В бездонной темноте

…и взгляд твой пуст, и мыслей плен, где ты опять один. И тяжек вздох... Холодный дом, где умер Бог за нас с тобой двоих. «Deform», «Один»

      Смотрю, как закатное солнце ласкает смуглую спину Лейна. Он потягивается, изгибаясь, пластично, как молодой лев. Красуется. Знает, что ещё немного и я подойду к нему, положу руки на талию. Не сегодня и не сейчас. Голова раскалывается от жуткого похмелья, и даже опиум не способен заглушить боль. Но всё равно шарю по карманам в поисках трубки.       Лейн оборачивается.       — Харам, твоя перчатка горит. Уезжаешь?       Рычу в ответ что-то бессвязное. Ненавижу, когда он пытается умничать. Заметил же. А нравится он мне за то, как отсасывает и прогибается, оседлав мои бёдра, а не за ум. Такого наивного ещё поискать, но я умудрился как-то найти. Точнее, случайно встретил посреди зимнего поля, хрен знает за сколько условных от человеческого жилья или Столпа. Двух братьев. Лейна, старшего, и Шаки — младшего, с очаровательным жёлтым платком на шее. Его звал Столп, и я не мог отказаться их подвезти по закону. На вторую стоянку, когда мы ночевали в одном из заброшенных домов на окраине полумёртвой деревни, Лейн сам заполз мне в спальник. Я не возражал. Больше того, иногда этот смуглозадый из меня чуть не верёвки вил — почти заставил купить ему этот дом и обеспечивать.       Меня всё устраивало — жизнь в Столпе была смертельной скукой. Я тосковал по вольной жизни Чистильщика, да и Тотес портил конюшню, за что приходилось выслушивать от Матерей не самые лестные вещи. В доме Лейна было спокойно. Всегда вкусная еда, согретая постель, оживлённо нарезающий круги в погоне за кошками и курами Тотес. Идиллия, построенная на лжи.       — Да, уезжаю. Ненадолго.       — Ты всегда так говоришь. Как я буду узнавать новости о Шаки?       — Ты слишком беспокоишься.       Забив в трубку двойную дозу опиума, закуриваю. Так хотя бы руки дрожать перестанут. Лейн бесхитростно пытается заглянуть мне в глаза через линзы маски. Я выпускаю ему в лицо облачко дыма. Я здесь только потому, что якобы присматриваю за Шаки, проходящем обучение на Проповедника. Так я говорю Лейну. Шаки умер на второй день, как я привёз его в Столп, от пневмонии. Но Лейну об этом знать не нужно. Слишком желанно его гибкое тело.       — За тебя тоже. Что опять?       — Обычная миссия. От Столпа до Столпа. Дня три. Очередной Проповедник с эскортом.       Это тоже ложь. Лгать я так привык, что выходит естественно, уже сам верю и в этого святошу с херувимами, и в Шаки-ученика. И в то, что люблю Лейна. Много во что.       На самом деле вызов более чем тревожный. Отметка Явление знает, где, туда в один конец вся ночь, если не больше. Похоже на задание на убийство монстра, но Охранникам их не выдают. Значит, там может быть только дуэль. Какой-то неведомо как и когда обиженный на меня Носитель решил свести счёты. Пускай попробует. Сноровки я не растерял, а от безделья так натаскался тяжестей, что могу Тотеса на плечо забросить.       — Очень срочно?       Лейн кладёт руку мне на колено, поглаживает. Чувствую даже через доспех, какие у него горячие пальцы. Они так часто и правильно сжимали мне член, что у меня уже рефлекс, как у собаки на чесание живота — развести ноги пошире, откинуться на спину…       — Нет, срочно, — немного грубо пихаю Лейна в плечо. — Докурю и поеду.       Мой любовник встаёт, оправляет тонкие, струящиеся штаны, которые подчёркивают больше, чем скрывают, капризно кривит рот:       — Не отпущу. Я всегда скучаю.       — Не беси, — грубо рычу, туша трубку.       Опиум ничуть не помог, головная боль, кажется, стала лишь сильнее. Только что спать захотелось. Ничего, с токсинами Зерно справится, уже трудолюбиво нагрелось. Подстроить бы его, но Конструкторам только ругать меня не некогда.       Лейн притворно обижается и отворачивается. Со мной не прощается. Так и легче. Хорошо, хоть он смирился, что Носителям не принято снимать маски, и уж тем более кого-то целовать.       Сколько ещё я буду его обманывать? Пророк знает, но хотя бы сейчас, пока Зерно перестраивается, глубоко врастая в кости груди, покрываясь блестящей оболочкой, он будет забирать мою боль горячими губами и объятьями. Потом… потом посмотрим. Не сейчас.       Тотес, завидев меня, прекратил морально насиловать петуха погоней и с нетерпением начал обгладывать балку на воротах. Мелкая живность, конечно, давно бы полегла вся, охоться он за ней всерьёз. И если бы хотел сбежать, забор бы снёс одним огненным чихом. Но хозяином его был я, и только со мной этот старый поломанный мозговой шар в подновлённой оболочке под номером сто семь мог хоть куда-то выбираться, а не быть списанным в утиль на полную переплавку.       Нарочно пускаю его по улицам шагом. Может, старею, но и так соседи вслед Лейну едва не плюются. «Мужеложец» — самое доброе, что он от них слышит. Ему, кажется, безразлично, а денег я даю ему столько, чтобы он ни в чём себе не отказывал. Торгаши ему рады, даже если шипят за спиной. А мне всё равно тратить больше не на что, кроме него и опиума.       За городишком пускаю Тотеса в галоп. Три его мотора взвывают почти радостно, бронезверь трясёт головой, выпуская струйки дыма. Шесть механических ног ударяют грунтовую дорогу, прибивая сухую пыль. Небрежно мотнув контактный кабель вокруг запястья, доверяю коню самому выбирать путь, он тут уже все тропы изучил, пока мы сопровождали с ним неугомонных Проповедников туда-сюда и даже одного пожилого Искателя, охотились на оленей и зайцев, да и просто так катались, от безделья. Несколько раз я просил, чтобы мне доверили тренировать мальчишек, будущих Чистильщиков. Но слышал отказ. Нет, знать о той старой истории никто не мог, мать Роза не из тех, кто разболтал бы секрет. Да ничего такого и не было, но всё же не доверяли.       Лес на горизонте искажается от жары, и я никак не ограничиваю скорость бронезверя — хочется побыстрее добраться в желанную прохладу. Вообще побыстрее добраться до места назначения. Кажется, что плащ на моих плечах снова чёрный, а не серый, и в ножнах на боку Тотеса лёгкие мечи вместо палаша. К нему я так и не привык, как к оружию. Может, что на дуэли придётся туго. Но не думаю, что она до смерти — на такое брать разрешение в Столпе замахаешься так, что мстить уже и не захочется. И для этого я как минимум у обиженного должен был собаку зарезать и изнасиловать всю семью со смертельным исходом, не побрезговав даже парализованным дедом. А потом ещё дом сжечь вместе со всей деревней. Но у Носителей нет семей, даже такие постоянные любовники, как мой Лейн — большая редкость.       Я внимательно изучаю карту на перчатке. А хорошая местность дальше потянется. Знакомая. На обратном пути можно заехать в город, там держит собственный бордель Рух. Бывшей шлюхе теперь аристократы разве что руки не целуют — он оказался гениальным коммерсантом и в золоте фактически купается. Красуется, ещё и приют основал для бездомных детей. И я не сомневаюсь, что именно там его основной источник дохода. Кто ж не захочет воспитанного и покорного мальчика себе в пажи? Главное, молчаливого и смазливого. Хотя Рух о подопечных заботится. Более того, в его заведении коротают деньки многие списанные на покой Носители. У Рух к ним слабость, а за место, где к тебе относятся не как к покалеченной чумной собаке, эти ребята любого разорвут, кто на хозяина хоть вякнет. Или обидит кого-то из проституток или сирот. Я одну из дам там неудачно по заднице хлопнул прилюдно, так мне руку чуть не оторвали. Но я и не к дамам поеду, а к хозяину. Мне он не отказывал и не откажет. Полежать в ванной, снять ненавистную маску. Расслабиться совсем без обязательств. Лейн, конечно, хорош, но слишком назойлив. Требует пустых слов о любви и подарков. Молодой ещё.       О Рух же мечтать приятно — он чуть младше меня, и уже может себе позволить раздвигать ноги, когда захочет. Подновил яркую татуировку-птицу во всю спину, и шрамов совсем не видно. В городе его теперь величают господином и кланяются. Кажется, «Рух» теперь не его бордельная кличка, а фамилия. Может, он уже выгодно женился и заделал наследника. Это тоже бизнес и статус в обществе.       Да, точно заеду. Поэтому никаких перерывов и привалов — быстрее узнаю, кому так не терпится выяснить со мной отношения, больше времени проведу в обществе Рух. Он знает о Лейне и даже передаёт ему гостинцы. В последний раз это был дорогущий отрез ткани, шитой драконами. А этот недалёкий сделал из него скатерть!       Совсем стемнело, и Тотес раскрыл пасть, подсвечивая себе дорогу фонарём внутри. Конструкторы всё же не зря так выделываются, прогресс на месте не стоит, №107 хоть и далеко не передовой в боевой линейке, но намного лучше старого девяносто восьмого — и мотора три, и режимы пламени, и ложиться может, и координаты напрямую из перчатки считывает… много что умеет. А ещё мне кажется, что в «новом теле» старой программе и памяти Тотеса лучше, что ли. Бронезверь как будто рад каждому моменту. Ничего, погоняю эту, попрошу Конструкторов как-нибудь поколдовать, чтобы шар памяти и к модели ещё современнее подошёл. Не к тонконогой доходяге, конечно, но я и крепких красавцев видел. Если разрешат, хоть быка, как у Проповедников, заберу. Отличий-то, разве что рога и холка выше.       По листьям зашуршало. Дождь. Прохладно и пока ещё не скользко — иссохшая земля жадно впитывает всю влагу, что до неё долетает. Чем я и воспользовался, остановившись отлить на несколько секунд.       Снова пустил Тотеса галопом, конь не возражал, распугивая копытами насекомых. Пахло хвоей и травяным соком, мокрой корой и грибами. Понятия не имею, любит ли Лейн грибы. Да и мысль о любовнике — искусственная. Я словно приучил себя время от времени о нём думать. Чтобы не вспоминать. Ничего не вспоминать из прошлой бытности меня, как Чистильщика.       Но я определённо здесь был, на этом поле. Слишком знакомым кажется одиноко стоящее высоченное здание, несмотря на то, что выглядит оно просто чёрной коробкой на фоне тёмно-серого неба. И именно здесь мне назначена дуэль. Соперника в поле нет — он в укрытии. Хоть дождь уже кончается, я не могу разобрать из запахов ничего, кроме крови. Кровь? Может, он убил какого-то зверя на ужин и освежевал? Но костром не пахнет.       Где-то на середине луга чую, что это человеческая кровь. Что, если меня ждёт обезумевший маньяк-убийца? Ничего из-за этой вони и дождя больше не разобрать, не узнать, молод он, стар, чем болен. Ничего. Может, он это специально?       Не Проповедник, точно — у здания на заросших обломках пасётся бронезверь-конь, его линзы тускло светятся красноватыми огнями. Поднял голову, прижал уши, но не агрессивен. Спешиваюсь, оставляю Тотеса рядом, приказывая ему ждать и не защищать меня без прямого приказа. Так положено по правилам дуэли. Мне уже назначали их, но до боя ни разу так и не доходило, ограничивалось словесной перепалкой. Но ножны с палашом я отцепляю от седла Тотеса. На чужом коне я тоже оружия не заметил, это не мирный разговор будет.       До предела настораживаюсь, когда вхожу в здание. До чего неудачное место — первый этаж представляет из себя зловонное болото, от шагов даже лягушки тяжело прыгают в воду. Что за безумец будет здесь драться? Но запах крови ведёт меня сначала налево, к широкой, полуразрушенной лестнице времён до Явления, затем — наверх. На ступенях — тёмное пятно. И ещё одно. И в комнате наверху. Но там уж и тот, кто меня вызвал.       Отступаю назад. Но куда бежать, если прошлое — вот оно, догнало? Носитель зажигает обе перчатки. Он — Искатель. Светло-серый доспех, ярко-голубой плащ, маска с цельной полосой-линзой. И он её снимает, волнистые волосы рассыпаются по плечам. Запах крови теперь нестерпим, но я чую и другой, его собственный, исходящий от тела. Чуть изменился, но незабываем. Сколько бы я ни пытался выбросить из головы, ни твердил себе, что этот мальчишка умер там, на холодном полу обиталища Хранителя. Теперь уже он — стройный, высокий юноша ангельской красоты. Зерно его изменило, как Искателя, превратила в нечто бесконечно прекрасное. Но цвет глаз не поменялся, и голос, хоть и сломался, всё же невозможно не узнать:       — Харам!       Ласковые нотки моего имени умерли под каменными сводами заброшенного храма Распятого Бога. Иннос, когда-то мой маленький, нежный Иннос, которого я по глупости и спас, и едва не убил, шагает ко мне. На полу хрустят цветные осколки. Я помню это место, помню его здесь, вымокшего, худющего, бледного. Помню и не желаю помнить, не желаю его знать. Я чувствую лишь душащую злость и досаду. Он должен был умереть, я был уверен, что он умер!       Ладонь сама по себе стискивает древко палаша. Если он подойдёт, сделает только шаг, я… я…       Руки в мягких перчатках с маленькими коготками ложатся мне на грудь. Иннос слишком близко и бледен, как кладбищенский призрак. Только губы — тёмная полоса. И я помню, какие они на вкус. Всё же помню.       — Что ты хочешь от меня? — злобно выплёвываю.       Иннос отшатывается, но пальцы лишь скользят по пластинам моего доспеха.       — Харам, это же я! Я! — голос вздрагивает, срывается.       — Я знаю, кто ты, — почти рычу. — Что тебе нужно? Сколько прошло? Пять лет? Я тебе ничего не должен, и ты мне — тоже!       Я его словно ударил. Прекрасное лицо уродливо и болезненно кривится, Иннос дышит часто и сбивчиво, испуганно и затравленно смотрит на меня. Стараясь не сорваться, не сжать слишком сильно, стряхиваю его руки с груди. Мне его не жаль, но наносить вред Искателям нельзя. Хотя… он же вызвал меня на дуэль.       — Я ухожу, — злобно цежу. – Отстань и не появляйся в моей жизни.       — Ты… — Иннос сбивается, быстро облизывает губы. — Ты не такой. Ты же не такой!       — Ты понятия не имеешь, какой я.       Ради этого я выбирался из постели Лейна, тащился в дождь в такую даль, чтобы одна из химер прошлого оскалилась? Этот парень просто больной! Откуда только кровь повсюду? Что, даже Искателю пришлось кого-то убить, чтобы узнать, где я?       Лучшее, что я могу сделать, пока ещё могу подавить ярость — уйти и заявить в Столп, чтобы меня никогда и ни при каких обстоятельствах не сталкивали больше с ним. Хоть за Границу Ночи уеду. Лейн, конечно, за мной не поедет, но таких Лейнов и там найдётся не один десяток, разве что не в тонких штанишках, а в меховых.       — Стой! — Иннос вновь вцепляется в меня.       — Я могу не сдержаться, у нас дуэль.       Иннос замирает, растеряно разглядывая мою маску, сумасшедший взгляд блуждает. Я стискиваю его запястье так, что манжет перчатки похрустывает и гаснет. Я не шучу.       — Ты победил, — слабо шепчет Иннос.       Моя печатка чуть вибрирует. Дуэль завершена, но я всё равно могу сжать его руку сильнее. Не убить его, но искалечить так, чтобы он, увы и ах, умер от ран. Что получу? Выговор и сокращение жалованья, может, перевод в другой Столп.       — Не создавай проблем. Последний раз предупреждаю.       Ещё чуть сжимаю ладонь, пластины доспеха Искателя хрустят, от них расходятся тревожные красные трещины. Сейчас все системы скандалят, а Зерно беснуется, требуя прекратить ущерб. Иннос должен понять, что я не шучу. И вдруг успокаиваюсь. Даже гнев отступает. Он с ума сошёл. Он ничуть не лучше монстров. Рука не дрогнет убить его.       — Носитель Зерна Харам, Охранник, — губы Инноса едва шевелятся, — я, Носитель Зерна Иннос, Искатель, призываю тебя на службу.       — Что? — пытаюсь его от себя оттолкнуть.       Но мой доспех меня уже не слушается, им управляет Столп — пластины на груди расщёлкнулись, и в тусклом свете блеснуло влажное Зерно, Иннос тут же накрыл его ладонью. Я впился в его запястье что было сил. Перчатка сломалась, оставив нас в бездонной темноте, за ней — доспех, и сразу же кости. Сломал. Раздробил, но…       Зерно на моей груди слабо засветилось, перемазанное в кровь и слизь — оно тяжело приживалось, но кровь сейчас не моя. Я не хочу верить, выпустив Инноса, впиваюсь в края доспеха, мешая им вновь сомкнуться, словно это что-то изменит.       Иннос тяжело наваливается на меня, я пытаюсь его оттолкнуть и доспех смыкается. Перчатки сжимаются, подрагивают. Перепрограммирование. Меня, как Охранника Столпа, в личного прислужника этого… этого…       Связных мыслей не находится. От запаха крови тошнит впервые в жизни. Луна соизволила из рваных облаков показаться, и немного посветить через круглое окно с остатками гнилой рамы. На плаще Искателя огромные тёмные пятна. Мои перчатки скользят, а доспех Инноса на груди раскалён. Зерно не справилось с повреждениями и заботливо лишило Носителя сознания, чтобы он сильнее себе не навредил. Глупое, как и хозяин, который сюда припёрся, похоже, прямиком со своего Посвящения, с разорванной в лоскуты спиной — точно не знаю, что там Хранители Столпов с Искателями делают, но слухи жуткие.       Стою, вцепившись в него, пока не соображаю на пол положить. Неимоверная чушь. Я же могу его слегка добить и тут же освободиться от новых обязанностей. Да, лежачего и беспомощного. Только проблем не оберёшься. Проще бросить его.       Сплюнув на сырой пол, спускаюсь. Пробираюсь по болоту. Доеду до ближайшего Столпа и сниму с себя назначение. Тоже мне, прислужники самих Хранителей! Я о такой чести не просил, и только… не с ним.       Бронезверь Искателя тревожится, ходит кругами около входа в храм. Тотес же стоит как вкопанный, покорно терпя стихающий дождь. Но ещё и луг пересечь верхом не успеваю, как на перчатке загорается желтоватое «вернитесь к Искателю». Проигнорировав, доезжаю до леса. Надпись краснеет, и Зерно как будто ворочается в груди. Нет же! Ну нет! Получается, я цепной пёс на поводке, который и до миски не дотягивается! Чувство так точно такое, как будто я в бытность Чистильщика от маршрута отклонился. Тотес остановился, фырчит. Тоже слышит предупреждение от Столпа. Если я ещё немного проеду, третьего предупреждения не будет, система просто отключит всю жизнедеятельность. Очень быстрый способ самоубийства, многие Носители так делали.       Чертыхнувшись, возвращаюсь. Иннос в себя так и не пришёл. Что ж, если от Искателя нельзя отъезжать, его нужно взять с собой в Столп. Подбираю лежащую неподалёку маску, надеваю ему на лицо, защёлкиваю. Тонко прорисованный на ней рот-чёрточка издевательски изогнут в утреннем свете. Взваливаю Инноса на плечо, как дохлого оленя. Тотес ведёт себя странно. Крутится вокруг, пытается ухватиться пастью за голубой плащ, фырчит. Перебрасываю Искателя через седло его бронезверя, то ли красноватого самого по себе, то ли так отражающего свет, тот волнуется, но даёт подключить к себе контактный кабель. У меня есть доступ к управлению, отлично. Система сложная, и с новым Тотесом едва разобрался, а тут добрую минуту ищу, как приказать коню просто следовать за мной.       Искателя на всякий случай перехватываю ремнём, чтобы не свалился. Его шея, сломанная в поездке, когда я уже его Охранник, боюсь, плохо аукнется. Вот теперь можно ехать, некрупной рысью, конечно.       Достаю трубку и снова закуриваю. Передоз не словлю, но опиум уже начинает кончаться, а он дорогой, ещё и тащиться за ним придётся. Зато Лейну всё равно, что и в каких количествах я курю. Если поторопиться решить внезапную проблему и с сожалением поставить на планах с Рух крест, можно вернуться к нему побыстрее. Да, так и сделаю. Там мне будет спокойнее, у Рух — опасно, он слишком много подмечает и может выспросить. А я не хочу это обсуждать.       Не оборачиваюсь, и так слышу, что бронезверь Искателя не отстаёт. Стараюсь ни о чём не думать. Внутри только досада и выхолощенная пустота. Помню, кто такой Иннос. Помню почти всё, что было. Одного не помню — что я тогда чувствовал.