В бреду и наяву

Такой длинный путь… и он умрет молодым. Они выжили в поисках сокровищ, преодолели столько опасностей, они были на волосок от гибели, но уцелели — все трое, но теперь он все-таки умрет. От судьбы, как известно, не уйдешь; по крайней мере, он умрет не один, а в окружении новых друзей — и больше, чем друзей, но этому уже не суждено сбыться. «Фрэнсис, Фрэнсис», — чудится ему. Кто-то зовет его — Генри или Леонсия, или оба разом? Ему хочется увидеть их, но веки такие тяжелые, что не поднять. — Прощайте, — шепчет он. — Не поминайте лихом. — Что ты такое говоришь? — сердито спрашивает женский голос — Леонсия, точно Леонсия. — Ты не умираешь, Фрэнсис, перестань выдумывать глупости. Фрэнсис знает, что она хочет ободрить его; добрая душа, хочет уберечь его от страха скорой смерти — но, пережив столько трудностей, Фрэнсис больше не боится ее так, как раньше, он только немного разочарован. Распрощаться с жизнью так глупо, не успеть провести время с новоприобретенной семьей… Вот уж действительно — счастливчик каких поискать, в погоне за кладом потратил все свое счастье. — Да, Фрэнсис, не драматизируй, — раздается голос Генри. — Доктор сказал, через неделю ты уже будешь на ногах. Просто подцепил какую-то лихорадку во время наших приключений. — О, Генри, — Фрэнсис пытается протянуть ему руку, но та не поддается. — Пожалуйста, будь счастлив. — Чьи-то пальцы касаются его ладони. — Никогда бы не подумал, что он такой слабак, — голос Генри становится тише. Фрэнсис мысленно улыбается — он все равно любит Генри, даже если тот бывает несдержан на язык. И Леонсию он любит не меньше — кажется, это она сейчас обтирает мокрым полотенцем его лицо. Он проваливается в короткий сон и, проснувшись, смутно видит два знакомых лица. — Я понял, что вы должны сделать, — говорит он, чувствуя прилив последних сил — он должен успеть сказать! — Генри, притворись мной после моей смерти. Может быть, еще не поздно будет сделать вид, что это ты, а не я, был болен. Его взгляд затуманен, но он все равно видит, как брови Генри неудержимо взлетают вверх. — Прости?.. Фрэнсис, я не ослышался? Притвориться тобой? Фрэнсис чувствует, как растет в нем раздраженное нетерпение — почему Генри не понимает сейчас, когда это так важно, и каждая минута на счету? — Да, Генри, да… Если это произойдет, ты сможешь жениться на Леонсии. Знаю, может быть, тебя не слишком прельщает перспектива до конца жизни существовать под моим именем, однако же… это единственный способ, который я знаю. Если Генри Морган умрет, то останется Фрэнсис Морган, который вовсе не брат Леонсии, по крайней мере, не кровный… И он сможет взять ее в жены. Я знаю, вы не можете не хотеть этого, вы любите друг друга, всегда любили… Сильные руки берут его за ворот ночной рубашки. — Да что ты такое несешь, черт тебя побери?! — Успокойся, Генри, не тряси его, — просит Леонсия. — Он ведь болен и не сознает, что говорит. Фрэнсис пытается возразить им, что он сознает сказанное в полной мере, что он никогда прежде не сознавал сказанное столь отчётливо, но они больше не вслушиваются в его лепет, негромко переговариваясь между собой. Горькая обида рождается в его разрозненных мыслях. Он предложил столь отличный план… Предложил от чистого сердца, бескорыстно отдал собственное имя и все, что принадлежит ему, ради чужого счастья, но ни Генри, ни Леонсия отчего-то совсем не выглядят счастливыми. Может быть, он ошибся, и они не влюблены? Но это невозможно, он каждый день видел чувства в их глазах. Бедняга Генри, так неожиданно лишиться жены. Разве он не хотел вновь обрести ее? Но Генри только что-то недобро бубнит, и Леонсия успокаивающе вторит ему, а потом они оба снова появляются перед Фрэнсисом, и кажется, что они тоже хотят сказать что-то очень важное, но Фрэнсис не успевает услышать, даже не успевает попрощаться. Как оказалось, прощаться было несколько поспешным поступком. — Я вижу, ты снова вернулся к нам, — хмыкает Генри. — Не иначе как прямиком из мира мертвых, — на его лице застывает ехидная улыбка, которую только Генри может изобразить, которую Фрэнсис любит больше прочих других улыбок, и не уступает ей разве что кроткая улыбка Леонсии, которая расцветает на ее счастливом лице. — Ну вот, жар наконец-то спал, — говорит она, и Фрэнсис чувствует запоздалый стыд. Очевидно, он действительно поторопился с выводами о своей безвременной кончине. Он смутно припоминает странные слова, произнесенные им в бреду… нет, лучше навсегда забыть их. — Не смущайся так, а не то снова появится лихорадка, — торопится успокоить его Генри. — Мы и сами подумали было, что ты вот-вот испустишь дух, и только заверения доктора заставили нас поверить в то, что волноваться не о чем. Однако же… — он выдерживает драматическую паузу. — Однако же оказалось, что, будучи убежденным в своей скорой смерти, ты сделал нам с Леонсией очень странное предложение. Он все-таки собирается говорить об этом! Фрэнсис чувствует, как его щеки полыхают — пусть болезнь вернется к нему, и тогда не придется воспоминать о случайных словах. — Если быть точным, ты предложил мне стать тобой, чтобы взять Леонсию в жены, — любезно напоминает ему Генри. — Очевидно, чтобы обществу не пришлось испытывать неловкость за нашу преступную связь. — Что ты, я вовсе не так хотел сказать, — огорченно лепечет Фрэнсис, но Генри останавливает его жестом: — Не беспокойся, Фрэнсис, я вовсе не собираюсь за что-то на тебя обижаться. Однако меня… вернее, нас обеспокоила твоя тяга к официальности. Потому что… потому что если это тебе действительно так важно, мы не сможем… — Не сможем что? — спрашивает Фрэнсис, его голос дрожит — как удачно, что он еще не окреп после болезни, эту дрожь можно списать на последствия лихорадки. Слабая надежда уже рождается в нем, но, может статься, это все еще фрагменты бреда, поэтому он ждет, пока Генри — или Леонсия — сами ответят ему. — Что мы все были вместе, — пожимает плечами Генри, как будто это нечто само собой разумеющееся, и Леонсия вторит ему: — Мы думали… были уверены, что ты тоже хочешь этого, — она внимательно разглядывает его лицо. — Неужели мы ошиблись? И на самом деле… ты сейчас разозлишься на нас? Френсис чувствует, как у него дрожат губы — от слабости, точно от слабости. — Я… разозлюсь? — бормочет он. — Разве что на себя… за то, что заставил вас предложить это, а сам просто трусливо ждал. — Приятель, ведь у тебя был такой шанс — ты мог бы сказать что угодно и, очнувшись, списать на бред, — наставительно произносит Генри. — А вот мы с Леонсией лишены такого шанса, так что всецело отдаемся на твою милость. — Надеюсь, ты не осудишь нас слишком строго, — добавляет Леонсия, — за то, что мы втянули тебя в… Вместо ответа Френсис протягивает руки — в этот раз они поддаются ему — и обнимает Генри и Леонсию одновременно, по одной руке на каждого из них, прижимает ближе изо всех своих небольших еще сил, а те охотно прижимаются сами, так тесно, что всем троим очень скоро становится трудно дышать.