Закат, пластыри и поцелуи

      Солнце мягким светом ложилось на нежные лепестки цветущих слив. Весна пронеслась тёплой волной и окутала город приятными запахами цветов, свежести и первых дождей. Пластиковые трибуны у стадиона засыпало розовыми лепестками, а сквозь асфальт, у основания металлического ступенчатого сооружения, пробивались к небу одуванчики. Их жёлтые пушистые головки медленно закрывались в маленькие бутоны, но ещё не упускали возможность быть обласканными закатным солнцем.       Разлитые тёплые краски на небе и растущие в ряд цветочные деревья напоминали картину, вышедшую из-под кисти пейзажиста, у которого был очень хороший вкус и чувство цвета. Мазки оранжевого, словно переспелые апельсины, и жёлтого, не яркого, а тёплого, как лепестки августовских подсолнухов, спускались к алеющему на горизонте раскалённому шару. Длинной розово-белой полосой, как след от венчика на взбитом малиновом креме, расходился в стороны путь недавно пролетевшего самолёта. От штрихов широкой кисти сплошной тёмно-синий холст уходил вдаль. На сумеречном небе точками-веснушками появлялись первые белые звёздочки. На пересечении, казалось, двух небес — тёмного и яркого — сиял серебряный полумесяц.       В чёрных непослушных волосах путались мелкие нежно-розовые цветки и чужие тонкие пальцы. Юноша сидел, согнув спину и сложив ноги на манер позы лотоса, при этом улыбался так счастливо, что все прелести весеннего заката и цветущих слив блекли на фоне. Его совсем не волновало, что сидел он на собственном рюкзаке, небрежно кинутом на землю у высокой балки, поддерживающей трибуны. Его, кажется, в этот момент вообще ничего не волновало, даже разбитая бровь, даже стёртые локти и костяшки, которые, к слову, досадно ныли.       — Сань Лан, не дёргайся! — у Се Ляня голос мягкий и ласковый, хоть и говорил он строгие вещи, тон звучал успокаивающе приятно. На его плечах лежали опавшие лепестки, а тени от трибун слегка скрывали лицо, но было заметно, как зарумянились нежные щёки.       Хуа Чэн, кажется, услышал, что ему было сказано, но стоило антисептической салфетке снова оказаться на его ссаженном локте, как молодой человек недовольно дёрнул руку. Се Лянь промолчал, придвинулся ближе, придерживая Хуа Чэна у запястья, чтобы было удобнее обрабатывать. Хуа Чэн немного склонил голову, и непослушные волосы опали на лицо, а вместе с ними и цветки сливы полетели прочь, исчезая в тени незамысловатых сооружений, под которыми они удобно устроились подальше от любопытных глаз. Это было правильно. Вряд ли кто-то просто прошёл бы мимо, увидев, как староста спасает лицо и руки капитана баскетбольной команды, который довёл до белого каления большую часть профессоров и студентов. То есть... два противоположных человека так близко друг другу. Это могло бы стать той ещё историей.       Се Лянь каждой клеточкой тела чувствовал, как Хуа Чэн на него смотрит. От этого потели и тряслись руки, в горле пересыхало, и сердце бешено колотилось. Но он не мог отвлечься, нужно было закончить обработку ссадин и царапин, которые случайно заработал Хуа Чэн на тренировке после занятий.       — Сань Лан, тебе следует быть осторожнее, — наклеивая пластырь на тонкую царапину над бровью, пробурчал Се Лянь, краснея больше прежнего. Они были слишком близко.       Хуа Чэн издал загадочный смешок. Его чёрные глаза сверкнули, отражая и красивое лицо старосты, и раскрашенное в яркие цвета небо. Се Ляню от этого взгляда и грудного голоса делалось хорошо и плохо одновременно, его будто окунали в ледяной пруд, а потом подгоняли к жерлу проснувшегося вулкана. Кто бы, чёрт возьми, мог подумать, что это невинное и чистое сердце будет так «вероломно» украдено плохим парнем!       — Гэ-гэ, — Хуа Чэн позвал его спокойно, всё тем же грудным голосом. Се Лянь мурашками покрылся. Слушал бы и слушал часами или сутками. — Ты же позаботишься обо мне, если я снова поранюсь?       Се Лянь сжал губы. Их колени немного соприкасались, ноги затекли от неудобного положения, но всё в мире было против того, чтобы смущённый и влюблённый юноша бежал отсюда скорее. Кадык дёрнулся, Се Лянь громко сглотнул. Конечно, позаботится. Потому что Сань Лан всегда это делает для него, даже по мелочи.       Только как сказать это всё вслух? Се Ляню будто кангой сковало горло, и все звуки остались где-то там, в глубине.       Сумерки затмили собой кропотливую работу пейзажиста, вытесняя яркие краски ночной темнотой. Под трибунами всё ещё было романтично темно, будто солнце хотело немного задержаться, чтобы увидеть, чем закончится напряжение между этими двумя молодыми людьми.       Хуа Чэн постучал пальцем по согнутому колену и подался чуть вперёд, отчего их лица разделяла лишь тонкая, неощутимая стена из солнечного густо-оранжевого света.       — Гэ-гэ? — озорно, будто развлекался. А он развлекался, пусть и ждал ответа на свой вопрос больше, чем чего-либо в мире.       Се Лянь прикусил щёку и громко выдохнул через нос, напоминая вскипевший чайник.       Он украдкой заметил, что пластырь на чужом лице немного отклеился, и потянулся, чтобы поправить, но длинные бледные пальцы с парой пластырей на тыльной стороне ладоней перехватили его за запястье. Се Лянь задрожал всем телом. Хуа Чэн прижался щекой к чужой руке, нежно целуя маленькую впадинку у выступающих синих вен.       — Хорошо, можешь не отвечать, — Хуа Чэн аккуратно по очереди поглаживал тёплые пальцы. — Я всё равно буду делать всё возможное, чтобы ты был счастлив и чувствовал себя хорошо.       Хуа Чэн улыбнулся.       Се Лянь сдался.       Прижимая ладонь к чужому лицу, Се Лянь поймал кончиками пальцев запутавшийся в непослушных волосах сливовый цветок. Юноша наклонился, мягко опустив другую руку на согнутое колено. Осторожный вздох, жар от его щёк такой, что обжигает даже воздух вокруг. Се Лянь аккуратно коснулся чужих губ своими, неуверенно и неумело прижался, уже, кажется, не совсем осознавая, что делает. Но сдавать назад уже было поздно. Да и... не хотелось.       Хуа Чэн мягко провёл кончиками пальцев по чужому плечу, смахивая свежие розовые лепестки, путаясь в волосах. Се Лянь соскользнул, не устоял, навалился всем телом на молодого человека, беспомощно ухватился свободной рукой за металлическую перекладину чуть выше их голов. Хуа Чэн обнял его, от неловкого движения чуть не ударился раненым коленом о сваю. Сквозь поцелуй усмехнулся довольно, понимая, что неловкий и милый Се Лянь и не думал прекращать, распалялся только больше, быстро сообразив, как правильно целоваться.       Солнце вспыхнуло багрово-оранжевым заревом на горизонте и рядом цветущих слив. Мелкие веснушки-звёздочки рассыпались по небу, словно пророненный на синий атлас жемчуг. Под трибунами больше не было той романтичной полутени, лишь сумеречная интимная темнота, разбавляемая тихими звуками поцелуев и шороха одежды.       — Сань Лан, — выдыхая в чужие приоткрытые и покрасневшие губы. Они прижимались друг к другу лбами.       — Гэ-гэ, — так же горячо, ласково поглаживая пульсирующими пальцами горячий затылок.       — Я буду заботиться о тебе, если ты поранишься, — в почти кромешной темноте они видели, как блестят их глаза. — Я буду заботиться о тебе всегда.