же, уверенные слова звенели вещами, коих он никоим образом не мог знать. Только его улыбка, тянувшаяся по впалым щекам, была другой, его лицо более выразительное и твердое. Рэй по нему вмазал.) Эмма была заметной даже — в особенности — во время отсутствия, болтаясь где-то вместе с остальными в огромном основании сооружения. И они остались наедине, здесь, где над их головами возвышался офис Минервы, словно знамение. — Ты вырос, — замечает мимолётно Рэй. Они были совсем молодыми. Норман посмотрел на него, а потом гораздо отрешённее на себя: — Наверное, да. Норман оценил его глазами. (Тёмными, тусклыми, а в памяти Рэя они оставались голубее, яснее.) — Ты тоже подрос. Рэй покачал головой. Может, ему стоило рассмеяться, только чтобы смутить их обоих. — Мне не нужно играть в спасителя. — А, это? — рука Нормана поднялась и прижалась к изысканному материалу его жилета, прямо над сердцем. Лёгкая, ненастоящая улыбка. — Ничего из того, что ты не видел. Мысль медленно приобретала форму в голове, когда Норман не обнял Эмму в ответ; когда Норман, за своим столом, посмотрел на него и сказал: «Подождите». — Что ты сделал после того, как захватил Лямбду? — Освободил детей, конечно, — отозвался тот ответом, пришедшим слишком легко. — Я имею в виду, что случилось с демонами? Ты, должно быть, взял некоторых в плен и, таким образом, тебе и сошёл с рук подрыв всех тех строго охраняемых плантаций. Это было немного бессмысленно — задавать вопросы, ответы на которые ему уже были известны. Норман поднял на него свои глаза: синие, серые, тёмные. Рэй смотрел в ответ, и он оказался прав. Он возненавидел то, что разглядел там, в глубине его очей.