Фотолюбитель

После четырёх в школе становилось не то чтобы пусто — скорее, тихо; тот, кто сделал все свои дела на территории учебного заведения, уже давно его покинул, а тот, кому необходимо было что-то начать, продолжить или завершить, обычно этим и занимался. Зайдёшь в кабинет русского языка — непременно найдёшь ученика, который не особо горит желанием возвращаться домой, пока не напишет злосчастную контрольную хотя бы на три. «Наобещал родителям пару пятёрок, представляешь! Пришёл, конечно, с парой… да просто с «парой» и пришёл!» — раздалась вальяжная реплика из угрюмого русского кабинета. Да, Филипп Черных был, кажется, веселее, чем обычно: одна нога была на стуле, другая необъяснимым образом на столе, шершавый советский чулок съехал, а алеющий галстук уже давно подумывал о том, чтобы спрыгнуть вниз, например, если школьник особо увлечётся описанием своей предыстории и на эмоциях дёрнется вперёд к своему собеседнику — Виктору Сменкину, невозмутимо слушавшему все возгласы своего товарища. Его галстук держался на удивление строго и воспитанно. Когда долгожданные списки на приём в пионеры наконец-то вывесили (это было шесть лет назад, может, пять; сложная же штука — память!), из класса туда попали все. Разумеется, кроме отдельных четырёх личностей. Отсутствовавшие в списке Артём Мерещяков, Кира Сменкина и Фил отсутствовали в списке не просто так: плохая успеваемость, неудовлетворительное поведение и лёгкое безразличие к существованию пионерской организации дали о себе знать, но вот настоящей загадкой в те времена был вопрос: «Почему пионером не стал Вик?» Одни говорили, что проспал, другие — что всё-таки встал, но затем прожёг свой галстук, когда его гладил, а денег на новый почему-то не было, третьи — что у него вышла двойка по физкультуре, четвёртые — что в день принятия в пионеры открылся местный клуб робототехники, которому, согласно данной гипотезе, Вик отдал гораздо большее предпочтение, нежели Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина. Пренебрегал ли в действительности Виктор Сменкин дедушкой Лениным и его наследием или нет, сказать сейчас сложно, но одно известно наверняка: с тех пор Вик, Арт, Фил и Кира стали неразлучными друзьями. Естественно, в мае всех оставшихся тоже приняли. Так и стояли товарищи вчетвером, в солнечный День Пионерии, улыбались и радовались — уж точно не из-за запоздавшего посвящения, должно полагать. Впрочем, в четыре часа дня в обычной ленинградской школе можно было встретить не только закадычных друзей, но и их закадычных врагов. Если бы вы вышли из кабинета русского языка, то прямо напротив вас оказалась бы дверь, ведущая в комнату клуба фотолюбителей. Фотоклуб как фотоклуб, ничего особенного: обычный кабинет, в центре которого были сдвинуты воедино три стола, образуя собой одновременно место обсуждения всяких важных и не очень вопросов, рабочую площадку, лабораторию для обработки фотографий и, в конце концов, просто три сдвинутых воедино стола; подозрительно чистые окна с очень подвижными шторами, которые были вынуждены то служить источником света, то скрывать губительные солнечные лучи для лучшего качества сохнущей плёнки, широкие тускло-бежевые стены с красующейся на них горделиво надписью «Красная Вспышка», сравнительно аккуратно вырезанной из цветного картона (под тремя столами всё ещё лежали алые обрезки) и явно приглашающей присоединиться к деятельности фотоклуба хоть кого-нибудь, у кого есть минимальные знания касательно искусства фотографии…или достаточно богатые родители для покупки персонального фотоаппарата. Знали бы вы этого начинающего фотолюбителя лично, то наверняка подумали бы о том, что у Павлика Морозова был потерянный брат-близнец, а то и вовсе генетический клон — даже кепку с козырьком похожую купил где-то. Несомненно, у Ильи Муромова были готовы компрометирующие фото на всех и каждого — по крайней мере, так все полагали и лишний раз с рыжим Иудой не ругались, дабы не нажить неприятностей, ведь неприятности другим Илья умел устраивать и любил. Чего только стоила одна его перепалка с Филом Черных, которая началась с нечаянно замеченных однажды зорким муромовским глазом черныхинских солдатиков под партой. «Ох, ну это же школа, Черных!» — пронеслось тихое, вкрадчивое, тягучее обвинение. «Всё в игрушки играешь?» «А тебе-то какое дело?» — ответ не заставил себя долго ждать. «Не успеешь ведь убрать их. Доложу сейчас, чем ты тут занимаешься…» Разумно предположить, что Филу грозил выговор, а вот Илья совершенно не пострадал. Но именно такие мелочи делали отношения Фила и Ильи чем-то непредсказуемым; как горная река, они могли свернуть в невиданное и неслыханное до этого дремучее русло, доселе не обнаруженное ни одним советским географом и не занесённое ни в один атлас мира. Удивительно скоро разделавшись с контрольной по русскому языку, Фил обрадовался и даже немного разочаровался, так как надеялся на продолжение своего увлекательнейшего монолога про честные пионерские выходки. «Да мне пора уж, у нас и так собрание скоро. Нет, опаздывать нельзя», — сказал Вик и, распахнув дверь, загадочно добавил: «Ты знаешь: за нашей инженерией — будущее», после чего медленно вышел из кабинета, серьёзно задумавшись о значении советской инженерии в мировом пространстве. Фил остался наедине с самим собой. Как до этого показывала практика, из подобных случаев ничего хорошего ещё не выходило, поэтому среднестатистический советский разгильдяй решил дополнить свой список «честных пионерских». Назло зияла перед кабинетом русского языка щель приоткрытой двери фотоклуба –похоже, клуб фотолюбителей вышел на новый уровень и теперь приглашает новых участников весьма метафоричными образами. По крайней мере, подобная интрига заинтересовала светлую голову Фила. Ничего не оставалось, кроме как зайти внутрь и… Встал вопрос. Что дальше? К сожалению или счастью, у Фила с фантазией точно всё было замечательно; мальчик сразу стал перебирать возможные варианты. Может, надо немного подслушать у двери — ну и что, что это неправильно! — затем тихонько прокрасться, чтобы никто не заметил, а после того, как предполагаемый диктор окончит свою речь, пустить бумажный самолётик прямо ему в голову? Нет, этот план не подходит: постояв у двери, Фил понял, что слышит только чьё-то невнятное бормотание. Тогда стоит внезапно ворваться и громко крикнуть «Бу!». Но Фил моментально вспомнил, как похожим образом напугал Арта, когда они вместе обедали — потом Черных долго оттирал проклятые капли компота со своей некогда чистой рубашки. Так не пойдёт; и вообще, это уж совсем бесчеловечно, учитывая, что он собирается зайти в клуб фотолюбителей, где наверняка полно разных сложных приспособлений, которые чуть тронешь — сразу обеспечишь себе далеко не сладкую жизнь на год вперёд. «Черных…» Услышав свою фамилию за дверью, Фил перепугался и поспешно отошёл от двери, однако любопытство взяло верх над страхом, а бессмысленная отвага взяла верх над любопытством — Фил начал тихонько ступать вперёд, за порог. Филу открывался всё более и более странный вид по мере продвижения по кабинету. Удручающе нависший Илья над фотографиями, лежащими врассыпную на одном из трёх столов, периодически произносящий «Черных», вздыхающий и качающий своей косматой головой, заставил Фила смутиться и на секунду остановиться, чтобы понять, да что же за чертовщина здесь происходит. «…Илья?» Взлетели, взмыли вверх и после вниз фотографии, Илья тщетно попытался поймать хотя бы одну фотографию, переключился на лежащие оставшиеся снимки, попытался импульсивно их сгрести, но случайно уронил на себя стол… «Что тут происходит?» «Уйди ты!» Наклонившись над бедным упавшим фотографом, Фил смог рассмотреть фотографии получше. На всех аккуратно обрезанных снимках был изображён он, Филипп Черных, собственной персоной! Фил впал в ступор. «…не говори никому, Черных», — покрасневший Илья схватился дрожащей рукой за рукав кофты Фила, — «Слышишь?» «Э…» — не менее покрасневший Фил отвёл взгляд в сторону. Что происходит? Абсурд ситуации окончательно сбил его с толку. «Ну?» «Знаешь, Муромов», — подражая знаменитому тону Ильи, ответил Фил, — «Доложу ведь…» «Не надо!» — Фил посмотрел на в панике вскочившего Илью. Редкое зрелище — у рыжего по щекам катились неясные, необъяснимые слёзы. «Да ладно тебе», — Фил смутился ещё сильнее. «Подумаешь — фотографии. Хочешь дружить — так и говори». Повисла одна из тех продолжительных, раздражающих, неловких и попросту неприятных пауз, которые всегда появляются либо в течение долгого разговора, либо после диалога-перестрелки, когда оба вербальных дуэлянта нажали на курок. Похоже, один из них точно не промахнулся. «Ну, хочу, допустим!» — горделиво отвернулся Илья, но тут же развернулся обратно, — «Ты ведь не против… Филипп?» Черных улыбнулся. «Не против».