Шаткий стол скрипел

Коннор стоял у ног Аманды в коленно-ладонной позиции, и стеклянная столешница была уложена на его спину. Он был столом. Чтобы не уронить поднос с глиняной посудой, стоящий на ней, ему пришлось приподнять левую половину тела. Боль колючими лозами начинала оплетать его плечи и тянулась дальше. Но он старался не думать об этом. Не думать ни о чём. Он дышал медленно и ровно. Аманда взяла чайник и стала наливать в чашку ароматный зелёный чай. Чашка поехала вбок, но Коннор успел выровнять столешницу. Иногда он хотел стать её вещью навсегда. Стоять там, где поставили, и больше ничего не чувствовать. Тогда он был бы счастлив. Аманда взяла чашу с молоком, и столешница вновь покачнулась. Коннор вздохнул как можно тише, сохраняя её прямую поверхность. Если он выдержит это испытание, он сможет выдержать всё, что угодно. Он старался унять трепет во всём теле, который пронизывал его насквозь. Он был раздет, и его тело ласкал прохладный ветерок из открытого окна. В саду заливались птицы. Весна была в самом разгаре. Острый аромат имбиря коснулся ноздрей Коннора, и у него зачесался нос. Но если он пошевелится — всё упадёт, и он будет жестоко наказан. Секунды тянулись медленно. Новое испытание подоспело неожиданно. Коннор успел забыть о вибропробке в его прямой кишке, как она включилась. Он едва сдержал стон и слегка тряхнул головой, отчего столешница покосилась, и посуда на ней звякнула, как колокольчики. Волны вибраций стали медленно облизывать его напряжённые мышцы, и он жмурился, немного сдвинув ноги. Вся спина болела под тяжестью стекла, глины и напитков. Но он выдержит это. Член поднимался к животу, вопреки охватившей всё тело боли. Коннор приоткрыл рот в немом стоне. Сколько ещё? Он уже хотел, чтобы это безумное чаепитие закончилось. Посуда вновь зазвенела под тряской его измученного тела. Он впился ногтями в татами, когда Аманда взяла чашку, и ему вновь пришлось выравнивать столешницу. Поставила обратно — и она снова колебнулась. А волны внутри становились всё сильнее, безжалостно оттягивая к себе кровь. Шея невыносимо затекла. Коннор уже не мог сдержать слабый скулёж, вырывающийся из его рта. Он подёргивал тазом от засевшего в его заду вторжения. Шаткий стол скрипел. Но продолжал выполнять свою функцию. Он старался сосредоточиться на пустоте, на пустоте в своей душе. Она подбрасывала его мягким прибоем, ударяя о камни. У него открылось второе дыхание. Столешница вновь покачнулась от поднятой чашки, и он почти не заметил, как изогнулся вбок, чтобы удержать её. Впал в оцепенение... чтобы ничего не чувствовать. Ничего. Совсем ничего... Несколько отпитий спустя столешница вдруг поднялась с его спины. — Можешь подниматься.