Не страшен мне Коронавирус

Что вы делаете, когда узнаете, что человек, который является любовью всей вашей жизни, в которого вы влюблены с раннего детства, чувства к которому вы испытывали на прочность более двадцати лет, но так и не осмеливались признаться вдруг сообщает вам, что его население, заболевшее смертельным грибком, лечение которого в его стране превышает пять миллионов русских рублей все возрастает, а его тело начинает покрываться черно-зелеными опухолями и сыпью из гноящихся прыщей, вообще не желающими проходить? Наверное, вы ни разу в такой ситуации, слава, конечно же, нашему несуществующему Богу, верующие сосите, к слову. Скорее всего вы бы быстро залетели за руль в свое авто, плюнув на все свои умения водить и боязнь того, что у вас заберут права мчась в больницу, буквально проезжая на красный цвет светофора и чуть ли не сдавливая всех попавшися прохожих. Собственно, Наш напуганный до состояния плача чуть ли не навзрыд, трясущийся, гнал по полупустой дневной дороге, трахая все знаки и правила дорожного движения в рот, грубо и жестко, не жалея. Как и судьба его не жалеет. Спустя минут пять такого «полета» Руслан залетает на парковку, бросает машину прямо так, с открытой дверью. И под ливень бежит в одной только майке и и шортах в больницу, полностью игнорируя окутывающий его холод и боль. ОН умирает. Быстро и мучительно. Почему же он раньше молчал?! Россия бы помог. Помог всем, чем только смог бы! Отдал бы последние деньги и жил бы в долгах, лишь бы он жил! Росс ведь еще столько не успел сказать и сделать… — Где он! Быстро говорите, где он, блять! — орет с комом в горле русский на милую блондинку в очках и маске, стуча по стойке кулаками. — А-америка. В какой он палате? — с надеждой и дрожью в голосе уже шепчет триколор, изменяя агрессию на полное уныние. Выть и реветь уже хочется, лишь бы это все оказалось простым сном. И вот, он уже мчится по лестнице, два раза падая, разбивая колено о ступени в кровь. Но все же врывается в нужную ему палату, плюя на всех протестующих докторов. Быстро запирает дверь, подпирая её пустой стоящей рядом кроватью. Залезает к Аме на кровать, кладет руки на его щеки, покрывшиеся черным налетом и размазанным гноем, стирает немного большими пальцами, не сдерживая слез, капающих на грудь либералу. Больной коротко улыбается, взглядом показывая на дверь и отодвигаясь. Но Россия, разгоряченный, лишь прижимает Америку к себе. — Не страшен мне Коронавирус, Ведь сильно болен я тобой. Я от тебя скорее двинусь, чем заболею следом за толпой… Ловит на себе взгляд Америки, усталый, потухший, совершенно не такой, каким он был раньше. От этого на душе лишь паршивее и хуже в сотни раз. Неужели он правда не может ничем помочь?! Абсолютно ничем. Уже слишком поздно. США облизывает губы, перемещая свою морщинистую, уже похожую на простой черный скелет руку на ладонь Русси и смотрит ему в глаза. Потом откидывается назад. Из глаз текут слезы сожаления. Он, черт возьми, хочет жить! Но сил уже нет ни на что практически. Остается лишь пускать из опухших глаз слезы, крича. — Скажите, люди, что происходит?! И почему все это не проходит? И мне не надо температуры, чтобы понять, не только Дора дура. А я ведь мальчик, я понимаю, что без тебя меня так ломает. Но и с тобою ведь мне не лучше. — Ну, что же делать, особый случай… — Все говорят мне, «да ты не парься. Ты этой панике не поддавайся.» А если было все просто как в сказке… — То от тебя надел бы маску. — Россия заканчивает предложение за теперь бездыханным трупом. Проводит рукой по его шее и губам, скребя плоскими ногтями черную корку на его теле. Чувствует, как по щекам текут горячие слезы. Он их и не сдерживает, лишь откидывает одеяло от умершего тела. Смотрит на него, зажимая рот рукой. Всё тело Американца было покрыто гноем, зудящимися волдырями и зеленовато-черной слизью, Россия до сих пор не понял, что это. Тело полосатого похудело так сильно, что оно еле держалось, буквально натянутая лишь на кости кожа словно впивалась к каждую ямочку и бугорок вен, нервов и других внутренностей. Трусы Американца, в которых, видимо, он был все это время уже просто висели на его тазу, и то затянутые резинкой для волос. Господи. Почему он молчал… Руки россиянина двигаются по груди Мурика, по его шее прямо к лицу. Оглаживают пухлые губы, улыбается, зарываясь пальцами в пепельных волосах. Треплет их и наклоняется. Целует Америку, поднимает его, придерживая за спину. Медленно, нежно, словно это все сказка или кино, где после этого поцелуя Аме проснется и они с Русси будут жить долго. Не проснется. Не будут. Триколор, отдаляясь, вновь позволяет горьким слезам течь по его лицу. — Не страшен мне Коронавирус, ведь сильно болен я тобой. Я от тебя скорее двинусь, чем заболею следом за толпой. Не страшен мне Коронавирус, ведь сильно болен я тобой. Я от тебя скорее двинусь, чем заболею следом за толпой. Коронавирус… Россия отводит усталый взгляд на стену, на которой висело зеркало. Встает и медленно подходит, смотрит на свои губы, уже успевшие безумно сильно разболеться. Прямо на нижней малость посеревшей губе вздулся прыщ. Смерть придет очень скоро. — Коронавирус. Руслан опускает взгляд в пол, после падает на него же. Смотрит на потолок и просто ждет. Даже если совсем скоро в палату ворвутся доктора, он примет любое их решение молча. Они с Аме больше никогда друг друг друга не увидят. Не посмотрят друг другу в глаза и не улыбнутся. Не пожмут руки и не обнимутся. Никогда больше не смогут спокойно спать в одной кровати в джойстиками в руках, никогда не смогут долго и томно болтать по телефону. Россия никогда уже не сможет рассказать Америке о своих чувствах, никогда больше его не поцелует, не сможет вести с ним отношения и не сможет за ним ухаживать. Никогда. — А губы у тебя такие мягкие, Америка…