Знакомство
Тэхён влетает в помещение за две минуты до начала собрания и, без затруднений найдя светловолосую макушку лучшего друга среди тошнотворно официального однообразного офисного планктона, направляется к нему, по привычке занявшему место на двоих. Чимина Ким знает с тех времен, когда сам ещё даже ползать не научился, если, разумеется, верить словам его мамы, которая при малейшем намёке на эту тему достаёт с верхней полки платяного шкафа просто огромный альбом, заполненный фотографиями двух малышей. Тэхён обычно фыркает, если их многочисленные гости спрашивают его о местонахождении «старшего братика», ведь «всё детство были неразлучны». Хотя, ежели подумать, он всё же предпочтёт вопросы о Чимине и давно зазубренное «я — единственный ребёнок в семье» в ответ ярому интересу к своей личной жизни. Родственникам ведь не объяснить того факта, что внуков-правнуков-племянников ждать не стоит, потому как их «хорошенький и умный мальчик» выбирает для себя только тех партнеров, у которых в штанах имеется член. Но это Ким отвлёкся… В общем, он с Чимином всегда и всюду вместе, поэтому Тэхён совсем не удивляется, когда Пак, будто бы чувствуя его приближение, отрывает взгляд от своего конспекта и, поправив якобы сползающие с носа очки в круглой оправе — у Тэхёна глаза закатываются от этой показухи, — поднимает его на стремительно продвигающегося к нему друга. У Кима есть список вещей, которые он ненавидит. Узкие рваные джинсы за невозможность быстро надеть их с первого раза, шимпанзе за тот мерзкий плевок в детстве, Ли Соён за её стервозный характер и Чон Чонгука за то, что тот согласился встречаться с Чимином, несмотря на ярый протест своей до зубовного скрежета правильной семьи. Последнее, конечно, было, по меньшей мере, глупо, но Тэхён слишком ревностно относится к вниманию влюблённого по уши Чимина, что раньше безраздельно принадлежало ему одному, однако теперь приходится делиться с юным и симпатичным объектом одержимости лучшего друга. Ким мог бы поклясться, что порой видит на лице первокурсника улыбку, полную превосходства над ним, если бы не его собственное излишне активное воображение. Именно поэтому он, не имея никаких доказательств о коварных намерениях младшего разрушить их с Чимином долгую дружбу, просто терпит милое воркование подле себя и переживает моменты тоскливого одиночества, когда эта отвратительная парочка решает уединиться. Этим утром его список пополняется. Тэхён отныне ненавидит понедельники. Чимин поражённо таращится на него, наверняка замечая и мятую рубашку, на глажку которой не было времени, и пятно от кофе, коим его окатила одна премилая леди, спешащая на тот же автобус, что и Тэхён, на левой брючине, и в целом измученный и нездоровый вид ввиду сбитого на выходных режима. Это Ким ещё не припомнил неведомым образом сломавшийся за ночь будильник, непривычно долго задерживающийся на каждой остановке автобус и войну с турникетом, не желавшим пропускать его на территорию производства, охранного поста. — Что с тобой не так? — не скрывая недовольства, шипит Чимин и дёргает подошедшего к месту Тэхёна за руку, одним резким рывком усаживая его на стул и тут же запуская маленькие пухлые пальцы в его волосы, очевидно, в попытке навести на голове хоть какой-то порядок. — Один единственный раз доверился твоему «справлюсь со всем сам». И что я получаю, Тэхён-и? Ты практически опоздал в первый же день практики, да ещё и выглядишь при этом как чудовище! Чимин либо не пытается соблюдать конспирацию, либо ненамеренно — так Пак поступает, когда его тщедушное маленькое тельце охватывает волнение — шепчет настолько громко, что студенты других вузов оборачиваются в их сторону и тут же начинают судачить в своих маленьких группках. Прекрасно, Тэхёну только лишнего внимания к собственному несуразному виду не хватает для полного счастья, а ведь он уже чувствует себя донельзя некомфортно здесь. Чимин малость расправляет его рубашку, распускает узел перекрутившегося галстука, заново затягивает его и затирает липкое пятно на брючине влажными салфетками, едва успевая отправить уже использованные в мусорное ведро, поскольку по левую от расположившихся студентов сторону аудитории отворяются широкие двустворчатые двери, пропускающие внутрь помещения эффектную женщину в полной боевой готовности а-ля «у меня богатый холостой начальник, и я собираюсь его завоевать», а следом — ЕГО. Тэхён давится слюной. И едва успевает прикрыть и вернуть на место некультурно отвисающую нижнюю челюсть, потому что блять. Кто, мать вашу, пускает на подобные сборища — важные встречи, решающие дальнейшую судьбу студентов — такое совершенство, напрочь отвлекающее от сути проводимого собрания? Тэхён не знает, на что в первую очередь обращает своё внимание: то ли на прекрасное телосложение в ярком костюме с причудливым жёлто-зелёным узором, то ли на нетипичное для серьёзного бизнеса поведение и широченную улыбку на узком вытянутом лице. Ким считает его красивым. Излишняя худощавость грамотно выставлена за крепость статной фигуры, скрываемой за пёстрыми наверняка дорогими тряпками, удлинённое лицо не так сильно бросается в глаза из-за правильной стрижки с укладкой и цвета выкрашенных волос, а неисчезающая сверкающая белизной зубов улыбка забирает себе все оставшиеся лавры. Тэхён, словно заколдованный, следит за чужими длинными пальцами — возможно, он совсем чуть-чуть думает о том, как прекрасно быть растянутым ими, — украшенными тонкими золотыми кольцами за исключением разве что безымянного пальца левой руки. К сожалению, отсутствие жены никак не определяет ориентацию человека, но Ким же своё отражение видел — у него, несомненно, имеются шансы на покорение даже самого натурального среди всех гетеросексуалов. А — взгляд Тэхёна с трудом отрывается от бледной кожи и выступающих ключиц, открытых воротом чёрной рубашки, и с трудом улавливает крупные буквы под фотографией мужчины на болтающемся пропуске, плотная лента которого обхватывает тонкую для сильного пола шею — Хосок кажется хоть немного, но заинтересованным в мужских членах. И предположение это основано не на странном для какого-то там начальника внешнем виде, а на том, что господин Чон смотрит вовсе не на открытые короткими юбками ножки прелестных девушек с первого ряда. Чон Хосок, да? Тэхён сглатывает ставшую вязкой слюну и облизывает пересохшие губы, немного липкие от выплюнутой перед входом на предприятие жевательной резинки. В голове медленно зреет план, отличающийся особым коварством, присущим всей семьей Ким, по завоеванию — Тэхён не ведётся на напускную жизнерадостность и всматривается в самую глубь чужих глаз, где за поддельным счастьем обнаруживает прячущуюся усталость — данной непреступной крепости. Чимин тихо ойкает рядом, но Ким просто не в состоянии оторвать голодного взгляда, с жадностью ловящего каждую эмоцию этого сгустка положительной энергии, что с неким смущением — весьма безуспешно — старается остановить активные аплодисменты среди разошедшихся студентов, пока сопровождающая его женщина не указывает на трибуну для выступлений, напоминая о цели появления здесь. Мило. Мужчина занимает своё место и, подняв ладонь чуть выше подбородка, в мгновение — надо же — устанавливает в помещении абсолютную тишину, на фоне которой тихое «какой же он охуенный» в исполнении Тэхёна, несомненно, доносится до каждого человека, находящегося в этой аудитории. Вот же блядство. Нет, не подумайте, что Кима волнуют смешки незнакомых ему людей или распущенные позже сплетни — лишь пустой и равнодушный взгляд вкупе с медленным исчезновением улыбки с чужого лица, теряющего всякую эмоциональность. Тэхён успевает в красках полюбоваться на последствия деяний собственного длинного языка без костей — в своё оправдание Ким может заявить, что его рот способен заставить Хосока умирать не только от стыда ввиду бесконтрольно вырывающихся из него глупостей, но и от тягуче растекающегося по всему телу удовольствия. — Что ж, — мужчина откашливается и, пока Тэхён наслаждается приятным звучанием его бодрого мягкого голоса, весьма успешно подавляет мелькающую на губах ухмылку, — добро пожаловать в FarmInd, дорогие студенты. Позвольте представиться — Чон Хосок — генеральный директор FarmInd, ваш непосредственный начальник и руководитель с сегодняшнего дня. Сейчас я зачитаю распределение по отделам, после чего ваши наставники, — Чон указывает рукой на расположившихся в креслах по противоположной стене людей, которых Тэхён до сего момента и не замечал, и в почтении склоняет перед ними голову, вызывая сим жестом воспитанности взволнованные шепотки среди молоденьких студенток с того самого первого ряда, — введут вас в курс дела и раздадут задания. Начнём? Тэхён фыркает, выражая так свое недовольство от приглушенного писка этих глупых куриц, и поворачивается, наконец, к белому как полотно Чимину, чуть съехавшему ягодицами со стула вниз и вжавшему голову в плечи. Не к добру. — Чимин-и, что такое? — широкая ладонь Кима опускается на сжатый в напряжении кулак друга, полностью покрывая его собой. Пак только неровно выдыхает и, не сводя полных мольбы глаз с генерального директора, игнорирует и вопрос, и касание, и самого Тэхёна целиком. — Тебе нехорошо? — Пак Чимин-щи! — на долю секунды удивление проскакивает на лице Хосока, но мужчина быстро берёт себя в руки, возвращая приятную вежливую улыбку, однако это изменение не ускользает от внимательного Тэхёна, настороженно следящего за происходящим ввиду странного поведения лучшего друга. Чон находит взглядом Пака без какого-либо звукового сигнала или поднятой руки, и Тэхён обещает себе: позже он обязательно вытрясет из Чимина укрытую от него правду. — Поздравляю. Ваша практика будет проходить в отделе разработок под руководством начальника исследовательской лаборатории — директора Мин Юнги. Тэхён вытягивает губы трубочкой, а затем, поняв бесполезность действа, поочередно прикусывает их, пытаясь удержать в себе рвущийся наружу хохот. Он и без того достаточно опозорился на сегодняшний день — слухи ещё неделю будут блуждать по всему заводу. А дело всё в том, что, после оглашения имени начальника отдела разработок, поднялся низкий — Ким бы обозвал его коротышкой, но этот директор совершенно точно уест его какой-нибудь язвительной шпилькой о деньгах или должности — мужчина с максимально отталкивающим выражением лица и кислой улыбкой. Что ж, зато Чимину, наконец-то, не придётся переживать за собственный рост, который наверняка превышает рост его нового начальника. — Ким Тэхён-щи! Тэхён по инерции вбрасывает руку вверх и в ту же секунду тонет в тёмно-карих омутах начальника, совершенно не замечая ни его сухого равнодушия, ни откровенной беспристрастности в свою сторону. Ким ослеплён сей идеальностью, отрешён от окружающих звуков настолько, что, скорей всего, не слышит того, как хмыкает Хосок, а дорисовывает это фантазией. У Тэхёна дыхание спирает, когда Чон своими чертовски длинными пальцами одним слаженным плавным движением убирает со лба мешающиеся прядки волос, выбившиеся из аккуратной укладки, назад и нарочито медленно облизывает губы — может Киму и померещилось, но лёгкость и грациозность чужих движений буквально кричат ему о гейской натуре. — Отдел патентной и изобретательской работы, — Хосок не сдерживает усмешки, — руководитель — начальник Ким Намджун.Отрицание
— Погоди-ка, Чимин-а, — Тэхён поднимает ладонь вверх, вынуждая тараторящего Пака замолчать, и переваривает только что вываленную на себя информацию, — то есть ты хочешь сказать, что тот охрененно красивый мужик с — я почти на сто процентов уверен — большим членом и шикарной задницей, на которую у меня стоит так, что чуть ширинка не расходится — педантичный старший брат Чонгука и абсолютно точно натурал? — Тебя беспокоит больше родство генерального директора с Чонгуком или недоступность его, цитирую, шикарной задницы? — не удерживается Пак от шпильки в его адрес, но Тэхён, оставляя этот риторический вопрос без ответа, настаивает на своём: — Так я всё правильно понял? Чимин горестно вздыхает и разрушает все мечты и надежды Тэхёна одним кивком, выражавшим согласие со сказанным. Приплыли. Разумеется, Кима больше интересует ориентация Хосока, чем то, что он — один из членов той ненормально правильной семейки, которая чуть не вышвырнула Чонгука из дома, когда мальчишка набрался смелости рассказать родным о своих предпочтениях и наличии постоянного партнера. Тэхён не посвящён в полную историю произошедшего, его просто поставили перед фактом: Чонгук переезжает в их с Чимином квартиру «подальше от зажравшихся ублюдков, называющих себя семьей моего малыша, и я о нём сам прекрасно позабочусь». Пак хоть и выглядит как милая булочка, но спорить с ним — себе дороже, поэтому Ким покивал болванчиком и Чонгука, охотно соглашавшегося поиграть с ним в видеоигры, частично приватизировал на ночное время суток. Но и это только полбеды. Семья Чон не одобряет их нетрадиционные отношения, к коим Тэхён, благо, никак непричастен. Не будет же Хосок к нему предвзят только из-за того, что его лучший друг — влюбленный придурок, верно? Или будет? В общем, основной проблемой по-прежнему остаются консервативные взгляды Хосока, который, несмотря на всю свою любовь к младшему брату, никогда не пойдёт — опять же по словам вышеупомянутого Гука — против родителей, назвавших старшего сына единственным наследником компании после публично совершенного Чонгуком каминг-аута. Ким отворачивается к раковине и вперяет взгляд в собственное отражение в полированном сверкающем от чистоты зеркале, прикреплённом к покрытой белоснежной плиткой стене туалета. Тэхён, в общем-то, удивлён, ведь никогда не думал об информации, рассказываемой лектором, как о действительности: предприятие строго соблюдает все санитарно-технические требования, прописанные в регламенте, и в производственных помещениях — студентам позволили убедиться в этом на недавней экскурсии по заводу, — и на рабочих местах, и даже в незначительных, казалось бы, туалетах, кладовых и коридорах. Ким придирчиво осматривает начищенный до блеска кран, сухую столешницу, в которую врезана сияющая белизной раковина, специальные дозаторы, полные жидкого мыла, и аккуратные современные светильники с отсутствующей на них пылью. Абсолютная безукоризненная чистота. Аж раздражает. Тэхён с некой злостью давит на кнопку дозатора и тщательно намыливает руки, поглядывая через то же зеркало на настороженно следящего за его действиями Чимина, ожидавшего взрыва. Что ж, лучший друг знает его, пожалуй, даже слишком хорошо. — Знаешь, что? — Пак всё же подскакивает на месте от неожиданности, но Ким, не акцентируя на этом внимания, подносит намыленные ладони к автоматически пустившему воду крану и смывает пену, малость залипая на том, как она закручивается у самого слива и пропадает в нём. Тэхён всегда знал, что он немного странный парень: такие вещи не должны быть чем-то необычным или завораживающим для людей. — Я не намерен сдаваться, Чимин-а! Я всегда добиваюсь того, чего хочу. А в данном случае — кого. Так что я трахну этого Хосока либо своей задницей, либо членом. Это лишь вопрос врем… Тэхён резко замолкает на полуслове, когда в звенящей тишине, нарушаемой только его громким — Ким ведь не думал, что здесь может быть кто-то ещё — низким голосом, щёлкает дверной замок и раздается тихий скрип петель — хоть что-то на этом проклятом предприятии неидеально. Тэхён резко разворачивается и, игнорируя капающую с вытянутых рук воду прямиком на безупречно вымытый пол, замирает, резко втянув очищенный в помещении воздух через нос. Хосок смотрит на Тэхёна, Тэхён — на Хосока. Свет. Камера. Мотор. Запоздалый звук смывающейся в унитазе воды. Блять. Если бы только Ким знал, кому принадлежит сие производство, то не мечтал бы о работе здесь так долго. Впервые он упорствовал с такой силой в попытке обойти конкурентов на место в виде других студентов. А Чонгук — маленький предатель — и словом не обмолвился, когда Тэхён скакал от радости по всей квартире после получения им письма с прохождением собеседования. Вот он устроит засранцу сегодняшним вечером. Осталось только дождаться окончания этого ужасно-прекрасного рабочего дня. Чимин пищит что-то о незапертом кабинете и уносит ноги с будущего поля боя быстрее, чем Ким успевает осмыслить своё положение в данной ситуации. Однако Хосок не спешит бросаться на него с обвинениями или, что ещё хуже, кулаками, и Тэхён начинает сомневаться в его адекватности. Если Чон такой ярый противник меньшинств, так почему не угрожает ему расправой за покушение — пока что мысленное — на свою невинность? Почему не разобьёт лицо за подобные фантазии? Почему не вышвырнет с позором с практики? Что-то в этой реакции не сходится, и, чёрт побери его неусидчивость, Тэхён обязан узнать, на какой стадии течение процесса было нарушено: при расчёте количества исходных компонентов или при подборе подходящих условий. Хосоку, очевидно, надоедает изображать из себя неподвижное изваяние — Ким бы пошутил про скульптуру писающего мальчика в центре уборной комнаты, исполнявшей роль фонтана, если бы все его мысли не занимала возможная кара, — и он в несколько широких уверенных шагов добирается до зажмурившегося и сжавшегося в ожидании удара Тэхёна. И ничего. — Ваша самоуверенность, Тэхён-щи, несомненно, пригодится в работе отдела Намджуна, — Ким поражённо распахивает глаза, когда слышит приятный голос, пропитанный насмешкой, а следом — журчание воды из крана, и поворачивается таким образом, чтобы видеть Хосока хотя бы в профиль. И тут же жалеет об этом, потому что вместо сосредоточенного сверления взглядом лица начальника, неотрывно любуется его жилистыми намыленными руками с закатанными по локоть рукавами чёрной рубашки. Отсутствие яркого цветастого пиджака на теле мужчины Тэхёна нисколько не беспокоит, напротив, он благодарен за возможность увидеть то, что будет отныне истязать его в жарких мокрых снах с участием Чона. Интересно, как Чонгук отнесётся к ночным стенаниям имени его старшего брата? — Что касается остального, — с Тэхёна словно смахивают морок. Хосок мало того, что повернулся к нему, так ещё и значительно сократил расстояние между ними, позволяя, наконец, оценить разницу в росте, положении и возрасте с помощью одного только надменного взгляда сверху вниз, — можете забыть, практикант Ким. Тэхён шумно выдыхает, когда Чон обхватывает мокрыми пальцами его подбородок и заставляет запрокинуть голову, из-за чего глаза Кима начинают слезиться от яркого режущего белого света настенных ламп над зеркалом. Он отчетливо ощущает, как капелька воды скатывается по разгоряченной коже его шеи вниз от судорожного движения кадыка, и дергается в чужих руках, когда Хосок склоняется к его лицу и шепчет, практически касаясь губами его щеки — тёплое дыхание Чона вызывает мурашки по всему телу и слабость в ногах: — Меня, может, и интересуют члены, но явно не твой. И с характерным звуком выдергивает освободившейся рукой бумажное полотенце из держателя на стене позади Тэхёна, который без чужой поддержки сразу же отшатывается назад. Хосок тщательно вытирает руки — им, офисным работникам, не предписано правилами обязательное использование специальной сушилки с ультрафиолетовым обеззараживанием — и, напоследок окинув Кима очередным презрительным взглядом, покидает уборную, по пути точным броском отправив влажный бумажный комок в мусорную корзину. Тэхён, наконец, может свободно вздохнуть ввиду отсутствия тяжести, распирающей его грудную клетку изнутри и появляющейся только в присутствии одного конкретного начальника. Хосок, кажется, сам того не понимая, дал ему надежду, а Тэхён, упрямый как стадо баранов, твердолобо будет продолжать добиваться своего. Не интересует член, да? Что ж, значит, Тэхён предложит ему свою задницу.Гнев
Тэхён сжимает в ладони пластиковый стаканчик, из которого, слава богу, уже успел выпить кофе. Чон Хосок явно испытывает его терпение. И дело вовсе не в том, что генеральный директор куда-то запропастился на целую неделю практики — у Тэхёна, отвлекшегося от построения коварных планов по завоеванию, не хватало времени на осуществление вышеупомянутых ввиду данных Намджуном заданий, так что мысли о Хосоке в рабочее время отошли на второй план. Зато дома им было, где разгуляться. Тэхён чудом на стенку не лез, ведь стоило ему удобно устроиться в собственной постели и выключить свет ночника, как перед глазами тут же появлялись худые руки с узкими ладонями и длинными пальцами, широкая насмешливая улыбка и губы, шепотом умоляющие Тэхёна… прекратить. Даже в его воображении чёртов Чон Хосок запрещал ему мечтать о себе. И это выводило из себя. Генерального директора компании Тэхён не видел с того самого злополучного случая в уборной комнате. Тот, в общем-то, не был обязан показываться перед практикантами каждый день, но Ким не терял надежду встретить мужчину хотя бы в общей столовой, куда приходили те, кто предпочитал не тратить время на поездку с завода до дома и обратно. То есть практически все. Офисные работники, в отличие от инженеров и рабочих производственных цехов, не имевших права отправляться на перерыв всем скопом и оставлять автоматизированную линию производства без присмотра, были вольны выбирать время обеда самостоятельно. Тэхён перепробовал всё: приходил и с первым потоком, и со вторым, и даже один день сидел в столовой оба перерыва, за что потом, конечно, получил нагоняй от Намджуна, однако Хосока было невозможно подловить. Тот словно намеренно избегал Кима, выслеживая его перемещения по камерам. И в тот момент, когда Тэхён уже практически отчаялся хотя бы мельком увидеть этого прекрасного мужчину, то вот он — стоит в коридоре возле исследовательской лаборатории, куда Ким направлялся с целью пожаловаться Чимину на свою нелёгкую несчастную судьбу, и улыбается какой-то молоденькой сотруднице, извращавшей ценность должности лаборанта на предприятии путём выставления небрежно распахнутым халатом своей вульгарной одежды. Ну что за безвкусица? Чёрная рубашка с пестрящим на ней мелким ярким рисунком зелёного авокадо и небрежно наброшенный поверх неё белоснежный халат на Хосоке никак Кимом не комментируются, ведь, если быть честным, он в восторге от необычного стиля начальства. Тэхён не просто бесится — он в ярости. Стаканчик с хрустящим звуком частично разжимается ввиду отсутствия прикладываемой к нему силы и, ударившись о стену, метким броском отправляется в мусорное ведро возле кофейного автомата. Ким теряется в своих желаниях: одна его часть хочет с бурным скандалом отстоять своего мужчину перед этой малолетней вертихвосткой, другая — этому самому мужчине залепить смачную пощечину за разбитые ожидания и мечты. Была лишь одна проблема. Хосок ему ничего не обещал и, более того, довольно ясно дал понять, что Тэхён его не интересует ни в каком из планов, исключая, пожалуй, офисного работника. Тэхён не хочет быть, как и все остальные. Тэхён хочет Хосока. Можно без приданого в виде огромной фармацевтической корпорации, давно расширившей своё производство по всему миру, и денег с фамильными драгоценностями семьи Чон. Киму нужен только Хосок, освещающий его серые будни и никчёмную жизнь одной только улыбкой и тёплым взглядом, лучащимся самым светлым чувством в мире — любовью. Чон завершает разговор с сотрудницей отдела и направляется дальше по коридору — прямо к Тэхёну в руки. И пусть он будет проклят, если упустит дарованный судьбой шанс! Никому ещё так просто не удавалось отделаться от Ким Тэхёна и генеральный директор FarmInd не станет исключением. Хосок замечает его почти сразу же — узкий прямой коридор ему в этом сильно способствует — и лишь закатывает глаза, едва качая головой и продолжая свой путь. В его тёмно-карих глазах отражается явственная угроза «только попробуй хоть что-нибудь выкинуть, и я поступлю таким же образом с тобой». Хорошо, что Тэхён упрямый и отбитый на всю голову, верно? Когда расстояние между ними, невольно сохраняющими зрительный контакт, сокращается до ничтожно малого — всего-то в один шаг, — Тэхён в буквальном смысле переходит в наступление, отчего Хосок от приблизившегося к нему практиканта отшатывается в сторону и, ненадолго упёршись спиной в приоткрытую дверь, исчезает в темноте кладовой комнаты ввиду отсутствия опоры. Надо же, Ким и не ожидал, что всё будет настолько просто. Сопротивляющегося Чона даже не пришлось куда-то тащить под прицелом камер, расположенных в каждом чёртовом помещении, кроме вот таких вот кладовых и туалетов. Тэхён заходит внутрь этакого чулана, предназначенного для хранения инвентаря для уборки, и медленно закрывает за собой дверь, наслаждаясь последними мгновениями испуга, освещаемого светом коридора, на чужом лице. И наступает непроглядная темнота. Тэхён шумно сглатывает и в один шаг — благо, размеры комнатушки позволяют — приближается к своей жертве. Перед глазами всё ещё стоит увиденная ранее сцена, позволяя Киму действовать столь открыто. Он рискует не только потерей потенциального места работы, но и своей характеристикой, которую работодатель обязан будет отправить в университет после окончания срока практики. И если Намджун, несомненно, похвалит его за безукоризненное знание законов и применение их в реальных случаях, то Чон Хосок парой неласковых слов омрачит положительный отзыв его непосредственного руководителя. Киму лучше немедленно прекратить и принести извинения, но вместо этого он укладывает ладони на талию директора и беспрепятственно притягивает его к себе — ему необходимо срочно отправить сигнал бедствия Чимину, потому что с каждой секундой ставки повышаются. Сейчас, например, Ким ставит на кон своё пока ещё целое лицо, а уже через минуту на этом месте может оказаться его жизнь. — Практикант Ким, — Тэхён вздрагивает то ли от тихого соблазнительного шепота, то ли от тёплого дыхания на своей щеке, — прежде чем я с позором вышвырну тебя со своего предприятия, скажи, ты находишься в здравом уме? — Хосок не пугает его высказанной угрозой только потому, что Тэхён в некоторой мере ожидал её. — Быть может, ты так непроходимо туп, что не понял моего категоричного «нет»? Чон явно над ним издевается. Хотел бы Тэхён сейчас увидеть его лицо или хотя бы растянувшуюся на губах кривую усмешку, которую он чувствует в озвученных словах настолько явно, что свет для этого ему не требуется. — Вы не выгоните меня, директор Чон. Тэхён старается не выдавать своего волнения, когда ладонь Хосока плавно скользит вверх по его бедру, проходя в непозволительной близости от паха, до талии, оглаживает бок и, обогнув, останавливается на пояснице. Сердце загнанно мечется в груди и бой его настолько громок, что в абсолютной тишине отчётливо слышится чужое хмыканье, являющееся «развёрнутым» комментарием на выраженное беспокойство Кима. — Это почему же, практикант Ким? — глаза Тэхёна совсем немного привыкают к окружающей темноте и теперь различают хотя бы очертания объектов вокруг, поэтому сухие пальцы, прочно вцепившиеся в его подбородок, неожиданностью для него не становятся. — Я талантлив и умён, а ваша компания не в том положении, чтобы разбрасываться такими ценными сотрудниками, — Ким уклончиво напоминает о судебных разбирательствах между FarmInd и китайской фармацевтической компанией, где последние стремились стребовать с них компенсацию за незаконное использование их патента. И именно Тэхён провел своё собственное расследование, результаты которого представил Намджуну уже на следующий день, и доказал, что их компания имеет полное право на осуществление способа производства ввиду принудительного окончания действия патента из-за неуплаты обязательной пошлины. Более того, патентное ведомство Китая не только отправило владельцу компании уведомление, но и опубликовало об этом официальное сообщение. Как такое могли пропустить сотрудники компании FarmInd — Тэхён не знал, но своим трудолюбием и настойчивостью быстро завоевал расположение начальника отдела патентной и изобретательской работы, куда в первую очередь и обратились юристы глобальной корпорации. — Именно за это ты и получаешь свою зарплату, практикант Ким, — ладонь Хосока опускается ниже, и Тэхён тихо скулит от боли, когда пальцы Чона крепко сжимают его округлую ягодицу в своей хватке. Он непроизвольно, стараясь уйти от жалящего прикосновения, подаётся тазом вперёд, невольно прижимаясь к телу директора вплотную. — Ведёшь себя как дешёвая шлюха, а не ценный работник, необходимый компании, — выплевывает Хосок и, наконец, отпихивает от себя прилипчивого паренька, очевидно, совсем не заботясь о его сохранности. Тэхён не падает только потому, что сзади него оказывается тележка с различными дезинфицирующими, если судить по стойкому и резкому запаху, средствами, на угол которой он так неудачно попадает. Ким сильно прикусывает нижнюю губу, чтобы отвлечься от обжигающей боли в боку и ягодице, и не выдать своих страданий даже мычанием, иначе Чон, и без того понимающий своё превосходство, будет знать о его поражении. Такого удовольствия Тэхён Хосоку не доставит. Более того, он всенепременно ему отомстит. Свет, ворвавшийся в темную кладовую из-за распахнутой директором двери, ослепляет, вызывая слёзы. Чувствительность глаз — всего лишь отговорка. Тэхёну дико обидно за такое отношение и пренебрежение к своей персоне.Торг
Тэхён, нервно кусая губы, смотрит на двустворчатые двери из тёмного дерева, переводит взгляд на Намджуна, вселяющего уверенность своей доброжелательной улыбкой с ямочками, затем снова на двери. За ними — его персональный кошмар, его радость и наказание. Чон Хосок, его собственной важной персоной. — Намджун-хён, — взывает Тэхён с отчаянием. После произошедшего в кладовой комнате случая прошло не больше пяти дней, даже не неделя. Ким не готов встретиться с этим бездушным человеком, растоптавшим его искренность, — может, ты сам отнесёшь господину Чону эти документы? — Тэхён готов заплакать от бессилия, закатить настоящий скандал прямо посреди коридора со снующими туда-сюда офисными сотрудниками, лишь бы только не заходить внутрь. Да ещё и одному. Тэхён уже знает ответ: они провели обсуждение на эту тему всем отделом. По судебному разбирательству между FarmInd и китайской фармацевтической компанией не успело состояться даже первого слушания, как сторона защиты выдвинула встречный иск, принятый судом, с неоспоримыми доказательствами и привлечением данных патентного ведомства Китая, содействующего им. Корпорации FarmInd удалось не только сохранить свою репутацию, но и получить в качестве компенсации приличную сумму на счёт за необоснованные обвинения, которые, несомненно, успели нанести ущерб имиджу компании. Тэхён восхищён блестящей слаженной работой юридического отдела, однако никак не думал, что почетная роль отчитываться по с успехом завершённому делу достанется не кому-то из руководящих должностных лиц отдела патентной и изобретательской работы, например, тому же Намджуну, а ему — обычному практиканту. Намджун подбадривает его похлопыванием по плечу и тихо убеждает: победа в этом деле в большей степени — заслуга Тэхёна. И даже Хосок не посмеет посчитать иначе. Ким кивает, соглашаясь, и, осмелев, стучит в дверь, получая стандартное «войдите». В конце концов, он — мужчина, который ещё несколько дней назад уверенно зажимал генерального директора в кладовой комнате. Так почему Ким страшится сейчас? Ведь ничего не изменилось. Более того, после окончания практики ему, с учётом последних событий, возможно, предложат контракт. И Тэхён, откровенного говоря, заслужил его, причём честной работой, а не перепихом с начальством, деньгами богатых родителей или лизанием задниц вышестоящих лиц. Ким хватается за металлическую ручку и, смело опустив её вниз, слышит щелчок замка — теперь у него нет пути назад, но Тэхён всё равно тянет время. Настолько, что Намджун не выдерживает и попросту заталкивает его в просторный светлый кабинет, да ещё и закрывает за ним дверь, отрезая единственный путь к отступлению. Тэхён выдыхает неровно — его взгляд безошибочно находит Хосока с первой же попытки. В любой другой ситуации он бы рассматривал, несомненно, шикарно оформленный кабинет — когда ещё в жизни увидишь такую роскошь, заключённую в современной строгости? — но сейчас всё его внимание было приковано к Чону, сидящему в комфортном ортопедическом кресле из чёрной кожи, поскрипывающей при движении, за широким столом из тёмного дерева, что, по мнению Тэхёна, является неудобным, ведь на нём необходимо поддерживать постоянный порядок. Но, скорей всего, генеральный директор огромной корпорации может позволить себе каждодневную влажную уборку, причём не своими руками, а потому беспокойство излишне. — Проходи, — неофициально обращается к Тэхёну Хосок, не отрываясь при этом от своих бумаг, коих в высоких стопках на том самом столе было предостаточно — да там и пылинке опуститься было некуда! Ким, покрепче вцепившись в папку с отчётом пальцами, несмело делает первый шаг навстречу своему наваждению. Боже, он ведь и сорваться может, если вновь потеряет над собой контроль. И отстраненно-сексуальный вид директора этому всячески способствует. Тэхён не может перестать смотреть на него: он со всей своей сосредоточенностью наблюдает, как Хосок заканчивает чтение документа, откладывает его в сторону, ставит на последнем листе размашистую подпись и с усталостью хватается за переносицу, достаточно грубо её массируя. — Ох, Намджун-а, если бы ты только знал, как всё это мне осточертело. Тэхён задерживает дыхание. Ему плевать, что Хосок ждал совершенно другого человека, хотя весомым аргументом в той беседе с начальником Кимом стала именно осведомлённость директора — Намджун убедил на этот безрассудный поступок Тэхёна словами «Хосок знает и не против». Кима куда больше беспокоит состояние Чона: бессмысленный потухший взгляд, абсолютная безэмоциональность на приобретшем серьёзность лице, опущенные в бессилии плечи — одним словом, полная безнадёжность и сокрушённость. Где тот гиперактивный улыбающийся человек, встретивший студентов в первый день практики? Насколько же уязвимым и сломленным становится энергичный и волевой директор, когда запирается в своём кабинете и остаётся в давящем одиночестве? — Так хочется банального… — Не думаю, что мне следует это знать, господин Чон, — перебивает Тэхён сразу же. Ему действительно не стоит узнавать о личных делах и проблемах Хосока, особенно вот так, будучи под чужой личиной. Чон же только хмыкает и, никак не явив своё удивление или возмущение, потирает ладонями будто бы потускневшее лицо. — Значит, ты действительно не такой напористый и отбитый, практикант Ким, — Хосок неохотно поднимается с кресла и, зачесав безвольно спадающие на лоб волосы — Тэхёну такой простой стиль нравится гораздо больше, чем профессиональные укладки — назад, усмехается как-то чересчур равнодушно, — Намджун был прав, ты — неплохой человек. И отличный работник. Чон огибает свой стол по кругу и садится на самый его край, вытягивая вперёд длинные ноги, облачённые в наглаженные алые брюки — Ким не устаёт удивляться его странно-нетипичному для офиса стилю. Хосок кивком головы указывает на кресло перед собой и, спрятав ладони в карманы брюк, прослеживает взглядом перемещения Тэхёна по просторному кабинету. Ким не знает, радоваться ему или нет. Хосок обсуждал его с Намджуном, и даже если этот разговор был начат последним, то Чоном он был не завершён. По крайней мере, не сразу. Внутри против воли самого Тэхёна медленно расцветает надежда, и он наверняка поплатится за эту мимолётную эмоцию, ведь Ким и рядом с Чоном не стоит. Возможно, у него бы получилось захомутать Хосока, родись Тэхён в богатой и известной семье или просто девчонкой. Хотя Ким по-прежнему остаётся верен своему мнению — предчувствие буквально кричит ему: Чон вряд ли девушками интересуется. И если во всех дорамах, которые Тэхён смотрел в шестнадцатилетнем возрасте поздней ночью втайне от мамы — чтоб не светиться вечером перед родителями с заплаканными и опухшими глазами, — главный герой влюбляется в бедную и обиженную судьбой девушку и, преодолев все препятствия в виде семьи и друзей, остаётся вместе с ней навсегда, то в жизни всё куда сложнее. Особенно с Чон Хосоком. Тэхён опускается в кресло под пристальным взглядом Чона и протягивает ему папку с отчётом, всё это время в руках им от волнения сжимаемую. Они не персонажи фильма или книги, и Хосок не откажется ради него от наследства, не бросит компанию, не ошарашит общественность заявлением о свадьбе просто потому, что Чон в него не то, что не влюблён, а на дух его не переносит. Такова реалия, в которую Тэхёна возвращает чужой голос, пропитанный спокойствием. — И только поэтому, практикант Ким, я решил сделать тебе одно выгодное предложение. У Тэхёна плохое предчувствие, но отчего-то некая маленькая частичка внутри замирает в тревожном ожидании своего счастья, вознося Кима настолько высоко, что он понимает: разобьётся насмерть, если будет падать. — Я намерен предложить тебе контракт, но при условии, что переведу тебя в филиал FarmInd в Тэгу, — без малейшей запинки, словно с листа читает, выговаривает Чон, — и, соответственно, повышу заработную плату. Также компания предоставит тебе квартиру или будет ежемесячно выплачивать по двести тысяч вон, если решишь снимать жильё самостоятельно. Тэхён комкает в сжатой в кулак ладони ткань собственных брюк от затапливающего негодования. Он — высококвалифицированный специалист, которого Чон хочет сохранить для своей компании и выгнать из неё одновременно. — Да, ты всё правильно понял, — Хосок склоняет голову набок, отчего его тёмные волосы вновь спадают на высокий лоб. — Я мог бы оставить тебя здесь, но опять же при условии, что ты забудешь о своей глупой затее. Вот только пару дней назад ты в очередной раз мне доказал: доверять Ким Тэхёну, как простому человеку, я не могу. — Что, если я соглашусь на это предложение? — решается Ким на своеобразную атаку. — Только вместо повышения заработной платы ты разрешишь мне себя поцеловать, Хосок-хён. Тэхён, может, и лишил себя только что перспективной высокооплачиваемой престижной работы, но получил он гораздо больше. Удовлетворение, когда чёртова снисходительность с непробиваемым равнодушием махом слетели с генерального директора, раздражавшего прежде своим напускным спокойствием. Он делает Тэхёну одолжение. Другими словами, заключает выгодную для компании сделку. И Киму, коему предложили променять свои принципы на прекрасное будущее, преподнесённое на блюдечке, ничего не остаётся, кроме как смачно плюнуть на место в договоре, где должна стоять его подпись. Тэхён не готов продавать свои чувства за деньги, как богатые люди, для которых это в порядке вещей. — У тебя нет права обращаться ко мне так, — тихо шипит Чон сквозь зубы, явно сдерживая злость одной лишь силой воли —Тэхён замечает и краснеющее от гнева лицо, и затруднённое учащённое дыхание. Кажется, Киму лучше убраться отсюда подальше. А ещё лучше: не попадаться генеральному директору на глаза ближайшие лет сто. Но Тэхён не считает, что поступил неправильно, ведь Хосок всего лишь получил ответ, достойный его «эксклюзивного» предложения. Тэхён поднимается с кресла и одним плавным движением руки отправляет отчёт, который до сих пор был у него, на стол, куда папка приземляется с громким звонким шлепком, нарушившим установившуюся тишину. Ким смело — ему уже нечего терять — поднимает взгляд на взбешенного его поведением мужчину и буквально выплёвывает: — В таком случае, господин Чон, у Вас нет совести, раз Вы пытаетесь меня купить. Тэхён пересыщен его ненавистью — с него довольно. И пусть кабинет директора Ким покидает с высоко поднятой головой, но внутри он разбит, разрушен и уничтожен.Депрессия
Тэхён вперяет бездумный пустой взгляд в мокрый от недавно прошедшего дождика асфальт. Даже в бездушном идеально ровном дорожном покрытии семья Чон вместе со всей компанией нуждается гораздо больше, чем в нём. Киму осточертело: он измотан морально. Ему бы бросить всё и сбежать, но тогда он не получит рекомендацию и документы о прохождении практики, а Тэхён не для того горбатился пять лет в университете и сдавал дважды в год сессию исключительно на «отлично», что, собственно, и позволяет ему теперь претендовать на красные корочки для его диплома. Осталась только формальность: окончание практики и защита квалификационной работы. И Ким больше никогда не увидит человека по имени Чон Хосок. Сердце сжимается, словно в тисках, от того, насколько болезненно эта мысль проезжается по сознанию. Внутри Кима поселяется тяжесть, ведь совсем скоро ему придётся делать вид, будто бы он Хосока не знает или хотя бы ничего к нему не испытывает, а это — настоящая ложь. Не только другим людям, но и себе самому. У Тэхёна к Хосоку есть необъяснимая непреодолимая тяга и смятение с благоговейным душевным трепетом, у Хосока к Тэхёну — отвращение и непринятие его ориентации. Верить в то, что Чон изменит к нему своё отношение так же глупо, как и то, что у Кима получится отпустить свои чувства, выкинуть мужчину из головы или вовсе забыть его. Тэхён по праву может называть себя слабаком и презирать за преждевременную капитуляцию в войне, которую противник ещё даже не начал. Никогда ещё ему не доводилось встречать кого-то на Хосока похожего и, тем более, влюбляться в него столь опрометчиво. Он вырос на рассказах матери о томящем и волшебном чувстве, называемом любовью, о тихом и уютном семейном счастье, о нежных эмоциях и волнении, о распускающихся в душе цветах. Внутри Тэхёна уже несколько недель произрастают такие, вынуждая его задыхаться от своего бурного цветения, знаменующего апогей его влюблённости. Ким тихо хмыкает. Как он мог забыть, что прекрасные чисто-белые розы с нераскрывшимися бутонами имеют острые шипы, что уже достаточно его душу изранили? Тэхён стойко эту боль терпит, несмотря на то, что великолепные розы оказались никому ненужным сорняком, выросшим в неположенном месте — не к тому человеку. Киму хочется как детстве: захлёбываясь слезами от обиды, схватиться за полы юбки матери в поисках внимания и медленно успокаиваться под ласковые прикосновения её ладони к своей голове. Тэхён сжимает телефон в руке, на корню задушив желание позвонить своей родительнице и обвинить её. Почему солгала и не предупредила? Почему Ким, наученный ею, такой доверчивый и легко к людям привязывающийся? Почему любить оказалось так сложно и болезненно? Тэхён отрывается от своих бичеваний, когда мимо него, сидящего на скамейке у здания охранного поста в законный обеденный перерыв, проезжает ярко-жёлтая машина. Ким и отвлекся-то только по причине того, что назойливый цвет мигом раскрасил окружающие его серость и обыденность, столь хитро выдаваемые архитектором за современный стиль. Автомобиль проезжает дальше, на парковку перед офисным зданием, а Тэхён подавляет в себе желание сбежать. Он знает водителя так же хорошо, как и мастер или инженер из производственного цеха, расположенного следом за административным корпусом, как каждый сотрудник из любого среди всех отделов, относящихся и к, непосредственно, офису, и к обеспечению работы предприятия. А ведь у Кима почти получилось настроить себя на устранение мешающих чувств, но вот из-за угла появляется его наваждение и вновь вселяет в Тэхёна глупую надежду. Для него отвести от Хосока, бодро шагающего к единственному для персонала входу — ворота открываются только для грузовых автомобилей, прибывающих с сырьём и отбывающих с готовой продукцией, поэтому Тэхён их в расчёт не берёт — и экспрессивно по телефону разговаривающего, взгляд является задачей невыполнимой. Чон, одетый в жёлтый свитер с изображением знаменитого кролика из популярных американских мультфильмов и светло-голубые брюки, почти не удивляет своей нетипичностью, но всё же в очередной раз ломает представления Тэхёна наряду со стандартными шаблонами о внешнем виде высокопоставленных лиц. — Раз собрание акционеров прошло успешно, и единогласно было принято решение о разработке нового продукта, то, — доносится до Тэхёна громкий голос мужчины, отведшего свой взгляд, внимательно следящий прежде за Кимом, на наручные часы, — через пару часов я сделаю объявление об этом перед советом директоров. Хосок выправляет за ленту на шее свой пропуск из-под свитера и, заходя в здание охранного поста, заканчивает телефонный разговор стандартной фразой «да, отец». Тэхён слышал эти слова в исполнении генерального директора так много раз, что невольно за Чона, неспешно перенимающего бразды правления от своего родителя, переживает. Ему наверняка нелегко приходится жить по чужой указке и не иметь возможности сделать то, чего хочет обычный двадцатидевятилетний парень Чон Хосок, а не наследник корпорации FarmInd, у которого есть всё в этом мире, кроме выбора. Каминг-аут Чонгука семью Чон подкосил, но не сломил, ведь у них осталась надежда. Именно с ней Хосок и ассоциируется Тэхёном. Хоуп. — Тэхёни-хён! Ким поворачивается на зов и подтверждает свою догадку, когда замечает спешащего к нему Чонгука. Как же хорошо, что младший не приехал раньше минут этак на три, иначе встреча родственников была бы неизбежной — Тэхён понятия не имеет, какие между двумя братьями поддерживаются отношения и поддерживаются ли они вообще, поскольку Чонгук — маленький упрямец — ни словом о своей семье не обмолвился с тех пор, как Тэхён с Чимином начали проходить практику в этой компании. Или всё из-за того, что Пак своему прекрасному маленькому Гук-и поведал о страстной влюблённости Кима в Хосока, очевидно, малость приукрасив рассказ. Тэхён бы Чимина тогда знатно отчихвостил, если бы этот засранец, к коему госпожа Удача явно неравнодушна, не отошёл столь своевременно в магазин за сладостями. Поэтому Киму оставалось только краснеть от стыда, когда Чонгук, с которым они на тот момент смотрели очередную дораму по телевизору, повернулся к нему и с большим удовольствием разрушил все его мечты простым и ёмким «если ты собираешься трахнуть моего старшего брата, хён, то у тебя ничегошеньки не получится». — Что ты тут делаешь, Гук-а? — младший опускается рядом на лавочку и, отпивая из маленькой бутылочки банановое молочко, похлопывает рукой по своему пакету. — Принёс обед для Чимин-и? — В свободное время, — Тэхёну едва удаётся удержать в себе уточняющий вопрос «то есть всегда?», — приезжаю в ресторан к Сокджин-хёну и беру у нашего шеф-повара уроки по, цитирую, «великому искусству кулинарии», — Чон разом допивает свой напиток и точным броском отправляет пустую бутылочку в контейнер для мусора, после чего поворачивается к Тэхёну, коего передёргивает от растянувшейся на лице младшего ужасающей улыбки. Чонгук мастерски умеет вселять страх. — Что насчёт тебя, хён? Томно вздыхаешь, дожидаясь своего возлюбленного на его спортивном жеребце жёлтого окраса? Тэхён усмехается — он знает этого засранца как облупленного, а посему дерзкая шпилька ответа и реакции не получает. — Разве ты сможешь пройти охранный пост? — у Чонгука даже до ссоры с его семьёй вряд ли имелся пропуск, ведь покинул он родное гнездо, едва ему стукнуло восемнадцать. Тогда Чон не являлся студентом-практикантом или полноценным сотрудником, поэтому вход на производство ему должен был быть запрещён, несмотря на то, что родители его — главные акционеры и прямые потомки основателей компании. — Конечно же, нет, — Гук закатывает глаза на очевидную глупость, — Чимини-хён выйдет сюда, так что, Тэ-хён, топай на обед и не порть мне внеплановое свидание, — вот назло этому зарвавшемуся осмелевшему с возрастом мальчишке, Тэхёну хочется сделать наоборот. И если бы не те два долгих прожитых вместе года, полных приключений, веселья и забавных авантюр, то Ким бы сейчас не поднимался с нагретого места с кряхтением. Он прекрасно знает и Чимина, и Чонгука — этих двоих не остановит ни его присутствие, ни наличие камер, проверяемых охранным постом. Приклеятся друг к другу и будут единым организмом с одним мозгом на две головы. — У Хосока, — начинает Чонгук и, видимо, тут же жалеет об этом, поскольку нещадно прикусывает нижнюю губу в явном волнении — Тэхён его не торопит, терпеливо дожидается продолжения, которое получает в сопровождении тяжкого вздоха, — был парень. Они любили друг друга, но Сонх… он, — запинается Чонгук на середине имени и тут же исправляет себя, — сбежал под давлением наших родителей. Чон опускает взгляд, показывая, что разговор окончен, и, схватившись за пакет, пытается достать их него контейнеры с приготовленным, по большей части Сокджином, обедом для Чимина. Тэхён Гуку, очевидно, расщедрившемуся информацией ввиду его страшной разбитости, отчётливо прописанной на лице, искренне благодарен и за эту малость, ведь теперь ему хотя бы понятна ярая неприязнь Хосока к его невинным приставаниям. — Спасибо, Чонгук-а, — Ким треплет вздрогнувшего от его прикосновения мальчишку по волосам и дарит успокаивающую улыбку, — сделаю вид, что ты ничего мне не говорил. Тэхён подмигивает смущённому первокурснику и направляется к главным дверям, за которыми его ждёт спешащий к Чонгуку Чимин, столкнувшийся с другом в проходе, с осуждением смотрящие на него охранники, Намджун с новым заданием и Хосок, неспособный принять его чувства. Тэхён вырвет всё ещё цветущие в душе розы и безжалостно растопчет крепкие бутоны с нежными лепестками, как и свою последнюю надежду, согревающую и охраняющую прежде его от чужого холода и злобы. Если он действительно в Хосока влюблён, то сможет отпустить его и, завидев счастье Чона, будет тихо умирать от тоски и отчаяния. Тэхён пожертвует всем, чтобы порадовать этого одинокого недоверчивого мужчину с израненным сердцем, даже если для этого ему придётся из его жизни убрать себя.Принятие
— Итак, дорогие студенты. Настал тот торжественный день, когда наша компания объявит список специалистов, которым мы предложим после окончания практики контракт. Церемониальная тишина помещения нарушается громкими аплодисментами будущих выпускников и чьим-то ликованием. Тэхён их радости не разделяет. Четвертая — последняя — неделя практики подходит к концу, а значит, Ким сможет вернуться к своей обычной жизни: дом, университет, продуктовый магазин на первом этаже соседнего дома, редкие походы в ветеринарную клинику с Ёнтаном и посещение родителей. Той самой жизни, где не было укрытой ото всех влюблённости и чувств, ставших тяжёлой ношей. Той, где Ким Тэхён ещё не был знаком с Чон Хосоком. Тэхён косо смотрит на восторженно хлопающего Чимина и едва улыбается одними только уголками губ. С каждым днём, прошедшим в отрицании собственных чувств, Ким становился более потерянным и обессиленным, и даже раздражавшая ранее парочка влюблённых голубков не могла развеселить его. Ким Тэхён признал своё поражение. — Позвольте пригласить для оглашения списка студентов, которые получат от нас эксклюзивное предложение, генерального директора FarmInd — Чон Хосока. Тэхён несмело поднимает взгляд на импровизированный пьедестал, куда поднимается мужчина, коего Ким поклялся забыть. Он поступает опрометчиво: любование чужой красотой никак не поспособствует заживлению кровоточащих ран на его сердце в виде букв, соединяющихся в имя. Хосок. Тэхён, как и почти месяц назад, ослеплён его великолепием и поражён нелепостью подобранного наряда — почему-то воспоминания об этом пробуждают знакомое чувство слепого обожания с восхищением. И Ким вновь ощущает тот волнующий трепет, а следом за ним страх и желание, чтобы всё это закончилось как можно скорей. — Практика подходит к своему логическому завершению. Со многими из вас, — Тэхёну отчего-то кажется, что Хосок смотрит именно на него, — мы попрощаемся уже через несколько дней. Но тем, кто показал свой потенциал и стремление, наша компания, как уже было сказано моим коллегой, предложит постоянный контракт. Позвольте мне объявить этот список. Ли ХёнУ, отдел охраны труда. Тэхён отходит от реальности, полностью концентрируясь на движении губ Хосока, который продолжает зачитывать список студентов с листа. Ким его не слышит — ему и не за чем. Подобное эксклюзивное предложение он получил ещё тогда и, отстаивая свои непоколебимые принципы, отклонил. Если бы была возможность повернуть время вспять и остановить себя от столь беспечного поступка, то Тэхён — он горько усмехается в ответ на свои мысли, ведь ничему его жизнь не учит — отказал бы вновь. Ким всё ещё не согласен продать и предать себя за высокооплачиваемую работу под отдалённым контролем человека, коего у него при всех прикладываемых силах вряд ли получится забыть. Хосок, дарующий аудитории вежливо-официальные улыбки, с каждой секундой обжигает Тэхёна всё сильнее, и он, в конце концов, не выдерживает: поддаётся искреннему желанию оказаться как можно ближе и дальше от его огня одновременно и опускает голову, не в состоянии выдержать накатывающих эмоций. Ему снова — как и всю прошлую рабочую неделю — чудится, что Чон находит его глазами и внимательно рассматривает, будто бы дожидаясь ответного взгляда. Тэхёну страшно убедиться в правдивости, ведь внимание Хосока к нему, скорей всего, является плодом его разбушевавшейся фантазии, и разочарование при осознании этого будет слишком велико. — Ким Тэхён! — он в неверии вскидывает голову на зов и тут же попадает в плен направленного точно на него взора тёмно-карих глаз. — Отдел патентной и изобретательской работы, — подтверждает Хосок его догадку и слабо улыбается, добавляя специально для него, — поздравляю. Лёгкие жжёт и сдавливает от недостатка кислорода, ведь Тэхён попросту забывает, что для нормальной жизнедеятельности его организма ему необходимо дышать. Он совершенно точно ничего не перепутал, а Хосок, будь он неладен, никогда бы не допустил такой элементарной ошибки случайно. И это, чёрт побери, значит только одно. Абсолютная вакуумная тишина, нарушаемая лишь громким стуком его собственного сердца, оглушает: Тэхён не слышит, как Чон называет Чимина в качестве последнего кандидата на контракт с компанией, как он заканчивает собрание благодарственной речью, как раздаются только для него последние аплодисменты. В созданном им самим безмолвии Ким, наконец, осознаёт: Чон Хосок хочет, чтобы Тэхён остался. Ким вскакивает с места настолько резко, что опрокидывает назад свой стул, и, игнорируя звук падения и окрик Чимина, уверенно прорывается через толпу поднявшихся студентов, поздравлявших друг друга с получением работы или успешным окончанием практики. Тэхён не вникает ни в громкие бурные разговоры, ни в утаенную от лишних ушей беседу — ему необходимо поговорить с Хосоком прямо сейчас, пока смелость и запал не покинули его, терзающегося догадками. Ким беспрепятственно толкает дверь, за которой ранее исчез мужчина, и, оказавшись в безлюдном коридоре, замирает, тяжело дыша. Хосок, опёршись спиной о стену напротив входа и скрестив руки на груди, смотрит прямо на него, словно он знал, что Тэхён бросится вслед за ним, и потому никуда не торопился. Его поза и выражение лица свидетельствуют о полном спокойствии и расслабленности, и Ким, ощущая знакомый зуд ладоней, яро мечтает — желательно, прямым ударом — эту невозмутимость с безмятежностью уничтожить. Пусть это лучше будет злость за его наглость или насмешка над наивностью. Да, в общем-то, любая эмоция, отличная от стойкого равнодушия и беспристрастности — Тэхён так сильно ненавидит, когда Хосок запирает свою беснующуюся суть, выставляя напоказ только сохранившееся хладнокровие. — Зачем ты внёс меня в этот список, если не желаешь видеть подле себя? — Ким плюёт на все формальности — они здесь одни. И Тэхён просто обязан узнать, что у этого недоступного мужчины на уме. — Потому что, — Чон отрывает себя от стены и, опустив руки и одёрнув вниз ярко-голубой свитер с красными надписями, смело делает один шаг навстречу практиканту, — я хочу видеть тебя здесь, Ким Тэхён. Земля уходит у Тэхёна из-под ног, и он, даже помня о давней обиде, не смеет сдвинуться с места, иначе рискует с позором рухнуть на пол. Его взгляд мечется по узкому лицу собеседника в попытках отыскать хоть малейший намёк на издевательскую шутку, означающую несерьёзность сказанных слов. Ничего. Ким не видит насмешливой улыбки ни в выдающем напряженность изгибе тонких губ, ни в таящих печальную правду глазах, затягивающих в пучину и околдовывающих вновь. Тэхён Хосока не заслуживает. Хотя бы по той причине, что он упорно продолжал доставать раз за разом отказывающего ему мужчину с разбитым, как оказалось, сердцем. И где же был Чонгук с этой, несомненно, важной информацией, когда чувства только зарождались внутри Тэхёна, оплетая его уставшее от одиночества сердце крепкими путами, словно вьюнок пустой и неказистый железный забор? Ким всенепременно остановил бы себя от совершённых глупостей и искоренил бы восхищение, глубоко засевшее теперь в его душе. Он для себя уже всё решил, так почему Хосок появляется на его пути к смирению и вновь даёт ложную слабую надежду на счастье? Неужели не понимает, что счастлив Тэхён будет только от ответных чувств и робкого признания? Его «хочу тебя видеть здесь» привносит разлад, и Ким даже не может Чона обвинить в своих страданиях, ведь, если подумать, то это именно он для Хосока стал напоминанием самой нестерпимой и мучительной боли. Та, что появилась от разбитых ожиданий и втоптанного в промозглую землю сердца, брошенного изнывать от тоски, разлуки и предательства. — Ты твердил мне, что у меня нет шансов, — начинает Тэхён, несмотря на яро ощутимый колючий ком обиды, вставший поперёк горла, — презирал и унижал меня, — его голос срывается, выдавая подступающие рыдания, пока сдерживаемые внутри, и Ким продолжает громким гневным шепотом, — как смеешь ты теперь говорить так? Хосок делает ещё один шаг, уничтожая расстояние, но Тэхён, невольно отшатываясь, возвращает прежнюю дистанцию. Он сглатывает с трудом и, прочистив горло, практически умоляет: — Почему я должен остаться, господин Чон? Назовите мне хотя бы одну причину. Тэхёну действительно важен ответ на вопрос, ведь именно он раскроет всю правду. Ту, ради которой Ким положил свою карьеру и запер под замок все чувства, становясь безэмоциональной пустышкой. Почему Чон Хосок хочет, чтобы он остался? — Что, если её нет? — Тэхён усмехается, прикрывая глаза и покачивая головой. Что ж, генеральный директор полностью оправдал его ожидания, но почему Ким всё равно ощущает горькое разочарование, растекающееся по телу? Неужели он взаправду верил в чужую искренность и прямоту? Тэхён может сколько угодно оправдывать его благородными мотивами или полученной давней травмой, вот только действительность остаётся неизменной. — Я просто хочу, чтобы ты остался, Тэхён. Как эгоистично. Тэхён выдыхает и, наконец, устанавливает над собой контроль. Да, он любит Хосока и, пожалуй, согласился бы стать для него утешением, если бы знал, что это не будет впустую для него. Ким ведь не мазохист ни разу и не может бесконечно отдавать, не получая ничего взамен. Рано или поздно огонь внутри него погаснет, а прекрасные бутоны белых роз завянут без ухода и заботы. Тэхёну только двадцать два, и он по-глупому мечтает о простых свиданиях, ночных прогулках и сердце, бьющемся в унисон с его собственным. И Хосока он хочет открыто любить без препятствий в виде строгих педантичных родителей, критикующей общественности и бывшего парня, ушедшего в закат. — Директор Чон, вы… Ох, извините, — открывшаяся позади Тэхёна дверь закрывается так быстро, что он, обернувшись, едва успевает заметить удаляющуюся женщину. Ту, что в первый день практики была в полной боевой готовности — теперь-то Ким понимает, что ей абсолютно ничего не светит. А ещё то, что кто угодно может увидеть их здесь вместе, а приватный разговор при помощи грязных сплетен превратить потом в акт совокупления прямо на рабочем месте. И если Тэхён свою работу в компании заканчивает, то Хосоку ни к чему очернять идеальную репутацию. В конце концов, чем дольше Ким тянет, тем сложнее — с каждой прошедшей секундой — ему становится отпустить. — Какой же ты трус, Чон Хосок, — бесцветно шепчет Тэхён, поражаясь своей беспомощности. Он ведь знал заранее, подготавливал себя к такому исходу и настраивался на прощание, до неприличия растянутое сейчас. Бесполезно. Причинённая боль оседает в душе и тянет его на дно, вынуждая отпустить чужую руку, ранее протянутую ему. Нет смысла в том спасении, что принесёт собой лишь муки. Именно поэтому звучит роковое: — Я ухожу.Капитуляция
— Тэхён-а, ну что за глупости? — уже в который раз начинает Чимин одну и ту же песню. Ким уже достаточно наслушался и дома, и на работе — от Пака ведь не спрячешься. Тэхён даже подумывал съехать на недельку под предлогом навестить родителей, пока вся шумиха с окончанием практики окончательно не уляжется, но он не больно-то верил в праведность и благородство двух любовников-извращенцев, живущих с ним под одной крышей, а потому всерьёз опасался за сохранность и чистоту своей постели. Ким ставит на стол пустую коробку, которую прежде держал в руках, и осматривает своё — больше нет — рабочее место. Сегодня — последний день практики. И пока Намджун сочиняет для него отзыв руководителя, сопровождая всё это действо тяжелыми громкими вздохами, которые Тэхёном бессовестно игнорируются, сам Ким намеревается собрать те вещи, что принёс на работу за этот недолгий месяц. И практически ничего не находит. Только планировщик в виде маленького блокнота, распечатки документов по делу с китайской компанией и фотографию с его очаровательным Ёнтан-и в рамке. Будто бы Тэхён и не занимался здесь ничем. Словно его тут никогда и не было. — Тэхён-а, — с настойчивостью ноет Чимин, и даже Чонгук, тихо сидящий на диване в углу комнаты и с огромной скоростью поглощающий запасы печенья Намджуна, морщится от этого надрывного тона. Пак слишком хорошо умеет быть приставучим засранцем. — Оставь его, хён, — чудом разбирает Тэхён несвязный бубнёж Чонгука, который так сильно набил свой рот магазинной выпечкой, будто кто-то мог у него отнять выставленные на стол сладости. Хотя какое там… Несмотря на свою субтильность и хрупкость, Чон с лёгкостью одолеет их всех вместе взятых, особенно если речь идёт о еде, коей этому ребёнку постоянно не хватает. Чимин же на неплохо объедающего их домашний холодильник Чонгука всегда только пожимает плечами и оправдывает его простым «растущий организм». Гук отпивает давно остывший чай из своей собственной — откуда она тут только взялась? — кружки и, с каким-то облегчением выдохнув, продолжает, одновременно потянувшись за новым пирожным. — Тэхёни-хён всё равно не передумает и будет сидеть из-за своего упрямства на твоей шее вместе со мной. — А ты откуда вообще здесь взялся, маленькая язва? — с возмущением, наконец, подаёт голос Ким, направляя сверкающий недовольством взгляд прямо на Чонгука, широко открывшего рот для поглощения бисквита, но так и не донёсшего его до себя. Младший закатывает глаза, мол, «почему мне приходится объяснять тебе такие элементарные вещи?», и, сопровождая свои слова активными движениями руки — Тэхён, если честно, неотрывно следит за пирожным в ожидании, что крем с него рухнет на пол, — проливает свет на великую тайну: — Соврал на охранном посту, что пришёл с поручением от родителей к Хосок-хёну. И отправляет целую и невредимую сладость в рот. Вот ведь, везучий засранец. Тэхён заканчивает складывать в коробку все свои немногочисленные вещи — он, в общем-то, планировал уйти эффектно, прямо как в американских фильмах: с горой вещей в руках и цветком в горшке в придачу. Но получается как всегда: с разбитыми ожиданиями и уничтоженной надеждой. Ким со вздохом поднимает коробку и уже намеревается попросить Намджуна отправить рекомендацию в университет на кафедру, чтобы не тратить время сейчас — на деле же Тэхён просто хочет поскорей отсюда сбежать: подальше от сочувствующих взглядов друзей и любом напоминании о несбывшихся мечтах. Вот только Чон Хосок, не изменяя своим принципам, как и прежде, встаёт у него на пути. Дверь с силой распахивается и только маленький предохранитель, врезанный в пол, спасает стену от столкновения с металлической ручкой, от которой наверняка остался бы след. Тэхён впервые видит Хосока в обычном чёрном непримечательном костюме, подчёркивающем статность фигуры и важность должности. Он внимательно мужчину разглядывает в попытках отыскать хоть незначительную деталь, что будет отличать его от офисного однообразия, но не находит ни яркого галстука с нелепым узором, ни смешных полосатых носков, выглядывающих из-под брюк, ни рубашки с… погодите-ка. Под этим чёртовым пиджаком и вовсе отсутствует какая-либо рубашка или хотя бы футболка, что вкупе с серьгой в виде длинной цепочки в одном ухе придаёт строгому образу ту откровенную сексуальность, какую Тэхён порой видел в собственных снах. Официальный чёрный цвет ярко контрастирует с чужой, будто побелевшей, кожей, и тонкие губы, выделяющиеся на ней ярким алым пятном, растягиваются в незнакомой ухмылке. Киму чужд такой Хосок, особенно когда он, явно соблазняя, скользит длинными пальцами по собственным оголённым ключицам, скрытой пиджаком груди и опускает ладонь на бок, невольно — но наверняка специально — подчёркивая талию. Тэхён очарован его красотой настолько, что теряет контроль над эмоциями, и чувства, запертые глубоко внутри, прорывают стену, чтобы бурным водным потоком устремиться к медленно увядающим белым розам и, наконец, увлажнить под ними высохшую почву. Это возвышает Кима, даруя долгожданную свободу, и поднимает ввысь, на сей раз не позволяя вспомнить, как больно ему будет падать. Пока Чон Хосок не раскрывает рот. — Ты нравишься мне, Ким Тэхён. Тэхёна со всего размаха разбивает реальность. Что? В трясущихся от волнения руках едва удерживается коробка с вещами, а где-то на мягком диване в углу помещения судорожно откашливается из-за вставшего поперёк горла печенья один маленький везучий засранец. Ким поочерёдно переводит взгляд на замершего Чимина, выпучившего свои глаза на Хосока, словно тот был либо пришельцем, либо привидением, затем на Намджуна, от испуга сломавшего карандаш в своих руках, а после на Чонгука, закончившего кашлять и только бессильно сипевшего что-то там про стакан воды. Тэхён может подать ему хоть ведро, но совершенно не уверен в своей способности к передвижению — подрагивающие от напряжения ноги в любую секунду готовы его подвести. — Я влюблён в тебя, Тэхён-а, — повторяет Хосок и, стремительно преодолев разделяющее их расстояние и отставив мешающуюся коробку обратно на стол, несмело берёт Кима за руку, сжимая его влажную от того же волнения ладонь в слабой хватке — он не настаивает, позволяет Тэхёну самому выбирать. — Ты просил назвать тебе причину. Это она и есть. Пожалуйста, — вторая волна кашля, вызванная на сей раз давкой водой, поданной изнеможённому Чонгуку Чимином, разражается в кабинете, но ни Тэхён, ни Хосок, отделённые от остальных незримым барьером, не обращают на это внимания, — останься со мной. — Зачем? — его голос предательски дрожит, и Ким никак не старается это исправить. Раз уж Хосок так с ним откровенен, то ни к чему ему скрывать свою растерянность с внутренними переживаниями. — Чтобы прятаться по углам ото всех сотрудников компании и скрываться всюду от твоей помешанной семьи? — Нет, Тэхён, нет, — выдыхает Чон и отрицательно качает головой в подтверждении своих слов, — я поставил родителей в известность того факта, что люблю мужчину. «Люблю». Тэхён знает, что не должен быть наивным дурачком и так просто доверять людям, особенно тем, кто ранее причинил ему боль, но чёрт бы побрал его простодушие, от которого сердце в груди на мгновение замирает и вновь заходится в привычном ритме, распространяя тихую радость и сладострастный душевный трепет. — И я могу называть тебя хёном? — уточняет Тэхён, стараясь скрыть в голосе явную заинтересованность, но Хосок только расплывается в доброжелательной улыбке от его очевидной невинности и, приподняв руку Кима, осторожно прикасается губами к тыльной стороне его ладони. И Тэхён чувствует, как неизбежно краснеют кончики его ушей то ли от самого действа, то ли от стыда за свою по-детски изрисованную синей пастой различными заметками руку. — Конечно, Тэхён-а, — ладонь Кима с подачи Хосока перемещается на грудь Чона, подтверждая догадки про отсутствие рубашки под пиджаком, и от ощущения чужого учащённого сердцебиения на лице Тэхёна, наконец-то, расцветает слабая улыбка. — При условии, что ты согласишься быть моим парнем. И, Боги, да. Невесть откуда взявшаяся смелость руководит Тэхёном, который дёргает Хосока на себя, сминая ткань пиджака в ладони, и притягивает его ближе. Прежде не раз и не два они находились в таком положении, вот только теперь оно приобретает иное значение, более приватное и интимное. Ким впервые смущён ситуацией, сложившейся не ввиду своей глупости — хотя это как посмотреть, конечно, — а от врождённого стеснения. Хосок принадлежит ему, и Тэхёну больше не для кого строить непробиваемого и твердолобого обольстителя — наружу медленно выходит его истинная суть. — Вы ещё поебитесь прямо тут, — Тэхён, позабывший о непосредственном присутствии Намджуна и одной любвеобильной парочки в кабинете, вздрагивает от раздавшегося в тишине елейного голоса Чонгука и буквально от Хосока отскакивает. Ну, или просто пытается, поскольку узкая ладонь Чона, неизвестно как давно оказавшаяся на его талии, удерживает Кима на том самом месте, не позволяя отстраниться ни на шаг. — Так, что скажешь, Ким Тэхён? Ему действительно нужно отвечать? Тэхён переводит взгляд на улыбающегося — разумеется, ведь его лучший сотрудник больше никуда не уходит — Намджуна, демонстрирующего глубокие ямочки на щеках, на Чимина, закрывавшего рот Чонгука своей ладонью и шёпотом его ругавшего за неуместное поведение, на самого Гука, явно своим языком вытворявшего что-то неприличное, если судить по розовеющим скулам Пака, и, в конце концов, обращает свой взор обратно — к Хосоку. — А ты угадай мой ответ, — и со смешком добавляет, — хён. Каждый человек когда-нибудь — рано или поздно — узнаёт про знаменитые пять стадий принятия неизбежного, созданные некой Элизабет Кюблер-Росс. У Тэхёна их, правда, было ровно семь. Первая пришлась на столкновение с человеком, ставшим для Кима той неотвратимостью, а последняя стадия помогла понять: пугающая многих неизбежность для Тэхёна — всего лишь любовь. Ким прошёл через все мучения и терзания на пути к Хосоку, но вот он, наконец-то, здесь и может торжественно объявить об их совместной безоговорочной капитуляции.