Твой город, и ты.

Андрей всегда поддерживал идеи горячо любимой матери, потому как не поддерживать он мог лишь в том случае, если он на свою удачу обрёл дар бессмертия. Если Екатерине Сергеевне вдруг пришло в голову перебрать вещи на чердаке большого старого дома покойного дедушки, лучше послушно кивнуть, и отдать своё тело в рабство. Погода была очень тёплая, и несмотря на объявленный карантин из-за пандемии коронавирусной инфекции, молодой организм тянуло прогуляться по городу с небольшим кругом товарищей по безрассудству. Однако, с этим нашему герою придётся повременить. Андрей молча смотрел на сидевших за обеденным столом людей, и мысль о том, что следующие двадцать дней он проведёт в загородном доме без кондиционера и интернета ужасала не так сильно, как его компания. Сводная младшая сестра, отчим и мать–молоток. Стоит отметить, что идея о самоизоляции в доме его предков возникла именно у новоиспечённой сестрицы, жаждущей его крови больше, чем упырь после тысячелетней спячки. Силой впихнув в глотку кусок домашней пиццы, Андрей всё думал о предстоящей горе документов и писем, оставшихся от дедушки, бабушки и возможно других дальних родственников, которые ему предстоит разобрать. Это было бы весьма интересным занятием для одиночного времяпрепровождения, если бы не добровольная рука помощи его сестрёнки Маргариты. С пожеланиями доброго дня, Андрей удалился. На первом этаже находились большая кухня, прихожая, две среднего размера комнаты и зал в двадцать квадратных метров. Судя по размерам, количеству комнат и картинам, раньше в этом огромном доме жили семьями, а теперь, в их с мамой отсутствие, в нём находились лишь домработницы и старый смотритель, садовник, слесарь и друг семьи по совместительству — Борис Владимирович. Громадная стеклянная люстра посреди зала, гипсовые потрескавшиеся фигурки и пожелтевшая фотография его прадеда и прабабушки с их сыном, и с незнакомым мужчиной рядом с ними. Надпись на обратной стороне фотографии была Андрею немного непонятна: «Родион Филатов с супругой Евгенией Филатовой», и дополнение чуть ниже, другим почерком: «И с моим октябрьским Т.» Смотря на тогда ещё молодого предка, Андрей понимал, что светлые глаза, аккуратные черты лица, густые волны волос и ровная улыбка крепко заложены в их генах, и будут передаваться и дальше, если Маргарита не прервёт род красавцев, высосав его последнюю в своём роде, Филатовскую кровь. Статного мужчину на фотографии, лет тринадцати, с чёрными волосами и ростом выше прадеда на две головы, Андрей не знал. О нём не знала и его мать, а больше спрашивать было некого. Отец умер от рака, когда Андрею было три месяца, но он успел съездить с ним вместе к дедушке, в их фамильный дом, и запечатлел этот последний и важный визит на фотографии, посмертно. Иметь дом, который хранит историю его рода, хранивший их переживания, разделявший с ними и радость, и горе. Быть крайним в цепи, непрерывно идущей сквозь поколения, и прерывающейся на нём — это боль. Боль, странная в своём проявлении, полная сожаления и тоски по тому, чего никогда и не было в его жизни — сестёр, братьев, отца. И зачем ему эта память, эти стены, и ползущие по ним не первый десяток лет, цветы? Зачем ему это наследие, эта фамилия, если её не с кем разделить? По его спине вдруг прошёл холод от мысли, что бы сказали его предки, узнав в чьи руки попала их история, и что он не сможет её продолжить. Разочарование — вот что он представляет в их глазах. Стоя в раздумьях посреди широкой лестницы, ведущей на второй этаж, Андрей вдруг услышал быстрого темпа шаги, догоняющие его. — Андрей? Я уж думала, ты уже на чердаке, и боялась, что не найду дорогу туда. — Раз боялась, чего пошла? Сидела бы там. Девушка только подняла бровь, и не выдавала своего возмущения от такого поведения вдруг свалившегося на её голову братца. Маргарита была совсем не рада переменам в виде свадьбы её отца с Екатериной Сергеевной, мамой Андрея, но как любящая дочь, и свидетель одинокого существования своего отца уже долгие семь лет после развода с её матерью, она решила поддержать его, и узнав на их первом семейном ужине о загородном доме семьи Филатовых, предложила сделать его временным пристанищем для укрепления их семейных отношений, ну и ковчегом от смертоносного Covid–19. И что она получает в ответ после стольких попыток сблизиться с Андреем? То же, что и от её матери — намёки оставить в покое, и взгляд абсолютного презрения. После развода с её отцом, мать сразу перестала выходить на связь, а на первую встречу спустя четыре года, она попросила Риту перестать писать ей, и что у неё началась другая жизнь, и ей в ней места нет. Вот он, её шанс, и шанс ее отца начать всё с чистого листа, а этот маленький упрямый Андрюша не идёт на контакт. Рита шла позади, не решаясь идти рядом, а тот всё оглядывался на каждую завитушку на лестнице, прощупывая каждую деталь. Если на втором этаже были слышны отголоски беседующих родителей, то на третьем этаже было безумно тихо. Среди пастельных тонов, внимание Риты приковала красная скатерть на деревянном столике у окна. Чем ближе она подходила, тем лучше виднелись детали незаконченной вышивки, выделяющейся на красном фоне скатерти. Она лежала так, будто рукодельница, проводившая спокойные деньки занимая себя вышивкой, однажды встала, и отложив свои вышитые крестиком цветы, ушла навсегда. — Цветы так и останутся без листьев и вазы… — А этот дом без наследника. Рита не сразу поняла, что она сказала вслух, но когда услышала ответ, ей показалось, будто Андрей прочёл её мысли. — Ты ведь наследник, разве не так? — Я — не вышитые крестиком цветы. — Что ты имеешь в виду? — Когда я умру, вся эта история, которую ты видишь здесь, прервётся на жалкой ноте, которую я попытаюсь сыграть, но с треском провалюсь. — Значит, ты и о себе плохого мнения. — Да, я плохого мнения о тебе, и о себе тоже. Маргарита подошла к окну, и повернувшись спиной к Андрею, попыталась успокоиться, и не сказать лишнего. Всё-таки, она здесь ради отца, и какой-то слишком прямолинейный молодой человек не должен нарушить эту идиллию. — Ты можешь быть такого мнения обо мне, какое тебе угодно. Для меня ты сын жены моего отца. Я дорожу им, понимаешь? Он всё, что у меня есть. Поэтому я здесь, и пытаюсь выдавить из себя инициативу пойти с тобой на контакт, а ты… Андрей стоял у стены, смотря на картины с морскими пейзажами. Он так увлечённо смотрел, что Рита решила, что он её не слушал, и вряд ли стоит продолжать. — А я? Договаривай мысль. — Давай просто поднимемся на чердак, и разделим обязанности. Не будем разговаривать, и притворимся перед ними дружной семьёй. — А что мне за это будет? — Твоя мама будет счастлива. Разве этого недостаточно? — Если ты не заметила, рядом с ними я веду себя так, будто у меня восторг от всей этой идеи больше моего члена. А тебя задело то, что я не называю тебя сестрёнкой? Андрей подошёл вплотную, и схватил её за запястье у своего лица, предотвращая пощёчину от разгневанной девушки. — Каждый день, что мы проведём вместе, я буду отрываться на тебе. Не смей со мной говорить, не ходи за мной, и старайся избегать встреч, если не хочешь увидеть меня в гневе. — Отпусти меня! Ты просто ублюдок… Звуки быстро удаляющихся шагов наконец прекратились. Рита наверняка спустилась вниз. Вряд ли она бы стала подниматься на третий этаж одна, тем более после такого разговора. Андрей наконец добился полной ненависти со стороны Риты, и был уверен, что этот месяц пройдёт без постоянного общества любимой сестрёнки. Погрузившись обратно в свои мысли, Андрей решил подняться на сам чердак, отложив осмотр третьего этажа на другой раз. Открыв запертую на ключ дверцу, на удивление быстро справившись со старым замком, Андрей быстро осмотрел помещение, оценивая объем работы. Это было невероятное чувство, в момент осознания, что в этой стопке бумаг, среди дневников и семейных альбомов может быть столько всего, чего он не знал о происхождении и предках. Решив начать с самого выделяющегося по количеству дневников ящика, Андрей достал первый с надписью «Р. Филатов 1916». Это был личный дневник в старом кожаном переплёте, со слегка размазанными чернилами и знакомым почерком. Он принадлежал Родиону Филатову, его прадеду, который жил век назад, и записывал свои наблюдения с датировкой, чтобы через сто с лишним лет, его правнук мог понять его, и его жизнь? Андрею вдруг показалось, что его предок наверняка знал, что он будет чувствовать себя потерянным и одиноким, и решил оставить ему свою историю. Нам остаётся только пережить её вместе с Андреем, его предком, и с его «октябрьским Т.» Продолжение следует…