Моя диета: кофе, виски и очень много ненависти

Секундная стрелка двигалась рывками. Перед тем, как сдвинуться на следующее деление, она дрожала — и пусть агония длилась лишь мгновение, Князев видел ее — и это раздражало. Но больше — до желания выхватить из-под пиджака пистолет и высадить всю обойму — его раздражал мерный стук. Звук — на каждый рывок секундной стрелки. Мерный, четкий. Нестерпимый. — Прекрати. Дэдди на мгновение замер, болезненно сощурившись, а затем вновь опустил руку с ножом. Лезвие безукоризненно точно уперлось кончиком в стол — в светлую точку на черном дереве. — Заставь меня. Князев глубоко вдохнул: из распахнутых настежь дверей на балкон тянуло прохладным ночным воздухом, пахнущим океанской солью и чем-то приторно-сладким, цветочным и душистым. Хотя, возможно, этот запах ему просто чудился. Секундная стрелка дернулась, и вместе с ней сорвалась со своего места минутная. В тот же момент Дэдди со стуком воткнул нож в столешницу — все это время он не отводил взгляда от Князева. — Я тебе сейчас глаз на жопу натяну, если не прекратишь. — Эти твои русские фантазии, — Дэдди ухмыльнулся. — Я же сказал: заставь меня. Его голос, и без того хриплый, после трех суток без сна, сейчас звучал совсем надсаженно. Князев перевел взгляд на часы: три утра. Ему в глаза словно насыпали песка, но голова оставалась ясной, или же это — снова! — лишь казалось ему. Тридцать девять часов назад он принял предложение Лекса Лютора, и сейчас к желанию разрядить всю обойму в ебанутого мудака, сидящего в кресле напротив, примешивалось желание оставить часть патронов для Лютора. Тридцать девять часов назад он прошел следом за ассистенткой Лютора — она сменила черное вечернее платье на брючный костюм — в небольшое лобби на третьем этаже отеля. Белоснежная мебель, режущая уставшие после бессонной ночи глаза зелень и сияющий Лекс Лютор — в белоснежной майке и джинсах, с бокалом клубничной — ебануться — Маргариты. Князев ожидал какой угодно херни, но не того, что Лютор с ходу начнет деловой разговор — о его расценках, каналах провоза контрабандных грузов и располагаемым арсеналом. Опасно расслабившись, он едва не упустил момент, когда диалог свернул в совсем другое русло. — Я догадывался, что вы любите жить опасно, Анатолий — я ведь могу вас так называть, верно? — но не думал, что настолько... Хотя, признаюсь, я всегда восхищался русскими — такое пренебрежение к смерти и одновременно — смирение перед ее неизбежностью! Но «Слезы бога»? Вы себя не щадите. Сквозь высокие панорамные окна нещадно било солнце и Князев сощурился — Лютор сел так, что свет падал ему в спину, окутывая золотистым сиянием. Дешево, но эффективно. И заставляет собеседника напрягать глаза. — Я думал, мы поговорим о моем профессионализме, а не о личных пристрастиях. — В нашем... ах, простите — вашем деле: личное это профессиональное. Ведь, хм, специалист широкого профиля, подсевший на убийственный наркотик — убийственная вещь! — Лютор рассмеялся, но Князев его шутки не оценил. — Стимулятор. Не наркотик. Сидевший до этого откинувшись на спинку кресла и закинув ногу на ногу Лютор выпрямился и подался ближе, отставив на низкий столик свой бокал с аперолем. — Я разобрал эту божественную дрянь в своей лаборатории до молекулы, Анатолий. И могу сказать одно — она убьет вас раньше, чем вы этого хотите. Садиться ближе к нему Князев не стал. Наоборот — он оперся щекой о костяшки пальцев и со скучающим видом проговорил: — Потрясающая забота, мистер Лютор. Я польщен. К чему это все? Вновь слегка заныло место вживления чипа, но Князев только слегка дернул уголком губ. — Я хочу кое-что предложить вам, — Лютор качнул рукой в воздух и поцокал языком, — конечно, это не пятьдесят миллионов долларов — пока что… если вы мне понравитесь на сто процентов, а вы мне нравитесь, ну, где-то на двадцать, так что шансы у вас есть… Он вычурным движением достал из кармана джинсов маленький прозрачный пакетик с двумя бледно-зелеными таблетками. Зажав пакетик пальцами, он протянул его Князеву. Тот не пошевелился. — Что это? — Это? — Лютор наигранно посмотрел на таблетки. — О. Сказать по правде, красивого названия у них нет. Но вы можете предложить свой вариант! Князев продолжал молча смотреть на него, и Лютор, вздохнув, бросил пакетик на стол — ровно посередине между ними. — Когда я сказал, что разобрал «Слезы бога» в своей лаборатории, я не уточнил одного — я еще и усовершенствовал их. Вернее… создал кое-что новое. Лучше. Совершенней. И это, — Лютор подался вперед, — не убьет вас, Анатолий. — Но поджарит мне мозги? — Разве я похож на того, кто будет вас обманывать? — Лютер коротко улыбнулся, не разжимая губ. Потом подхватил свой бокал с Маргаритой, отпил и вопросительно глянул на Князева. — Кофе? — Водки. Конечно, он согласился — после долгих уговоров Лютор добился своего, и Князев принял его предложение. И подарок. Все было в точности, как обещал — ясная голова, легкая эйфория, почти сверхчеловеческие ощущения собственного тела… и сон, который не пришел ни во вторую ночь, проведенную на острове, ни на третью. И несмотря на ощущение бодрости, Князев все чаще ловил себя на неуверенности в том, что эта бодрость и ясная голова реальны. Он по своей воле попался в ловушку Лютора; но хотя бы сделал это не один — по тем обрывкам слухов и полуфразам, которыми обменивались последние двое суток наемники и убийцы — сколько из них уже пожалело о своем желании вступить в игру ебанутого Лютора ради пятидесяти миллионов? — Князев понял: у Лютора для каждого была приготовлена ебаная подставка. — Эй! Он почувствовал прохладный шлепок по кончику носа. — Блядь, ты отрубился, что ли? Или сдох? Князев приоткрыл глаза, чтобы в следующий момент увидеть, как Дэдди, стоящий вплотную, легонько шлепает его плоской стороной своего короткого ножа по щеке. — Не сдох. Жаль, — он уже хотел отодвинуться, когда Князев уткнул пистолет ему чуть выше ремня, вдавив ствол в мгновенно напрягшийся живот. Они оба замерли. Дэдди смотрел сверху вниз воспаленными от недосыпа, лихорадочно поблескивающими глазами и зло улыбался, медленно прокручивая нож в чуть подрагивающих пальцах. И нет, наконец понял Князев, это не стимуляторы. Не отводя взгляда, он неторопливо повел пистолет вверх, пока не вытянул руку и не упер ствол под небритую челюсть. Слегка надавив, он заставил Дэдди приподнять голову и лишь затем поинтересовался. — Что ты принимаешь? — Кофе, виски и охуительно большие порции ненависти. — Маловато, чтобы продержаться трое суток без сна. — А я не уточнял, — Дэдди потянулся вперед, преодолевая давление ствола пистолета под челюсть, — насколько эта порция большая. Его движения, резкие, четкие в первый день, сейчас стали смазанными, словно его телу приходилось прорываться через ставший густым воздух. Он позволил Дэдди склониться к нему вплотную, а потом молча, не отводя пистолет от загорелой шеи, снял его с предохранителя. В повисшей в номере тишине этот легкий щелчок казался оглушительным. Дэдди беззвучно ухмыльнулся, коротко облизнул губы, а затем Князев почувствовал, как поверх его руки — той, что лежала на подлокотнике, легли горячие и сухие пальцы. Коснулись запястья, а затем сжались на предплечье, поверх пиджака. — Давай не будем, — Дэдди вновь коснулся кончиком языка верхней губы. Князев медленно отвел взгляд от его ладони поверх своей руки; на мгновение ему показалось, что он выключился — но нет, это было лишь фантомное ощущение. — Что? — Давай не будем, — Дэдди подался еще ближе, так, что их лица теперь разделяла лишь пара сантиметров. Его дыхание пахло виски и ментоловой пастой. — Давай не будем заниматься всякой хуйней вроде попыток убить друг друга, если мы можем… заняться другими вещами в эти — три?.. блядь, нет, пять, вроде бы, часов, которые остались до момента, когда эта сука Лекс Лютор скажет, как мы все облажались. Он говорил чуть невнятно, растягивая слова. — И какой хуйней ты тогда предлагаешь заняться? — Ты знаешь, какой. Князев откинулся на спинку кресла, разрывая дистанцию, но не убирая пистолета от его горла. — Нет. — Да, — теперь уже выпрямился Дэдди. И стянул с плеч свой ублюдочный камуфляжный пиджак, небрежно сбросив его на пол. Следом полетела футболка. — Нет, — повторил Князев, внимательно следя за его движениями — и тем, как перекатываются литые мускулы на руках. — Не пизди, — в голосе Дэдди мелькнуло нескрываемое раздражение. Он взялся за свой ремень, но Князев повел рукой — и пистолет вновь уперся ему в живот, чуть скользнув по загорелой коже. — Продолжишь — и мы не будем заниматься попытками убить друг друга, потому что я просто нахуй тебя пристрелю. — Знаешь… — Дэдди повел головой из стороны в сторону, разминая шею, — я сразу понял, что жопа у тебя намертво забетонирована. Но знаешь еще вот что? Он вновь нагнулся над Князевым, оперевшись о подлокотники и его руку. — От того, что меня кто-то выебет, меньше трупов и контрактов на моем счету не станет. Так что… Перехватив ладонь чужую ладонь, Дэдди рывком притянул ее к своему паху, где под плотной тканью карго-штанов проступал твердый, возбужденный член. — Трахаться будем или ты собираешься просидеть до утра здесь в своей ебучей русской тоске? Пряжка ремня уже была расстегнута, и Князев рывком вытянул его из шлевок. А затем медленно повел пистолетом по напряженному животу — от резко проступающего пресса к чуть выступающим косым мышцам и ниже, к поясу чуть сползших без ремня штанов. Дэдди довольно оскалился и шумно выдохнул, когда пистолет скользнул ему за пояс, обманчиво мягко поглаживая кожу. — Раздевайся. Секс не был для Князева проблемой — даже с человеком, который хочет убить его. Проблемой было то, что ему хотелось встать с кресла, врезать рукоятью пистолета по наглой роже Дэдди, разбив ее в кровь, а затем швырнуть его на пол и выебать — как в дешевом жестком порно; он никогда не позволял себе такого обращениями с женщинами, с которыми оказывался в постели — только вот сейчас все было иначе. Но сделай он это — и все бы закончилось двумя трупами, в этом Князев был уверен. Поэтому он откинулся на спинку кресла, уложив руку с пистолетом себе на колено, а второй продолжая сжимать чужой ремень, и смотрел, как Дэдди стягивает с себя остатки одежды. Под карго-штанами у него оказались настолько отвратительные боксеры — черно-золотые, с растительными орнаментом — какие-то напыщенные завитушки, цветы и листья, что Князев не удержался. — Что это за хуйня? — Это Версаче. Трусы полетели на пол вслед за штанами и Дэдди, оставшись в одних ботинках, выпрямился. На правом ботинке были крепления для ножей — для двух, и оба были там, разумеется. Хмыкнув, Князев медленно повел взгляд вверх, от крепких икр к острым коленям и узким бедрам — левое было перечеркнуто старым глубоким шрамом, побелевшим со временем. Шрамы были везде на этом мускулистом, жилистом теле — и ножевых было куда больше, чем от пуль. — Ни одной татуировки? — Пусть помучаются с опознанием, когда я сдохну, — хмыкнув, он шагнул вперед и склонился над Князевым, уперевшись одним коленом в край кресла. Зацепившись взглядом за плавный выступ косточек на плечах, он отвлекся на мгновение и не успел среагировать: на горло легла горячая, небольшая ладонь и чуть сжалась прямо поверх татуировки. — А у тебя наоборот: до хуя и все уродливые, как на подбор. Особенно эта блядская птица. Князев перехватил узкое жилистое запястье, с силой сжал и отвел от своего горла — вернее, Дэдди чуть ослабил хватку и сам позволил оттянуть свою руку. — Я собираюсь умереть так, чтобы опознавать было нечего. — Пара кило тротила? — кресло не было рассчитано на двух взрослых здоровенных мужиков, но Дэдди все равно сел сверху, устроив колени по обе стороны бедер Князева. — Огнемет. На то, чтобы обернуть ремень вокруг шеи и обернуть концы вокруг ладони, ушла пара секунд. Князев согнул локоть, притягивая Дэдди ближе к себе. Отложив пистолет на подлокотник, второй рукой он прихватил крепкую задницу, с удовольствием вжав ногти в кожу. — Что теперь? — Теперь не мешай. С легкой отстраненностью — сознание вновь подернулось мутной пленкой, и все казалось ненастоящим, Князев наблюдал, как Дэдди, отклонившись назад — пришлось чуть ослабить натяжение ремня на его шее — дотягивается до своей одежды и вытряхивает на ладонь небольшой металлический тюбик. — Ты ее всегда с собой носишь? — Никогда не знаешь… — Дэдди вновь сел на нем ровно и теперь неторопливо возился с молнией на его брюках, — Для чего она может пригодиться. Спрашивать что-то еще Князев не стал, только следил за чужими движениями, а потом, когда Дэдди выдавил смазку на пальцы, перехватил его предплечье — под горячей кожей проступали вены — и сам завел ее за спину. Дэдди довольно оскалился. Князев не видел, как он подготавливает себя, но видел другое: как едва заметно сходятся к переносице брови, как раздуваются крылья носа от глубокого дыхание и мелькает на пару мгновение между обветренных губ кончик языка. Очнулся он от прикосновения шероховатых, скользких от смазки пальцев к своему члену — и того, что лезвие ножа уперлось в выемку между ключицами, виднеющихся в расстегнутом вороте рубашки. — Ты, блядь, постоянно улетаешь, — острие ножа надавило сильней. Возбуждение стягивало низ живота, и ощущение стали у шеи его лишь усиливало. Чувство нереальности происходящего и своей неспособности прекратить это крыло все сильней: вот он сползает чуть ниже по креслу, чтобы им было хоть как-то удобней, а Дэдди упирается ботинками в белую кожу обивки, помогает себе рукой — второй он все также держит нож у горла Князева — и неторопливо опускается на его член. Это было охуенно. А еще охуеннее было вновь обмотать вокруг кулака концы ремня и натянуть его, услышать в ответ хриплое «блядь» и ощутить, как Дэдди насаживается до упора, поводит бедрами, приподнимается, а затем вновь опускается. Он забыл про лежащий на подлокотнике кресла пистолет — если тот вообще не упал на пол. Мир сузился, потемнел по краям, оставив от себя лишь подсвеченный со спины широкоплечий силуэт. Звуки — скрип кресла, далекий шелест океана, крики ночных птиц, тоже стерлись, затухли, и сейчас он слышал лишь свое дыхание, да редкое, отрывистое «блядь» — не свое, чужое. Князев еще раз дернул ремень, притягивая Дэдди вплотную, и ощущая жар его кожи даже через разделяющую их тела одежду. — Как думаешь, — горячее дыхание обожгло ухо, — сколько минут продержится стояк у человека, если ему перерезать глотку? За вопросом последовал хриплый, гиений смешок. Князев провернул кистью, натянув ремень так, что уперся костяшками пальцев в напряженную шею Дэдди. Тот сипло выдохнул и неожиданно отвел руку с ножом от горла Князева — но только чтобы вгрызаться в него зубами — сильно, до боли, так, словно хотел выдрать кусок трахеи прежде, чем его самого придушат. Князев дернул головой, пытаясь освободиться, но Дэдди первым разжал зубы. И сипло усмехнулся: — Это ты орал или твоя птица? Теперь он двигался резче, жестче, и с каждым рывком кресло под ними поскрипывало все сильнее. Продолжая натягивать вокруг шеи Дэдди ремень, второй рукой Князев прихватил его за бедро, с усилием вдавливая пальцы в напряженные мышцы, царапая ногтями кожу. Но это не помогало — он вновь терял ощущение реальности и ему казалось, что все это: сильное тело на коленях, горячие мышцы, сжимающиеся вокруг его члена, солоноватый запах пота, резкие вдохи и выдохи — все это происходит не с ним. Он прикусил щеку изнутри, возвращая себя в реальность. И убрав руку с бедра Дэдди, подхватил пистолет — он чудом не упал на пол, вжав его в мокрый от пота висок — Давай заканчивать. Дэдди рассмеялся — надсадно, сипло. Нагревшееся об кожу лезвие ножа нежно легло Князеву поверх ключицы, уперевшись кромкой в шею. — Ну так помоги мне. Князев почувствовал, как поверх его руки, сжимающей ремень, ложится горячая ладонь, и тянет ее вниз. Дэдди заставил его сжать пальцы вокруг своего члена и довольно выдохнул, качнув бедрами навстречу. — Да. Блядь. Да. У него был расфокусированный, абсолютно поехавший взгляд — и Князев подумал, что может пристрелить его сейчас — пуля быстрее лезвия ножа. Но вместо этого он повел пистолет от виска в бок, по острой скуле и чуть впалой щеке, и остановил движение только когда ствол коснулся уголка губ. Ему иррационально нравилось то, что он видел — черный ремень на шее, напряженные плечи, бьющаяся на виске жилка, и что чувствовал — теплый нож у горла, бархатистая на ощупь кожа члена под пальцами и то, как все сжимался вокруг него Дэдди, двигаясь все более порывисто. И когда по телу прошла колкая, горячая судорога удовольствия, он отстраненно порадовался, что поставил пистолет на предохранитель — хоть и не помнил, как. Князев зажмурился, но в следующее мгновение лезвие ножа скользнуло по его шее, оставляя на коже горящий порез. — Не останавливайся, — Дэдди с силой впился пальцами в его запястье, заставляя двигать рукой. А потом, мелко вздрагивая, уткнулся лбом Князеву в плечо, пробормотав невнятное «охуенно». — Ты мне пиджак испачкал, — он повел ноющей кистью, на которой наконец разжалась хватка цепких пальцев. — Да похуй, — Дэдди вяло шевельнулся, пытаясь сменить позу. Но в следующий момент кресло — все это время оно поскрипывало, опасно покачиваясь под двойным весом — хрустнуло. Деревянные ножки подогнулись, а затем с грохотом разлетелись в стороны. Падать на деревянные обломки было неприятно. Еще неприятнее был упавший сверху Дэдди. Князев только поморщился, глядя в потолок перед собой. По шее стекало что-то горячее, пропитывая воротник рубашки, и подняв руку, он стер с кожи тяжелые капли крови. — Надо было убить тебя. — Еще успеешь, — невнятно пробормотал Дэдди и чуть шевельнулся, но только для того, чтобы вытянуть из-под ноги какую-то большую деревянную щепку. Князев снова поморщился. — Слезь. Не услышав ничего в ответ, он запустил пальцы в короткие, взъерошенные волосы на затылке Дэдди и чуть потянул. И повторил. — Слезь с меня. Но тот молчал и, как осознал Князев спустя мгновение, спал, в мгновение отключившись. Он вздохнул. — Ну хоть кому-то из нас эта хуйня помогла. И сам закрыл глаза, хотя это всего лишь принесло им легкое облегчение — и никакого сна.