Стреляет в упор

      Мы познакомились пару дней назад. Виолетта твердила мне всю последнюю неделю об однокласснице из Магадана, которая поёт и пишет песни, и что это мне непременно надо видеть. Я скептически отнеслась к такому ярому желанию меня познакомить с кем-то, но все-таки согласилась. То, что я об этом пожалею, я поняла примерно после второй песни и третьей рюмки, когда словила себя на том, что не могу оторваться от её лица, обветренных тонких губ, шеи, которая двигалась в так с её дыханием, и пальцев молотивших струны так, что удивительно, как ошмётки не полетели.       - Сурганова, зависла что ли?        Никто прежде не произносил моё имя так: одновременно грубо, но без желания задеть, а игриво и с вызовом.        И вызов я приняла.       - Поехали дальше, теперь моя очередь.        На следующий день она тоже пришла, с неизменной ухмылкой на губах, в руках держа пакет с гостинцем, звонко позвякивающим и выдающим хозяйку с потрохами. Мы пели и пили до самой ночи, а потом бежали до метро, лишь бы успеть на последний поезд, и она, попрощавшись, кричала мне вслед, что завтра приедет снова, и я от неё не отделаюсь.        Деваться мне было и так уже некуда, постепенно я осознавала, что мне - конец.        Она сдержала обещание (или угрозу?) и на следующий день заявилась на порог моего дома с намерением сегодня меня оттуда вытащить и погулять по городу. Это начинало походить на привычку видеть её каждый день, и мне становилось даже тревожно: скоро ей уезжать на свой далёкий север, и нам не суждено будет увидеться вновь. Но глядя на неё у меня из головы уходили все плохие мысли, и все они сосредотачивалась только на одном. На ней. Она потащила меня на ближайшую набережную, не переставая рассказывать истории из своей жизни: о поездке в Крым, о том, какой Питер другой, задавала вопросы мне и с таким вниманием слушала мои ответы, что я даже терялась под её напором.        Я залезла на парапет с видом на Неву, ветер был беспощадный и холодный, но тепло внутри меня отвоёвывало свою территорию так, что никакие ветра не помеха, а Динка, обеспокоенная моей выходкой, держала меня за руку и рука её грела ещё сильнее, чем летнее Питерское солнце.        Мы гуляли до сумерек, и время беспощадно пролетало мимо и, когда стало невозможным игнорировать его, Динка вызвалась меня проводить до дома, доставив в целости и сохранности. С того момента, как она взяла меня за руку на набережной, мы практически не размыкали рук, переплетая пальцы, невесомо касаясь друг друга.        Когда мы зашли за калитку, в темноте переулка, когда надо было прощаться и расставание уже было неизбежным, когда она смотрела на меня широко распахнутыми глазами и её взгляд неосознанно опускался до моих губ, что заставляло моё горло пересохнуть, а сердце делать скачок вверх, когда она не могла отпустить мою руку, опуская взгляд на скрещённые пальцы, поглаживая мою ладонь, когда её близость была осязаема каждой клеточкой кожи и я почти была уверенна, уйди она сейчас я перестану дышать, когда это все стало явью и ударило мне в голову...       - Поцелуй меня.       ...Тогда я послушалась её, подаваясь вперёд и касаясь своими губами её, поймав её дыхание, нежно спрашивая разрешения и, получив робкий ответ, с упоением углубила поцелуй, притягивая за талию ближе, чтобы чувствовать её каждой клеткой своего тела, чтобы ощутить её тепло и руки на моих плечах, сминавшие кофту. Запомнить вкус её губ, их нежность и грубость. Запомнить тот ураган чувств, который обрушился на меня, когда я поцеловала её.        И понять, что меня не спасти. А завтра она уедет.        Если я случайно в неё влюблюсь - это будет моя вина