Так пой мне, тишина

      Странная выдалась зима. Ранняя, злобная и стервозная, она наступила на меня всей своей тяжестью. Я даже не догадывался в те дни, какой лихой петлей завернется на моей шее круговорот событий и к чему я приду. Впрочем, в начале декабря все было намного проще, легче, меньше - беспокойства, как такового, в моей жизни не было. Я был беззаботен, полон иллюзий и жалости к себе. Со временем пришлось от всего избавиться.       Меня бесконечно тянуло в общение со странными людьми. Главным чудаком из моего круга в тот момент был именно Арсен. Если вспоминать мою логику и мировоззрение тогда, самым большим и злым грехом существования был именно грех “мещанства”. Что я вкладывал в это понятие? Не могу сказать. Сейчас я убеждаюсь в том, что даже самая пиковая экстраординарность, даже самые преступные и рискованные ремесла, даже самая близкая к психотическому уровню организации личность - все это рано или поздно скатывается в свою канву удобного, налаженного мещанства. Такова судьба человека в сущности его долгой жизни. Однако про Арсена этого сказать нельзя. Он был напрочь лишен всяческого практического подхода к этой жизни. Его словно выбросило на берег жизни из океана, а припасы ограничивались детскими травмами, ложью и сюрреалистическими надстройками сознания. Уникальный человек, невероятного ума и таланта, но ничтожного уровня жизнеспособности. Как-то он затеял такой разговор в метро, когда мы ехали из секонд-хенда: - Не вижу ни малейшего смысла в том, чтобы хотя бы пальцем шевельнуть в сторону становления “жлобом”, выкупаешь?       “Жлоб”, в его арсенале, вполне равнялось по смысловому насыщению “мещанину”, то есть нудному зажиточному представителю классической ячейки общества с стандартизированными потребностями и интересами. Если же немного хитрее, то “филистеру”. Это словно мне казалось более милозвучным и стигматизирующим, что давало очков в этой семантическом соревновании. Но мало кто его понимал. В общем и целом все эти понятия были об одном и том же. Арсен разворачивал свою мысль, как клубок. - Ипотека в свеженьком ЖК, пара детишек, грызущая нервы жена, проклятая работа с вечным неврозом повышения - пусть этим горят другие, а я посмотрю со стороны и посмеюсь. Как вообще можно дойти до такого расклада в жизни, скажи мне? И вот представь себя на их месте - ты полон надежд, что все твои действия ведут к стабильности, что твои дети вырастут и будут благодарны тебе за все, что ты для них сделал, что когда-то ты станешь большим боссом, у которого все будет окей, но где здесь хоть что-то, что ты сделал для самого себя? Полный бред.       Арсен был психонавтом-мазохистом. Это та категория людей, которые используют психоактивные вещества для окончательного разрушения структуры своей личности. Он не стирал полотенце пару лет, из белого оно стало желтым с оттенком серого. В комнате его царил хаос. Свою гитару он продал за сущие копейки, которые тут же просадил на нелепые развлечения. Пару лет он получал повышенную стипендию с лучшими баллами в группе. Его интеллект, эрудиция, запас памяти заядлого коллекционера, помешанного и чудаковатый юмор - все эти вещи имели компенсацию в самых обыденных вещах. Он был идеально приспособлен для выживания, но абсолютно не знал, как жить. Существовать без травы или “дуста”, как он её называл, Арсен абсолютно не мог. На моей памяти за почти год нашего тесного общения этот человек был трезв считанные дни. Многие считали его ненормальным. Я могу понять их, но это позиция обвинения, которая не позволяет узнать человека лучше. Моя тяга к побегу от излишне стройной реальности и стремление общаться с необычными людьми привели к тому, что Арсен стал моим близким товарищем.       Еще тогда я имел о нем достаточно ясное представление. Я уважал его. Некоторые его истории восхищали. Не каждый день встречаешь настолько интеллектуальных людей, жонглирующих обрывками памяти. Не считая множества несостыковок слов и дел Арсена, я беспрекословно верил ему. Тогда я в принципе верил всем, кто поражал меня. Это качество во мне пропало той же зимой.       В тот вечер он позвал меня съездить с ним на Кловскую, пообещав познакомить со своими друзьями. Идея не впечатляла, учитывая рассказы самого Арсена, но мне все равно нечем было заняться, отчего я просто и легко согласился. Опуская все компрометирующие и дискредитирующие подробности, которыми обременена эта история, можно сказать что фактическое безумие началось по месту происшествия. Теснящееся, сдавленное на холме здание эпохи Хрущева. Рябой и редкий свет фонарей. Периодические завывания сирены полицейской машины. Шума проезжей части практически не слышно. Архетипичная парадная. Я, Арсен, Анфиса.       Тогда я в первый раз встретился с ней, хоть наслышан был более чем. Так я её себе и представлял. Они были похожи до дурного, как брат и сестра, она хищнее, он безумнее. Даже не верилось, что они спят - потому как выглядели как две расщепленные субличности. Если с Арсеном мне было спокойно, несмотря на его неисчерпаемый поток безумия, то Анфиса буквально была генератором кипиша и тревоги. С такой компанией ты не сможешь почувствовать себя в безопасности, даже если очень сильно захочешь. - Чего мы ждем? - спрашиваю. - Пока бог Джа даст сигнал, брат, - отвечал Арсен и широко улыбался. - Он уже спит, как мне кажется. - Слышишь, дядя, он никогда не спит, - вклинилась Анфиса. - Без благословения никуда не двинем.       Шарахнула внизу дверь парадной, раздался звучный грохот и посыпались по ступенькам шаркающие, быстрые шаги. Кто-то торопился наверх. Судя по переглядке Анфисы и Арсена, ничего хорошего это не сулило. Арсен достал зип из кармана, быстро открыл окно и свесил руку в готовности распустить кулак. Все застыли и ждали. Я не до конца понимал, для чего здесь вообще оказался. К нам поднялся долговязый парень щуплого вида с длинной челкой и черной тканевой маской на лице. Выглядел он как мой одноклассник, который в свое время пересмотрел слишком много аниме. Ребята расслабились, Арсен убрал руку и закрыл окно. - Правильно делаете, что так шухерите, - сказал парень, обнимая Анфису. - Меня как раз на подходе к дому шмонали. - Да не гони! - откликнулся Арсен. - Третий раз за неделю, братан? - Третий раз за неделю. - Район уже не то что красный, а алый, блять, с тонами крови! - подытожила Анфиса.       Парень представился Кириллом и стянул с лица дурацкую маску. С этого момента воспринимать его стало намного проще. Какой-то странный психологический механизм по отношению к лицу, которого не видишь - относишься сразу враждебно. Его лицо выражало детскую безмятежность, мне слабо верилось, что он вообще когда-то носил вес с собой - отчего встречи с полицией были еще более удручающими. - Соня совсем с катушек слетает, - сказал Кирилл, - я из-за этой дуры спать не могу! - Да? А что такое? - поинтересовалась Анфиса. - Я сегодня здесь не ночевала. - Ей нужно к врачу, с такими приступами истерии быть здоровым человеком практически невозможно. Как начнет вопить, потом застонет - и все, прощай добрый сон. - Кто такая Соня? - спросил я, обращаясь скорее к Арсену. - О, брачо, скоро познакомишься! - сквозь ухмылку выцедил он. - Ты ей понравишься, зуб даю. - Будешь с нами? - спросила Анфиса у новоприбывшего. - На всех хватит, штука убойная. - Благодарю, но я лучше спасую в этот раз. - Что, не понравилось в прошлый? - Арсен заржал гортанным смехом, от чего и мне самому стало как-то забавно. - Не боись, всего одну! - Петляй дворами, Арсен. Мне было не до смеха, - лицо Кирилла осунулось и погрустнело. - Что делать с Соней? - А какие есть варианты? - отрезала Анфиса, не давай шанса на ответ. - Мусоров же ты не вызовешь. - Не вызову. Вот и спрашиваю. - Ну, купи беруши и травмат, - Арсен снова залился смехом.       Позади Кирилла, на четвертом этаже, после короткого и мерзкого скрипа распахнулась тяжелая дверь. Под тусклый свет лампы вышла невысокого рода девушка в свободной и легкой домашней одежде. Уставшая лицом, но с ухмылкой, вся изрезанная татуировками вдоль и поперек, худая и хрупкая, но с неестественно большим для её статуры животом беременной женщины на восьмом-девятом месяце - незнакомка казалась сплошным оксюмороном. Мгновение словно остановилось, я было подумал что сейчас нас всех отсюда прогонят к чертям. - Добрый вечер, молодежь! - звонко раздалось в пространстве парадной. - Снова марихуанной колитесь? - О да, фрау Ольга! - откликнулся Арсен. - Ни дня без этого прожить не можем! - Все с вами понятно. - Здравствуй, дорогая. Как твое самочувствие? - мягко и чутко поинтересовалась Анфиса, в мгновение все быдло из неё вышло. - Чем занимаешься? - Я себя так паршиво не чувствовала никогда в жизни, клянусь. Эта штука, - она указала на огромный живот, одновременно поглаживая его, - слишком тяжелая. Я буквально чувствую как ломается пополам мой позвоночник. - А малышка как себя чувствует? - Судя по силам и энергии, отлично, - с улыбкой отвечала Ольга. - Лет через десять отдам на кикбоксинг. Она так меня пинает, что я за этот бой не один и не два хай-кика пропустила. А кто этот парень…?       Я представился, протянул руку и вежливо, мягко пожал её ладонь. Она вежливо улыбалась, пытаясь скрыть удивление. Пожалуй, Ольга казалась мне самой приятной из собравшейся компании. Даже я, в пальто и классическом наряде, казался опасным элементом по сравнению с этой приветливой девушкой. Ольга своим положением на ногах давала понять, что центр тяжести ее жизни и тела был навсегда смещен. - Где вы потеряли королеву драмы? - спокойно спросила Ольга. - А то я думаю - как-то тихо стоим, спокойно, никого затыкать не нужно. - Ну сейчас она придет и можешь сразу начинать затыкать, - вставил Кирилл. - Только после меня.       Вы поглядите на этого героя! Как Соня выйдет, так язык в жопу засовываешь и стоишь, слюной капаешь, - желчно бросила Анфиса. - Все и так знаем, что у тебя к ней, зачем вот это вот напускное, Кирюша? Оно тебя не красит. - Я… Ты не понимаешь, - обронил Кирилл, уходя в глухую оборону. - Да ты тоже, судя по всему, не понимаешь, - подвел черту Арсен. - Пожалуйста, не курите только на лестничной клетке, - настоятельным тоном обратилась Ольга. - Всем проблем от этого будет меньше. - Тогда где нам это делать? - спросил Арсен. - Можете на улицу выйти. - Тогда лучше сразу у местного участка водный опускать, - изобразил Кирилл. - Меня на неделе трижды уже обыскивали. - Тогда идите туда же, куда и всегда, - глухо сказала Ольга. - Словно вам в новинку будет. - О нет, снова она! - воскликнул Арсен. - Кто “она”? - не понял я. - Все мы рано или поздно возвращаемся в “попиленную хату”!       Хохот разразился сотней вспышек в сдавленной старой коробке. Все окружающие меня в тот момент были словно соединены несказанными словами и внутренними мотивами, хоть напрочь отличались внешне. Что их объединяло, помимо горизонтальной площади жилого помещения? Возможно, диковинное отношение к единственной отсутствующей. Я вспоминаю эти минуты до того как мы вошли внутрь злополучного места с раскаянием. Мне следовало просто уйти оттуда. - Какого черта вы орете?!       Свистящий голосок, срывающийся в визг, перекрыл весь рокот разговоров. Все замолчали в единую секунду. Гулкая тишина повисла между нами. Из дверей торчала взлохмаченная девичья голова. Она и была источником отрезвляющего скрежета. - Соня! Вот все собрались в ожидании тебя, - говорила Анфиса. - Вы ненормальные?! Можно же потише! У меня мать уснуть не может!       Мои барабанные перепонки выступили за пределы среднего уха. Звук её голосовых связок был подобен пытке. Это была киевская баньши, иначе не сказать. Какой ритуал провели, чтобы её призвать? Как умерла та девственная душа на рейве, что из неё выродилось это потустороннее существо? Сирена бомбоубежища, встроенная в особь женского пола. Выглядела Соня как уродливый суккуб - если такое вообще может существовать в природе. Наверняка она сама считала себя красоткой. Наверняка кто-то падкий на блестящее тоже так мог посчитать сдуру. Когда я глянул на Кирилла, тот стоял ровно так, как говорила Анфиса. Окоченение и ступор, трепетный, ластящийся. Разве что языка в жопе не было. Может, только в метафорическом плане. Его глаза хлопали чаще чем крылья колибри. Парню было страшно. Мне было тошно. - Да мы и не орем! - отсек Арсен. - Лучше свой писк убавь. - Арсен, не надо, - едва успела сказать Анфиса, - только хуже… - Кто орет?! Я ору?! Ты за собой следи, торч! Под моими дверями находишься, я в следующий раз с тобой копы будут возле падика таким же тоном разговаривать. - Соня, угомонись. Я серьезно, - змеино прошипела Анфиса. - Ты здесь больше всех шумишь, а под домом только что приняли Кирю. Верно говорю? - В-верно, - с перепугу запнувшись сказал Кирилл. - Я бы не рисковал. - Вот. Ты курить же хотела? - Ну да, хотела, - это была первая фраза, сказанная Соней в нормальном тоне. - Но чего вы так остро на все реагируете? Особенно этот. - Подруга, ты за пол минуты шороху навела больше, чем отряд “Альфы” на облаве Югендхаба. Не удивляйся, что я на тебя нагнал, - отвечал Арсен. - Но у меня правда мать уснуть не может, зачем вы так шумите? - её голос местами сипел и провисал, будто пропитый. - Ты же здесь даже не живешь, просто как заезжий гость! - Твоя мать…- начал было Арсен и тут же получил короткий локтем от Анфисы прямо в солнечное сплетение. - Кх… - Короче, вы меня услышали. Пожалуйста, не курите здесь, - вмешалась Ольга. - И спокойной вам ночи. Хотя… Это вряд ли. - Точно, фрау Ольга! Никакого спокойствия этой ночью, - сказал Арсен вслед закрывающейся двери. - Жаль, она не хапает. Говорят что это полезно для беременных. - С каждым днем твои шутки все хуже и хуже, - фыркнула Соня. - А это кто? - Это наш кент, Соня. - ответила за меня Анфиса. - Будет за компанию. - Ну ладно. В квартире никуда не заходить кроме моей комнаты, ты понял?       Я не понял и в ответ промолчал. Реплики Арсена, обилие воплей, запреты в духе Синей Бороды. Происходил сущий сумбур, а я как идиот - в классике, в пальто, нарядный. Дурная привычка рядиться не к месту. Чувствовал себя словно без штанов, но в шляпе. Да и компания, мягко говоря, накаляла. Больше всего - истеричка. - Кирилл, так ты с нами или все таки пасуешь сегодня? - спросил Арсен.       Его уже не было. Не знаю, в какой момент и как пропал наш стеснительный друг, но сделал он это мастерски. Сил вынести давящее молчание у него не оказалось и он исчез. Неразделенная влюбленность наделяет людей уникальной способностью - они становятся прозрачными и тонкими, как призраки. Наверное, их тела становятся такими стеклянными для того, чтобы объект влюбленности мог видеть все толчки души. По крайней мере, моя романтизированная версия звучит так. Но судя по Кириллу я наблюдал несколько более простые истины. Первая - любовь зла. Вторая - он буквально исчезал, когда стоял рядом с Соней. Вынести не мог трагики момента, бедолага. В чем-то я ему завидовал - я то слиться уже не мог. - Ну ладно, - ответил сам себе Арсен. - По-английски - так пусть сразу нахуй. - Да долбоеб, что с него взять, - оживилась Соня. - Вы заходить будете или здесь постоим, пока я цистит не заработаю? - Арсен подмигнул мне и жестом дал знать, что все будет в порядке. В таких случаях я вспоминаю собственную мантру: “Не надейся ни на что”. Если же после этого случится нечто паршивое - с ним будет легче совладать. Если же произойдет нечто хорошее - это будет приятный сюрприз. Но предчувствие не обвести такими банальными уловками.       Я вошел за ними следом в квартиру. Первым, что меня встретило еще кромешной тьмы, был затхлый запах. Так пахнут полуобвалившиеся дома, в которых уже давно никто, кроме крыс и редких бродяг, не обитает. Затхлость пробивала ноздри и следом накатывала какая-то тошная волна, что-то с нотками сырости и легкого гниения. Резко пробежала рука впереди по темной стене к выключателю и тусклые каскады света полились на нас. Все внутри меня в единую секунду сжалось. Мне пришлось привыкнуть к разным вещам. Порой я просыпался оттого, что таракан полз по моему лицу. Порой я не мог уснуть лишь оттого, Каждый раз перед тем как вскипятить себе воду в чайнике мне приходилось проверять, нет ли там никакой живности. В некоторых комнатах царил такой бардак, что было не до конца ясно, люди ли там живут или что-то промежуточное между приматами и жесткокрылыми. За эти два года я перешел от кипящей, гадкой ненависти к полному принятию, смиренному и братскому, в отношении насекомых. Они не были виноваты ни в чем. Только в том, что эволюционно приспособлены к подобному образу жизни. Они не причина, а лишь следствие; не знамение, а зарево. В тараканах нет ничего паршивого - паршивое есть в людях. Некоторых я бы с радостью в следующем круге сансары обратил бы в жесткокрылое. Не с целью наказания, а с целью смирения - возможно, такая процедура показала бы, насколько низким существом может быть человек и каким совершенным существом является таракан. Впрочем, это неважно. - Какого хуя…?       Важным было то, что вокруг меня громоздились кипы антропоморфного мусора. Вещи эти, наслоенные своей массой в отбросовую оболочку, облепили стены и проходы помещения, выстилая в пространстве несколько расходящихся тропок. Мусор здесь походил на живую субстанцию - он словно сам вырастал здесь с годами, как существо-квартирант, приобретая необходимые для местных жителей формы. Все эти фаунические аллегории приходили позже, пробиваясь через ступор и оцепенение. Я внимательно разглядывал свалку. Детальный осмотр был в тот момент первостепенной задачей на каком-то подкорковом уровне реакций - среда небезопасная, среда ебнутая, среда, в которой я еще ни разу не бывал, облазив десятки брошенных и полуобитаемых жилищ. Здесь же люди жили постоянно. Оттого мне и было жутко.       За одеждой пробивались слои торчащих бумаг и нагромождения пластика любых форм и народов. Национальность этой свалки - космополит. Здесь, казалось, собраны бессмысленные отрыжки производства со всех концов планеты. У одной из параллельных стен коридора были плотно высстроены единой баррикадой запыленные книги. Они выглядывали на меня из-под завала, словно молили, чтобы я их достал, продул и реанимировал. Они были мертвы уже очень давно - об этом говорил слой пыли. Советские энциклопедии в единстве своего уродства; никому не нужные сейчас руководства и справочники всех мастей и подтипов; пустотные детективы и любовные романы бестолковых писак, которые уже давно растворились в толще истории. Мы оставляем после себя столько вещей на планете по смерти, даже прожив жизнь пустую, жизнь никчемную - что уже говорить о том, если нам, к примеру, повезло быть признанным на какую-то толику при жизни? Наше Эго распадается, как дробящийся в полураспаде атом, и приобретает материальную форму вот таких дурных книжонок, которые через несколько десятков лет уже никто и не вспомнит. Кем были эти люди? Чем они стали сейчас, кроме пыли в могилах и на этих завалах? Имеет ли хоть какое-то значение в итоге то, что бестолковый тираж был рожден в муках типографии? Мне хотелось сжечь эти книги, как и весь дом. Ты чего стоишь? Не задерживайся тут, пойдем в комнату! - тихо шикнула на меня Анфиса.       Попиленная хата. Красноречивость этого словосочетания недоступна до тех пор, пока не выпадает честь лицезреть происходящее. Я аккурутано перебирал ногами, стараясь не вляпаться ни во что. Глупая затея - я же как-то вляпался в сегодняшнюю историю. Ведь мое предчувсвтие, сжавшееся до размеров колючего шипа внутри моей селезенки, вопило и орало мне что есть мочи языком жжения и дскомфорта в душе. Жжение словно предвещало, что впереди меня ждет только сифилис души и что-то, чего было бы лучше избежать. И какой я после этого натуралист плебса? Чтог во мне из первооткрывателя гнойных закутков? Пустая бравада и слова? Но все же, я шел вперед по коридору прямо к комнатушке. Сам виноват, нечего носом воротить.       В комнате Полины было намного тише, глуше. Вещей было все так же много, хотя они и были заключены в сложную структуру организации человеческого пространства. Предметы эти были живыми, вопящими, истеричными. Плакаты истекали кровью из рваных ран. С них манифестировали блядство алые, искусанные губы. Крик, крик, крик - в кромешной тишине, повисшей среди нас, живых в неживом, раздавался со всякой надписи, лозунга, девиза только крик. Помещение было доступно к проходу только по узкой тропке, пролегающей у кровати Сони. На захламленном столе, посреди чикетов, косметики и вырванных клочков бумаги лежал бутафорский терновый венок. Я присмотрелся внимательнее - за ним виднелся дорожный знак, обклеенный стикерами “Рейв это Бог”. Моя челюсть сжималась и пульсировала мимо воли. Огромная коллекция украинского Вога выполняла, судя по всему, функцию по утеплению стены. Чем больше ты глядел в этой комнатушке, тем больше вещей тебя начинали окружать. Они буквально вырывали из поля зрения трехмерность пространства, сжирая и сжимая его до тесного клочка, слишком малого для четверых. Теснота тут буквально очерчивала обиду. Я рефлекторно искал нож в кармане - казалось, бестелесную опасность можно заколоть или запугать. - Добро пожаловать в мой дворец, - сказала Соня.       Арсен смотрел на меня полными иронии глазами и медленно разворачивал полосу голубой изоленты со свертка. В переливающейся тишине раздавался легкий шелест. Небесно-голубой казался самым светлым, чистым тоном в пестрящей комнатушке. Обычно мне попадались черные, как лом, мотки, или вываленные в грязи красные, напоминающие загноившуюся рану, или нудно-зеленые, как налет на стенках полумертвого аквариума. Этот же сверток был красив, по-своему хрупок, возможно, даже немного изящен. Я продолжал хлопать веками и рассматривать помещение. Фотоколлажи наслаивались друг на друга, как в наших воспоминаниях схлестываются года и люди. В какой-то момент граница смываются широким жестом памяти. Значимые пункты памяти слипаются воедино, превращаясь в пластованный брусок реминесценций, безвкусный, но тяжелый. Мне не виделось в этой комнате ни пунктирных линий, ни переходов - только широкий, дрожащий жест. Дрожащий в крикливом приступе, срывающийся кистью на поворотах и склейках. Интерьер Сони говорил о её жизни практически столько же, сколько и смазливая мимика, и изрезанный акцентами образ, и голос, напоминающий по интенсивности эпилептический grand mal. Теперь я понимал больше. Кулак распустился и нож обратно лег на дно кармана. - Ты ходишь на рейвы? - приглушив голос, спросил я у Сони. - Да, постоянно, без перерывов! - вмиг оживившись, она ответила мне, и даже улыбка проскочила на её лице. - Без них моя жизнь была бы совершенно пустой. - Ох, Соня, снаркоманишься в ебеня, - констатировал Арсен, вытаскиавая из чека сбитое зеленое облачко. - Мой гриндер все еще у тебя? - На подоконнике. Водный не снеси, - вяло бросила Соня и рухнула на постель. - Чего стоишь? Падай!       Я скинул пальто на ближайший стул, на котором и без того покоился ворох одежды, и присел вслед за хозяйкой. Соня смотрела на меня пристально и с интересом, словно наконец-то заметила во мне человека. От её беспардонного взгляда впритык у меня сжимались конечности, она была неприятна мне, как не крути. -Черт, вы бы видели с каким красавчиком я познакомилась на последней тусовке, это просто какой-то экстаз. Весь в партаках, виски выбриты, выглядит ну просто вау, короче, охуенный парень, Господи! Это мы с Эли сидели недалеко от причала, что-то подзаебало нас тухлое техно, а тут он подошел с корешем, спустился…       Соня вспыхивала и гасла, как промокшая спичка. Ее сиплое контральто резонировало в пределах комнатушки и каждый отскок словно натягивал режущую уши нить. Похоже, я был единственным, кто слушал её тираду. Арсен крошил. Анфиса сжалась в прострации, беспомощным взором уставилась в потолок и, словно умоляя, поднесла палец к губам в жесте тишины. Но кто её слышал? - … прямо к реке. И на меня смотрит, просто взгляда в сторону не отведет! Я просто там чуть не растаяла, честно. Такой охуенный мальчик, поболтали, он мне дорожку сделал и потом даже в инсте добавился, прикинь? Он модель, на показах дефилирует. - Может, не будем будить твою мать? - превентивно поинтересовался я у истерички, напрочь прерывая оду. - А ты за неё не беспокойся, она еще не спит, - с едкой улыбкой отвечала Соня. - Расскажи про себя. - Тогда почему… - хотел было спросить я у неё, но увидел жест Анфисы, обозначающий “успокойся”. - А почему ты не говоришь?       Анфиса рухнула на постель посреди меня и Сони, наклонилась к уху и едва слышно прошептала: - Моя квартира находится за стеной! Если родители услышат мой голос и узнают, что я тусуюсь с этой наркоманкой, то дальше меня ждет только психологическая пенетрация в каждую извилину, понимаешь?       Сюрр нарастал. Я понимающе кивнул головой и в смятении посмотрел на каждого из присутствующих. Рубашка словно начала сжимать горло, я попробовал расстегнуть верхнюю пуговицу - но она и не была застегнута. - Не провоцируй, пожалуйста, - снова зашептала Анфиса, - иначе выебут в уши нас всех. - Хорош шептаться! Расскажи про себя, как говоришь тебя зовут…       Приехав знакомиться с новыми людьми в это место, я оказался в собственной ловушке ожиданий - потому что говорить что либо о себе мне не хотелось. Хотелось заткнуться и молчать. - Я немного устал. Давай покурим и потом поговорим, идет? - Ой, как скажешь. Ты меня интригуешь, - отвечала она с каким-то кислотным кокетством, отчего внутри меня сжималось отвращение. - Но ты от меня не отстанешь. Кстати, есть немного спидов, если хочешь. - Первый пошел! - ознаменовал начало процедуры Арсен. - Только аккуратно! - предупредила визгом Соня.       Тепло разлилось по моему телу. И свет стал мягче, и алые блики гирлянд сильнее оттенили темные углы. Послевкусие горечи во рту разливалось по легким. Терпкая, слегка влажная волна окутала мои альвеолы. Понемногу из конечностей прямо к сердцу начали исходить мягкие пульсации, неспешные и волнообразные. Я чувствовал спокойствие. Аутичное, избавляющее, изолирующее спокойствие, что запирало мое блуждающее сознание наедине с самим собой. Я призакрыл глаза и откинулся на неожиданно мягкую постель. - Порядок, брат? - раздался надо мной голос Арсена. - Тебе помощь не нужна? - Нет… Просто наслаждаюсь тишиной, - тихо прошептал я. - Не беспокойся обо мне, все под контролем… - Что? - переспросил он. - Я не услышал. - Все окей.       Впервые за сутки в моем теле не ныл десяток зажимов, не раздавалась натугой спина. Это было чистое ощущение своего тела таким, каким оно есть только в ментальной карте души. Раздутые кровью костяшки пальцев, что беспокоили меня уже который день, словно отнялись и стали бесчувственными, вырезанными. И весь я стал бесчувственным, отрешенным, врезанным в полотно этого пространства. Мне стало легче. Ни блаженства, ни удовольствия. Лишь звенящая сталью тишина, редкие вздохи моей груди и ровный стодвадцатиударный бит моего сердца. Так спокойно в этой жизни мне было всего пару раз. Когда думал, что умираю. Когда лежал на голых коленях, а её ладонь ныряла мне в волосы. В тот же день я сбрил их машинкой. Смерть казалась невозможной. - Вот это типа прибило, - прозвучало откуда-то сверху и со стороны. - Арсенчик, он точно вывезет? - Он и не такое вывозил, - отвечал Арсен, отвечал за меня, за базар, за ситуацию. - Пусть пока полежит. - Не кошмарьте, я впервые за день могу нормально отдохнуть… Очень мягкая постель. - А теперь сделай мне такую же, - пискнула Соня. - Можешь даже жирнее, я девочка сильная!       Я слышал попеременно то грохочущий голос Арсена, то скрежет Сони. Она вдохнула дым со звуком схлопывающегося вакуума и от одного только звучания меня снова пробрала дрожь. Раздался резкий кашель. Мои мысли блуждали быстрее, чем соображала перцепция, то и дело поток захлестывал меня с головой и я выныривал наружу, пытаясь найти последнюю точку сознательной мысли. Так и сейчас, у меня ничего не получилось. Словно сжимаясь внутри меня самого, мысль нарастала и закипала, поднимая давление в герметичном кипящем баке. Мои уши заложило и вслед раздался пронзительный звон огромного колокола. Глаза поневоле открылись, как две заржавелые калитки, и я воткнулся взглядом в забрызганный краской потолок. Спокойствие ушло само собой, а вслед появилось то же дурное чувство, с которым я зашел. Чувство, что пора уходить к чертям.       Вокруг меня были все те же люди, но узнать их не казалось возможным. Арсен и Анфиса были выброшены на тот же берег, что и я, это читалось в их матовых, радостных глазах. Они с дурной улыбкой смотрели друг на друга, лишенные напрочь той натуги души, с которой ожидали Соню в парадной. Но хозяйка дома словно проглотила холодный шип - она обхватила себя руками и цепко впилась пальцами в ребра, словно пытаясь вогнать ногти под кожу. Соня слегка раскачивалась из стороны в сторону и периодически продолжала кашлять. - Что за хима… Сука, Арсен, я же просила по-человечески! Зачем ты меня снова кинул?! - Кого? - выбросил четыре буквы из другой вселенной Арсен. - Если ты на дурака припасть решил, то не получится! - Ты больная что ли? В чем проблема? - В тебе проблема, идиот! - она обернулась на него и буквально истошным шипением выдавила эти слова. - Нет, я не буду снова это переживать, не буду… Проклятье, папа!       Я глядел в свои два блюдца на Анфису, она смотрела на меня и пожимала плечами. Соня словно находилась перед лицом своего абсолютного страха. Стереотипия её движений, напряженность мышц, бегающий взгляд из стороны в сторону. Что-то внутри неё самой сжимало сознание так сильно, что она была на грани того, чтобы сорваться. Мне было знакомо это выражение лица. Ей было страшно до невозможного и вряд ли она еще держала контроль. - Чего ты вопишь? Пожалуйста, успокойся… - мой голос отдавался сухим металлом внутри моего черепа. - Тебя с улицы слышно. - А ты блять кто такой?!       Я еще не успел отойти от истошного вопля, как резко метнулся в сторону заваленного вещами стула, свалив все на пол. Металлическая кружка, брошенная в меня, с лязгом врезалась в груду пластинок и снесла их. Чаинки попали на лацкан пиджака. - Остынь! Смотри на меня! Я твой гость. Пришел вместе с Анфисой и Арсеном….       Я напрягся и срывался сухим хрипом. Она смотрела на меня остекленевшими, бесноватыми глазами. Черты её лица исказились и я не мог понять, мерещится или так оно и есть. Cердце билось со скоростью выкашивающего пулемета. - Отойди от меня! Анфиса! Убери этого идиота от меня, зачем ты его привела?       Анфиса была белой, как простынь. Сказать ей было нечего, её тоже сковал страх. Я не успел сориентироваться, но неожиданно в руках Сони уже был мелкий клинок, торчащий из многофункционального Викторинокса. - Не подходи! Я тебя зарежу! - Тише, тише…       Арсен рванул вперед, но Соня оказалась быстрее - она оттолкнула его и полоснула уже пустое пространство мелким клинком. Оконная рама едва выдержала его толчок. Мы находились по три стороны от обезумевшей в единый момент девушки и никто не знал, что делать. В глазах плыло до дурного и я буквально чувствовал, как мое сердце вот-вот выпрыгнет вслед за Арсеном в окно. Чем я только блять думал? - Прочь от меня! Папа! Папа! - Что с ней такое творится, вы можете мне сказать?!       Губы Анфисы судорожно задрожали, в попытках вымолвить хоть слово. Позади меня, казалось, раздался какой-то грохот. Соня тряслась, как в припадке, вся дерганная напряжением и страхом. В голове стоял туман, который заволакивал мне глаза и сквозь него пробивались образы мечущегося в припадке тела. Ей было хуже всех из нас четверых. - Это ты нам скажи, блять, вас же этому учат! - Давай позовем ее родителей! - рявкнул я. - Нет, не вздумай даже! - орал в ответ Арсен. - Пора сваливать. - Почему?! - Ты не хочешь познакомиться с её матерью, поверь мне! - Отошли от меня, уроды! - она вертелась с ножом между мной и Арсеном, словно отгоняя нас от себя, хоть мы и так парализованы. - Папа! Пожалуйста, папочка!       В её глазах отпечатывались сотни реминесцений, покореженных и смятых воедино страшным приступом. Время то останавливалось, ты вспыхивало залпом - я чувствовал, словно на мгновения расщепляю момент и могу видеть что-то большее. Мне открывалась сама суть её страха - безграничное, пустое, покинутое состояние. Она осталась одна и только лезвие отделяло её от всей злобы окружающего ада. В единый момент, мне стало жаль Соню. Но вспышка закончилась. Передо мной снова был клинок и я не помнил, как отвел в сторону её секущее движение в сторону своего лица. В тот момент я вернулся в реальность. Помешательство казалось массовым и сборным. - У неё психоз, нужно вызывать скорую и мусоров! - вопил я. - Она и себя чикнуть может. - Ты совсем конченый что ли? Что ты такое говоришь?! - Так ты мусор! Ты здесь чтобы арестовать меня, сука! - завопила Соня и резким выпадом выбросила руку вперед, но я рефлекторно убрал корпус с линии удара, - Нет! Ни за что! Папа! - П-парни… - сказала впервые за весь сеанс саспенса Анфиса, дрожащей рукой указывая в сторону двери. - П-парни...       В дверном проеме стояла взлохмаченная, заспанная, заплывшая от бухла обитательница хрущевки за пятьдесят лет. Истрепанный, старый халат, оставленная на ночь косметика, глубокие и тяжелые морщины, взрезавшие лицо. Словно олицетворение этого дома. Оказавшись ближе всех к ней, первое, что я почувствовал - невероятный штын от бухла. Она смотрела на меня бычьим, бешеным взглядом. Я был уже готов к тому, что в почку воткнут семи сантиметровое лезвие и закапает на линолеум. Женщина молчала, а позади с всхлипами и тяжелыми вздохами дергалась Соня. - Доченька, положи нож, - раздался спокойный, глубокий голос, словно полная противоположность истерии Сони. - А то еще порежешься, не дай Бог. - Позови папу, пожалуйста… Мне страшно. Они меня обманули, честно, я ни в чем не виновата. - Да, солнышко. Я знаю, - сказала женщина, - положи ножик и иди ко мне, - Нет! Нет! Они меня обманули! - Уходите, - понизив голос, обмолвила её мать. - Живо, уроды. - Почему папа не приходит?       Мы застыли в ступоре. Только Анфиса собрала мозги в кучу и медленно встала, отчего Соня повернулась с ножом в её сторону. - Ты меня наебала, Анфиса… - сказала она почти шепотом и уперла клинок в грудь Алисы за миллиметр до проникновения. - Зачем ты это сделала?       Все замерло на единое мгновение. Я слышал, как капает проржавевшая труба в параше. Сердце - и то тихо заглохло. - Мы же с самого детства дружим..., - сказала Соня и медленно сложила нож, - где папа?       Анфиса сделала несколько аккуратных шагов в маленьком пространстве пола, заметно покачиваясь и давая понять остекленевшим взглядом, что её размотало в салат. Мы с Арсеном дышали на полную грудь, словно пытаясь всосать в себя побольше кислорода до трагики - а Анфиса наоборот, перестала дышать вообще и с лицом призрака двигалась мимо нас. - П-простите нас, - только и сказала Анфиса. - Мы не знали, что так выйдет.       В ответ женщина только достала из кармана телефон и трижды нажала на экран. - Я вызываю наряд. Прочь с глаз моих, - прогремела она. - ПРОЧЬ! - Позови папу! Где папа? Где мой папа?!       Мелькнули стены с облезлыми обоями. Под моими ногами громыхнули завалы книг и вдруг вся баррикада осыпалась мне под ноги - груз бессмысленных слов посыпался на меня, словно пытаясь завалить на груды мусора. Попиленная хата смыкала на мне свои руки, из мусора и хлама вытянулись бесчисленные жизни этих брошенных вещей. То ли что-то мелькнуло в моей голове, то ли действительно начала дрожать лампочка - но я остался на вечное мгновение в том коридоре. Стоящий на коленях посреди обезличенного бардака, я сам стал его частью. Я закрыл глаза и почувствовал, как меня кто-то резко подрывает под локти.       Мы пробежали пару-тройку кварталов как три раненые, обкуренные антилопы. Я выплевывал легкие и дышалось оттого только легче. Арсен, казалось, уже находился на грани смерти. Анфиса поскользнулась на бегу и, взмахнув, полетела в боковой сугроб. Это и стало причиной нашей остановки. Далеко позади нас истошно вопила сирена. - А теперь скажи мне, будь добр, - обратился я к Арсену, - что это вообще было такое? - Я тебе отвечаю, мэн, я без единого понятия! Такого никогда не было. - Господи, какие же вы отморозки! Хоть бы помогли встать, - хрипло выдавила Анфиса, поднимаясь из сугроба. - Кто нибудь, сбегайте в ларёк за водой. Хоть минимум пользы. Зачем вы меня затащили в это логово? Что вообще в этом доме происходит? Кто эта алкашиха, мать вашу?! - вопил я на всю улицу. - Она не алкашиха, а интеллигентный человек, - сказал Арсен. - В вузе преподает, профессор культурологии. И прекрати орать. - Хорош уже стелить, я заебался вестись на ваши разводы! - Он не врет. - подтвердила Анфиса. - Это правда. - Тогда какого… - Какого у них помойка, а не жилье? - перебила Анфиса. - А ты у отца семейства спроси. - В смысле? - В коромысле, - огрызнулся Арсен. - Остынь уже наконец! - Господи, неужели тебя это действительно сейчас так ебет? - поинтересовалась у меня Анфиса. - Живы и хорошо. - У вашей подруги истерика плавно переросла в психоз и обратно от одной банки, - отрезал я. - Хотите на одно отверстие больше? - Помер её отец, понятно тебе! - рявкнул Арсен. - Машиной переебало на шестиполосной трассе. Куски еле собрали.       Я заткнулся и выдохнул. Адреналин падал, дурман в голове обратно нарастал. Мне уже стало жаль, что я так настоял на истории. - Вот так выглядит не пережитая утрата, - Анфиса же, казалось, только трезвеет. - Видел эти завалы по всей хате? Восемь лет собирают люди. Абсолютное безразличие. Апатия чистого вида. Далеко не так красиво, как многие себе представляют. - Мать Сонина спивается понемногу, верно, четко. Жизнью сложно назвать, но функционированием - возможно, - чеканил Арсен с нотой цинизма. - Только если она все спиртом заливает и с утра идет на пары лекции читать, то дочь стала отбитой истеричкой. На работах больше двух недель не задерживается. Скачет на каждом вставшем хуе. Орет, как резанная, и абсолютно не имеет такта - вот это самое паршивое в ней. - Завали ебало, все таки о моей подруге говоришь, - сказала Анфиса резко и с напором, отчего Арсен аж осел. - Ей тяжело. - Оттого она тебе нож к груди припаяла? Чтобы легче стало? - Завали. Ебало. Я не знала, что у неё бывают такие приступы. Столько дружим, пару раз на неё находила истерика, но такое… В первый раз, - рассуждала вслух Анфиса. - Она стала чаще долбить скорость и оттого, видно, крышу пошатало. Раньше такого не было. Бедная Соня, что с ней творится… - Ей к врачу надо, - отрезал Арсен. - Больше я туда не пойду, ни за что не пойду…       Я стоял в благом окоченении. Мороз сковывал разгоряченные легкие. Я закашлялся тяжело и прерывисто, словно выплевывая из себя полученную дозу черного сплина. - Не умирай, брачо, не умирай. Еще успеется. - Пизда мне от родителей, - смутно обронила Анфиса. - Этот цирк весь дом на уши поднял. - Нам пора домой. А который час? - Час такси, мальчики, - отозвалась Анфиса и зашагала от нас прочь, но, словно вспомнив что-то, обернулась, - думаю, зная ваши финансовые возможности, вам пожелать удачной пешей прогулки по ночному Киеву. Как с утра дойдете, напишите. Чао, храбрецы ебаные. Глаза б мои вас не видели.