***
В кое-то веки стало тихо. Вопрос лишь состоял в том: надолго ли? Пышная грудь девушки тяжело вздымалась при дыхании. Сквозь формы красавицы было слышно, как колотится ее сердце, еле-еле успевающее гонять кровь по разгоряченному телу. И если оно просто было максимально теплым, то ее лицо пылало так, будто ее без вреда окунули в кипяток. Одной фразой: девушка пребывала в полнейшем экстазе. Это было не так удивительно. Новый глава клана Ланьлин Цзинь славился своей страстностью и умением удовлетворить любую девушку. Удивительно, что он не был женат. Хотя, для него самого — не слишком. Молодой глава уже давно напоминал многим своего почившего деда — Цзинь Гуаншаня. Хотя, конечно же, ему было ой как далеко до него. Да, пожалуй даже слишком. — Ах, глава ордена, как вам только удается это? — девушка пробормотала это с сильной одышкой, опускаясь на грудь пылкого любовника и оглаживая ее тонкими, нежными пальцами. Водила по следам собственных ногтей и ладоней, что пару минут назад впивались в чужую кожу, будучи совершенно не подвластны хозяйке. — Что именно, дорогуша? — хмыкнул было Цзинь Лин, оглаживая обнаженную спину дамы. — Кто вас только научил так обращаться с девушками в постели? Ведь ни одна не ушла от вас недовольной. Разум девушки был затуманен. Возможно, она и сама не понимала, что спрашивает. Пусть и стоит отметить, что, говоря о «ни одной» — она знала, о чем речь. Всех девушек Цзинь Лину доставляли из одного борделя, потому, они знали, о чем идет речь, когда их вызывали к главе ордена. Но этот вопрос будто стрельнул у мужчины в голове. Отвечать на него было нельзя. Так как все его любовные похождения с дамами — лишь жалкое прикрытие.***
— Ты сегодня задержался. Были проблемы? — голос звучал из-под фиолетового занавеса, которые скрывали ложе. Но, его хозяин не намеревался ложиться спать. Сейчас не до этого. В комнате стоял странный запах. Смешанный. И если бы Цзинь Жулань не приезжал сюда столь часто (порой даже казалось, что чаще, чем в собственный орден) — он бы и не разобрал. Однако, сейчас, привычный запах сразу будил мысль: «лотосы и кальян». Можно даже сказать, что эти ароматы стали ему чем-то родным. Будоражащим приятную ностальгию и желание быть здесь дольше. — Ничего важного, Глава ордена Цзян. — Гость подступил ближе, все чаще ощущая в носу пар. Нет, Цзян Чэн курил не часто. Это был редкий случай, о котором не шибко кто знал. И применялся он лишь в тех случаях, когда ему надо было хоть как-то сбить напряжение или возбуждение. То есть всегда, когда он ждал племянника в считанные часы.***
В голосах мужчин, при непонятном (разве что, кроме них самих) перешептывании, не было никакого смущения. Никакого стыда. Только во фразах Цзинь Лина было некое повиновение. Или… Желание? Он подступался ближе, ставя одно колено на кровать, между ног хозяина Пристани Лотоса. На что последний хмыкнул: — Цзинь Лин, от тебя снова пахнет алкоголем. И ведешь ты себя слишком нагло. Ты забыл о моем наказе? — Настроение мужчины явно наполнилось неким недовольством, а рука тут же отложила кальянную трубку, которая сейчас была ему уже не интересна. — Ты об этом скучном указе: «Не пить слишком много, ты еще слишком юн»? Дядя, у меня нет сил сидеть на собраниях с трезвым разумом. К тому же, ты и сам любишь баловаться, если уж не алкоголем — так дурманящими парами кальяна. — Юноша обидчиво надул щеки и немного губы, ведя руками по плечами Цзян Чэна. На что тот лишь неодобрительно рыкнул. Мальчишка уже не подросток, это верно. Но он и не настолько зрел, чтобы ослушаться указа своего старшего дяди. Однако, ругаться сейчас было бесполезно. Надо действовать иначе. — Я понимаю, ты слишком рано стал главой. Ты еще не понимаешь всей важности. Но это не дает тебе право на то, чтобы избегать моих указаний. — А то что? — послышался вызывающий хмык. Глаза хозяина ложа вспыхнули недобрым огнем. Не то от гнева, не то от того, что ему кидают вызов. Одним движением руки он повалил племянника на свои колени, грудью вниз. Цзинь Лин брыкался, недовольствовал и требовал отпустить. Но не долго. Коже на его бедрах и ногах резко стало прохладно — на ней больше не было никакой ткани. Стало понятно, что чем больше он будет рваться — тем хуже это ему обернется. Хотя, казалось, куда уж хуже. Попытки оттолкнуться и встать прекратились, сменившись смирением. Не сказать, что предвкушение наказания разочаровывало юношу. Скорее, напротив, будоражило кровь. Дядя никогда не бил его в наказание. А уж тем более не ломал ему ноги, хоть и постоянно грозился. Но это… Это не те побои. Не то наказание, которое Цзинь Жулань хотел бы остановить или пресечь. А ведь мог. Наверное… Он давно перерос хрупкого подростка. Но на фоне своего дяди — всё равно был никчемно мал и хрупок. Он не ребенок, чтобы позволять наказывать себя. Тем более таким способом. Но сейчас его тело просто не слушало мозг. Сопротивление оказывать не хотелось. Послышался звонкий шлепок, а за ним — несдержанный стон из губ А-Лина. Бедро моментально покраснело в том месте, где прошлась рука дяди. Но, никто и не думал на этом останавливаться. В глазах Цзян Чэна горело пламя и азарт, а собственный язык то и дело жадно облизывал губы, будто пытаясь таким способом тщетно избавиться от сухости. Ни то, как у садиста. Ни то, как у просто весьма пылкого и возбужденного любовника. Если не всё вместе. Глава ордена Цзян бил сильно, делая достаточные промежутки между шлепками, чтобы племянник смог прочувствовать весь огонь от ударов на своих ягодицах. И каждый такой шлепок сопровождался глухими стонами. Почему глухими? Конечно же, стонать в полный звук А-Лину не давали, зажимая ему рот. Пока не давали. Лицо юноши горело вместе с бедрами. И то ли еще будет. Долго не выдержал бы никто. Вскоре Цзинь Лин оказался на кровати. Он тяжело дышал и даже не думал о том, чтобы перевернуться на спину. Бедра жгло, а внизу живота что-то ныло. Он знал, что дядя на этом не остановится. И сам не торопился его тормозить. Более того, порой он лишь старался накалить ситуацию пуще прежнего, как бы невзначай покачиваясь румяным от шлепков задом перед глазами своего «палача». Цзян Чэн огладил покрасневшие ягодицы ладонью, стараясь скрывать нетерпение. Но, вышло это слабо, так как спустя минуту он уже раздевал себя и А-Лина, пристраиваясь позади последнего. Грубые, шершавые пальцы скользнули по щеке к губам, которые сразу поняли, что от них хотят и начали облизывать и обсасывать чужеродное тело. Цзинь Лин не любил прелюдия. Но понимал, что без них никуда, иначе его крики будут слышны на всю Пристань Лотоса. Заманчиво, конечно, но рискованно. И лишь от того терпел растяжку пальцами. Хотя, даже так пытался то и дело натолкнуться на них глубже, стараясь сделать так, чтобы Цзян Чэн поскорее задел нужную точку в его теле. Пусть у его дяди и не было пары, а подобные встречи в последнее время стали редкостью, он делал все достаточно умело и всегда умудрялся завести Цинь Жуланя одними лишь ласками. — С каждым разом ты всё менее терпеливый. Так не годится. — Пальцы толкнулись грубо и глубоко, заставляя юношу вздрогнуть. Ответа не послышалось. А пальцы, после данного действия, покинули растянутый сфинктер, оставляя от себя лишь стон разочарования и чувство пустоты внутри юнца. Вся одежда была разбросана на полу. Никого не волновала аккуратность. И с каждой минутой комната наполнялась все более громкими, несдержанными стонами. А-Лин выгибался дугой, вскинув голову и открывая доступ к зацелованной шее, укрытой засосами и укусами родного дяди. У него не было даже сил закрыть глаза, так как те просто непроизвольно закатывались от накатов удовольствия. Чужие руки сильно сжимали бедра, оставляя синяки и заставляя толкаться на чужой детородный орган лишь сильнее. А получая излишнее повиновение, напротив, не давали слишком сильно насаживаться, чем вызывали вагон и маленькую телегу досады и разочарования у Цзинь Лина. И все же, когда Цзян Чэну все нравилось, когда он не мог дразнить племянника, так как и сам долго ждать не мог, желая выдолбить наглеца, он начинал двигаться так, что у племянника дыхание перехватывало. Четко задевая простату и упорно давя на нее, заставляя Жуланя теряться в небытие от удовольствия и теряясь там же вместе с ним. Ткань под мужчинами давно сползлась в сплошные складки и елозила туда-сюда, от чего Цинь Лину приходилось сжимать ее в кулаках, чтобы не расползтись на шелке в непонятную раскорячку. — Дядя, сильнее… — эта фраза кое-как вылетела из губ. От стонов и жара дышать было и так тяжело, ни то, что говорить. Цзян Чэн ждал этих слов. Достоинство резко проникло в племянника целиком, от чего пах соприкоснулся с ягодицами. Цзинь Лин еле сдержал легкий вскрик, закусив подушку. По лбу мужчин тек пот, тела источали неистовый жар. Темп сорвался на неистовый. Было странно, как кровать только не сломалась под этими двумя. Подобные «уроки» не были настолько частыми, как, скажем, у Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Легче сказать — слишком редкими, по мнению их участников. И, возможно, именно поэтому они всегда были наполнены максимальным количеством желания, любви и страсти. Временами, стоны утихали, как и толчки. Их прерывали поцелуи. Куда более нежные и бережные, чем все то, что происходило доли секунд назад. Но вновь и вновь возобновляемый процесс заставлял позабыть о нежности. Из уст Цзинь Лина уже текли возбужденные стоны. Да и его дядя уже хрипло рычал под нос, не в силах больше терпеть. Его рука опустилась на шею племянника, сжимая ее до не сильной нехватки кислорода, дабы усилить чувство оргазма у нижнего. Сработало. Всё произошло внезапно. Фигуры будто провалились в транс. Стоны почти полностью утихли, оставив от себя лишь шумное, тяжелое дыхание. Шлепки тел и скрип кровати стихли. Трезвость покинула любовников окончательно. … — Молодой господин? О чем вы так глубоко задумались? — девушка выглядела беспокойной, трогая и похлопывая щеки своего главы в попытке вывести его из забвения. Цзинь Лин опешил, пытаясь сделать вид, что не видел тех воспоминаний от прошлой ночи в своей голове и, не желая продолжать тему, лишь поцеловал девушку в лоб, откупаясь тем, что хочет спать. В его голове лишь промелькнул ответ на вопрос дамы: «скажи спасибо дяде.»