Приход Бури

— Ты знаешь, что такое уроборос? Мастер убирает ладонь ото рта и разворачивается, чтобы посмотреть на Доктора. Она сидит на земле, прямо в грязи, нисколько не заботясь о сохранности своего нового костюмчика, пока сам он, в свою очередь, балансирует на хрупкой деревяшке, боясь запачкать идеально-чёрные туфли. — Какая-то человеческая дрянь? — фыркает Мастер, пожимая плечами. — Я терпеть не могу их второсортную культуру. — Это их интерпретация нашего “замкнутого Вортекса”, — терпеливо поясняет Доктор. — Только более… духовная. Что-то вроде... Она тянется рукой в сторону, касаясь ещё свежего тела, и пачкает пальцы в ярко-алой крови. Мастера чудом не выворачивает от одного только взгляда на это. Он всегда старался держаться от людей на расстоянии, даже (особенно) когда дело касалось убийств, в исключительно редких случаях позволяя себе физический контакт. Но Доктор… Нет, Доктор всё ещё любит людей. Ей совсем не противно касаться их. — Вот, — Доктор кивает на красный рисунок на асфальте. — Не очень красиво. Уф. Я ужасна в рисовании. Но смотри — это змея, поедающая свой хвост. Человеческий символ бесконечности. Столкновение начала и конца, созидания и разрушения. Это… особого рода дуализм. Противоположности, рождающиеся одна из другой. Замкнутый Вортекс, понимаешь? Как бесконечность времени и пространства, только бесконечность человеческих циклов, вроде жизни и смерти. Если рассматривать с научной точки зрения, мы знаем, что змея вряд ли дойдёт даже до середины, но с метафизической — она будет есть себя бесконечно. — Ни одна змея не сможет есть себя бесконечно, — раздражённо прерывает её Мастер. — Кончится либо змея, либо время. — У тебя нет воображения, — Доктор смеётся. — Это бесконечная змея в бесконечном времени. Ну же, эй, пораскинь мозгами. Метафизика сложна для нашего вида, но иногда нужно просто представить непостижимое. Мастер делает глубокий вдох и оглядывается. Вокруг нет ничего, что могло бы натолкнуть на философское настроение. За спинами осталась горящая человеческая колония — не первая и явно не последняя на их пути. Доктор проявила нетипичную для неё методичность, не только выстроив план, но ещё и начав чётко следовать ему. — Мы только что обрекли на смерть миллион, — Мастер бросает взгляд на лежащее перед ними тело, — миллион и одного человека, но ты хочешь поболтать со мной о бесконечности? Он не верит, что действительно говорит это. Что призывает Доктора к разумности. — Я просто хочу, чтобы ты понял. — Понял что, моя дорогая? — театрально-устало выдыхает Мастер. — Что ты разбираешься в человеческой культуре? Я и так знаю это. — Нет. Нет, не это, — досадливо кидает Доктор. Она поднимается на ноги, отряхивает штаны и пальто, оставляя на одежде следы чужой крови. Это выглядит настолько неестественно, что у Мастера голова идёт кругом. Проклятье. — Я хочу, чтобы ты понял, — вкрадчиво говорит ему Доктор, остановившись рядом и опустив ладонь на плечо. Мастер дёргается от мысли о том, что грязь теперь останется и на нём. — Понял, что я должна поймать эту змею за хвост. *** Им трудно вдвоём находиться в одной ТАРДИС. Доктор делает вид, что всё в порядке, но Мастер знает и чувствует, как сильно её теперь раздражает вторжение в своё личное пространство. Раньше это казалось забавной шуткой — доставлять Доктору дискомфорт, вставая рядом, нарушая все мыслимые и немыслимые границы, касаясь, разбивая эти тщательно охраняемые хрустальные стены. Теперь вместо хрустальных стен там алмазные ограждения, любая попытка пересечь которые оказывается встречена хмурым и тёмным взглядом. Мастер делает вид, что всё в порядке, но знает, что не продержится долго. Это невыносимо. Когда Доктор принесла ему свой план, он бился в экстатическом восторге. “Ты выдумала что, дорогая?”, и эйфория длиной в недели. Первое время Мастеру казалось, что всё это просто обман его мозга, что сейчас он умирает где-то, попав в собственную идиотскую ловушку, и просто проецирует в голове свои мечты. Потом пришло осознание. Доктор сказала не “мы останемся вдвоём в этой Вселенной” и не “я не хочу, чтобы кто-либо мешал нам с тобой”. Она сказала “не останется никого”, и Мастер был достаточно горд, чтобы не верить в то, что она просто забыла уточнить про них двоих. — Не останется никого, — сказала тогда Доктор, развернув перед ним свою стратегию. — Но мне нужна твоя помощь. О, безголовый идиот! Она купила тебя так дешёво. Приползла — сама. Предложила — сама. Ей нужна была его помощь, и это было ослепительно-приятно, что-то похожее на взрыв сверхновой в груди. Тогда Мастеру казалось, что контроль над ситуацией в его руках. Раз Доктору нужна помощь, раз она пришла и сказала об этом, значит, он может устроить целое шоу и сделать всё по-своему. Тогда Мастеру казалось, что всё идёт просто за-ме-ча-тель-но. Тогда Мастеру казалось, что нет совсем ничего странного в том, что Доктор предлагает ему такое. Ох, милая и слабая Доктор! Вся эта история с вневременным ребёнком не слабо потрепала их обоих, и она просто не выдержала. Глупышка. Потом Доктор привязала его к себе. Нет, не в том смысле, в котором они уже были привязаны друг к другу два тысячелетия — не теми поэтичными узами соперничества, заставляющими вечно схлёстываться друг с другом. Нет. Это были грёбаные квантовые верёвки, появление которых, он, безголовый идиот, упустил из виду. Доктор ввела его в заблуждение. Доктор обманула его! — Так нужно, — просто заявила она в тот день, когда Мастер, решивший повеселиться и заняться привычными пакостями, имел неосторожность уйти от неё дальше, чем на один астрономический световой час. — Прости, что не предупредила заранее. Она и не собиралась предупреждать! Мастер видел это в её глазах, даже пока она несла его, корчащегося от невыносимой боли, на руках в Нулевую комнату. Она не собиралась предупреждать, просто ждала, пока он сам почувствует это раздирающее изнутри ощущение, будто все его внутренности в случайном порядке меняют местами. Хуже регенерации. Квантовые верёвки! Он был уверен, что трусливые Повелители Времени избавились от них ещё тысячелетия назад, задолго до рождения Мастера, испугавшись того оружия, которое сами же создали. — Дорогуша, разве мы с тобой сотрудничаем не на добровольной основе? — скалился он тогда, всё ещё надеясь, что это дурная шутка — Доктор ведь шутит теперь исключительно такими. — Нет, — сказала она, просто и легко, нисколько не стыдясь того, что обманула его. — Ты нужен мне здесь. Я не хочу, чтобы ты ушёл. Немногим позже Мастер понимает, что не просто “нужен ей”, а “нужен здесь” — под боком, для спокойствия и уверенности, что всё будет в порядке и никто не будет мешать. Ох, конечно. Замечательный ход, Доктор! Оставить единственного равного себе без шанса нарушить твои планы. Почему сам Мастер не сделал так раньше? Ах, точно. Кажется, он всегда надеялся сделать их схватку “достойной” и “равной”. Это был первый раз, когда Мастер в порыве гнева разнёс комнату управления. Он крушил и метал, пока Доктор держалась в стороне, увиливая от любых попыток нарваться на настоящую драку. О, как ему хотелось убить её в ту секунду! Задушить, разбить голову о стену, чтобы добиться регенерации и избавиться от этого — того, чем она стала, пережив всего одно предательство. Мастер впервые по-настоящему ненавидел её. Впервые за сотни лет, впервые за все удачные и неудачные попытки избавиться от его. Впервые Мастер действительно хотел убить Доктора. *** — Нас объявили в межгалактический разыск, — сообщает Мастер, ступив на порог ТАРДИС. Один астрономический час — в пространстве и два года плюс-минус — во времени. Доктор не собиралась снимать с него эти верёвки, так что, Мастер притворился, что смирился с этим, продолжая день за днём думать над тем, как избавиться от них или хотя бы как обойти ограничения. — Мм? — Доктор отрывается от паяния какой-то бесполезной штуки и снимает очки с головы. — Да, я уже знаю. — Ты могла предупредить меня, — шипит раздражённо Мастер. — На меня напал отряд джудунов. Доктор пожимает плечами. — Так неинтересно. Мастер фыркает. Действительно. — Чем ты занимаешься? — спрашивает он, подходя ближе, чтобы рассмотреть новую игрушку Доктора. — Экспериментирую с пространством, — она кидает ему металлический кубик высотой не больше десяти сантиметров длиной. — Я думала побаловаться с твоим TCE и устроить там минивселенную. — В Академии похожие эксперименты казались тебе кощунственными. — А ты носил каре в Академии, — смеётся Доктор. — Не будем же мы вспоминать все наши ошибки молодости. Мастер улыбается уголком губ и кидает ей куб обратно. Доктор ловит его и забрасывает куда-то под панель управления. Комната снова успела поменяться, после того, как он сорвался вчера, устроив Доктору скандал. О вчерашних разрушениях не осталось никакого напоминания, кроме лёгкого неприятного ощущения в голове. Кажется, это называется сожаление. — Скоро всё будет готово, — неожиданно-доверительным тоном произносит Доктор. — Мы больше не будем баловаться. Начнём серьёзное дело. — Ты всё ещё горишь этой идеей, дорогуша? — иронично уточняет Мастер. — Конечно. Я не понимаю, почему ты до сих пор недоволен. Мы наконец-то пришли к консенсусу. Ты можешь наслаждаться разрушениями, а я могу не страдать из-за мук совести. — Ты уверена, что всё делаешь правильно. Доктор кивает. — Я не делаю ничего плохого или несправедливого. Просто забираю у Вселенной то, что одолжила — свою помощь. Безумие. Мастер знает, что и сам безумен, но он хотя бы честен с собой. Что заставляет Доктора так искренне верить в то, что она права? — Это ведь будет не прекрасный и пустой мир, в котором останемся только мы с тобой? — тянет он, нараспев, меряя шагами комнату управления. Вперёд. Назад. — Я не могу остаться, — качает головой Доктор. — Я должна поймать змею за хвост, помнишь? Ультимативная смерть. — Что заставляет тебя думать, что я хочу участвовать в этом славном двойном суициде? — Я и не думаю об этом. Просто не хочу, чтобы они забрали тебя вместо меня. Ультимативное безумие. Мастер поднимает взгляд к потолку, думая о том, как он вообще докатился до всего этого. Ему нужно выбираться отсюда. Нужно придумать уже, наконец, что делать с этими верёвками. Повелители Времени смогли уничтожить их, а он ничем не хуже — и даже лучше всех их вместе взятых. Нужно — о чёрт! — остановить Доктора. Безумная деструктивность не подходит её милому личику. Но почему же, во имя времени и пространства, он продолжает ничего не делать?! — Займусь щитом, — говорит Мастер, намереваясь спуститься под комнату управления и немного отвлечься на расслабляющую возню с проводами. — Иначе в твою рухлядь непременно кто-нибудь проникнет и положит конец твоим планам. Доктор угукает, нисколько не заинтересованная. Мастеру, на самом деле, нет никакого дела до сохранности Вселенной. Он был бы не против остаться в пустом космосе, но вдвоём с Доктором. Вечность вместе — это, пожалуй, слишком большой стресс для их взаимоотношений, но всё ещё лучше чем “ультимативная смерть”. Мастер мог бы убить её. Заставить регенерировать. Тогда, возможно, все эти дурные мысли исчезли бы из головы Доктора, и она стала собой — той, с кем можно весело сражаться. Не той, с кем нужно сражаться, если хочешь сохранить свой рассудок в целости и сохранности. Но если ничего не поменяется? Если ультимативная смерть невозможна? Если она пройдётся штормом по мириаду Вселенных, уничтожив само мироздание? Это было бы достаточно “по-особенному” для Доктора. Её уровень. Сама мысль о том, чтобы остановить Доктора, кажется безумной. Вселенная будет у него в долгу, но Мастеру не нужно это — он не хочет быть спасителем. Он хочет разрушений и хочет, чтобы вокруг было что-то, что можно разрушить, и кто-то, кого можно убить. Он хочет свою Доктора назад. Но сейчас в распоряжении лишь ТАРДИС, которую нужно подлатать, пока их двоих не уничтожили посторонние. Уж это Мастер точно не может позволить никому. У него ещё есть время подумать.