***
Она сирота, и он тоже, и, хотя его родители были за Альянс, а её — из «коричневых плащей», это не так уж важно, когда вы вдвоём оказались на захолустной планетке, где нет ничего, кроме изнуряющего труда и надежды, что вы не умрёте с голоду, не дождавшись очередной поставки. — Однажды, — говорит он ей, — однажды я буду жить там. — И машет рукой на далёкие звёзды, словно до них вовсе не миллионы километров пустоты. — На Центральных планетах? — спрашивает она. Он кивает, ухмыляясь, только зубы белеют в темноте. — У меня будет собственный корабль, собственная планета, и каждая собака будет знать моё имя.***
— Расскажи мне о Персефоне, — просит она. Он запрокидывает голову и смеётся, и зубы белеют в темноте. — Толпы народу. И каждый расталкивает всех на своём пути. — Даже ты? — Ши, даже я, — отвечает он, и она ни на миг не задумывается, как он не похож на того тихого мальчика, которого она знала когда-то.***
Но вскоре он сполна доказывает свою преданность Альянсу. Своё безграничное равнодушие к Периферии. К её людям. После — она живо представляет себе, как он смеётся над ней со своими дружками. Когда он вернулся, то привёз с собой камеру — там были голоснимки ночных огней Синона и одетых по последней моде аристократок с Ариэль. Может быть, она тоже теперь там. Среди этих снимков. Но что нас не убивает — то делает сильней. Язык её остёр как бритва, когда она торгуется с капитаном корабля-поставщика Альянса, и львиная доля прибыли оседает в её карманах — нужно же ей как-то свалить с этой чёртовой планеты. Перед отлётом она не идёт в долину, чтобы взглянуть на звёзды: это словно кладбище её памяти. Больше ей не нужны старые воспоминания. Ей нужны когти, клыки и рога, обагрённые кровью врагов, ей нужно увидеть лицо Стефана, падающего с небес. Она покидает этот мир, не оглядываясь назад.***
Она шатается по системе, по очереди облетая все луны. Дедал, Ди Ю, останки Геры. Ищет работу, что раз за разом позволяет ей совершить ещё один перелёт, и ещё, и ещё. На Салюте она встречает его: черноволосого и черноглазого. Он вжимается в стену подворотни, загнанный в тупик широкоплечим мужчиной и двумя злобными псами, и в чёрных глазах плещется дикий, животный ужас. — Прошу, — сбивчиво умоляет он, — это не то, о чём вы подумали… — Я что, похож на какого-нибудь юйбэнде, которому лапшу на уши вешать можно? Слушай, парень, будь умницей, и тогда мне не придётся натравливать на тебя своих ребят и волочить твою подпорченную шкурку на рынок. — Прошу вас, не на… Не желая услышать ни слова более, она шагает в подворотню так, будто владеет ей. Владеет им. — Ах вот ты где, — чеканит она, выскребая из памяти все крохи акцента Центральных планет. Властно, точно какая-нибудь королева, оборачивается к охотнику за головами. — Мой человек доставил тебе какие-то неприятности? Черноволосый вскидывает брови, но почтительно смотрит в землю, склонив голову. Замечательно вышколенный раб. — Нет, мэм, — отвечает охотник, вдруг забеспокоившись. — Вовсе нет. Я только подумал, что он… — Что?! — рявкает она. — Беглый раб. Очень похож... я имел в виду. — Ну что ж, — цедит она. — Какое неловкое недоразумение. — Да, мэм. — Я постараюсь забыть о попытке кражи моей собственности, если ты немедленно прекратишь мозолить мне глаза. Повторять дважды не приходится: охотник мгновенно скрывается из виду. Его псины — тоже. Когда тот убегает, черноволосый поднимает взгляд на неё. И ухмыляется: — Да уж, было на что посмотреть. — Я рада, что спасение мной твоей жизни смогло тебя развлечь, — её голос возвращается на чуть более дружелюбные и привычные тона. Она разворачивается на каблуках, чтобы уйти, и три шага спустя он вновь окликает её: — Эй, подожди! Прости, я ляпнул глупость, просто… просто выслушай меня. Она останавливается. — Слушаю. — Пожалуйста, помоги мне вырваться с этой планеты. Из рук работорговцев. И я сделаю всё. Всё, чего ты ни пожелаешь. — Корабль, — хмыкает она. — Мне нужен корабль.***
Всё выходит не сразу: нужно собрать кругленькую сумму. Но она хочет, чтобы корабль достался ей честным путём — если это возможно. Чтобы никто не мог сказать, что он ей не принадлежит. Она нарекает его — «Фэнфэй». Потому что больше всего во вселенной она мечтает летать.***
И всё идёт своим чередом: она берёт на себя их безопасность, он — их корабль. — Первым делом разобрался с железом, — поясняет он. В шрамах на висках и спутанных прядях поблёскивает машинное масло. — Потом с пилотированием. — Двигатель дрожаще урчит, запускаясь вновь. — Я вообще хорошо разбираюсь в вещах, в которых разбираться не должен. И всё идёт своим чередом: он ищет работу, она — выполняет. Он отлично знает, как и с кем нужно говорить, отлично находит заказы. Охрана мелких боссов, мафиозные разборки — всё, что должен кто-то делать. Всё, что заклеймлено приличным обществом как грязное и смертельно опасное. Он — её безмолвная неотступная тень, хоть и редко помогает ей в бою. — Я приглядываю за тобой, — усмехается он в ответ на её вопрос. И всё идёт своим чередом: она охраняет его от людей, которые хотели его найти. Он доставляет её туда, куда ей нужно. Нет ничего проще, чем быть напарниками.***
Спустя несколько лет бродяжничества их размеренную жизнь прерывает необычный сигнал из Кортекса. Она приказывает Диавалю навести справки. Тот находит её в кают-компании пару часов спустя. Выглядит он порядком измотанным. — Стефан и его жена, — докладывает он. — У них родился ребёнок. Она тщательно пережёвывает белковый батончик. Через силу заставляет себя проглотить. — О, — роняет она преувеличенно хладнокровно. Всё ещё настороженно косясь, он продолжает: — Скоро состоятся крестины. Приглашён весь Альбион, Авалон — возможно, тоже. Будет грандиозный праздник. — Грандиозный праздник для младенца, — кривит она губы. — Дзинцхай.