Une petite leçon de belles manières

Подполковник Сергей Муравьёв-Апостол устало откинулся на спинку стула и, крепко зажмурив утомлённые глаза, потёр переносицу. В тот холодный ноябрьский вечер он допоздна засиделся за рабочими бумагами. Длинные тонкие свечи, горящие в массивном бронзовом канделябре, плакали восковыми слезами. Тёплый желтоватый свет пламени падал на стопку многочисленной корреспонденции, что скопилась за неделю отсутствия Муравьёва-Апостола в штабе. За тёмными окнами кабинета кружились первые пушистые снежинки. Часы в соседней комнате гулко пробили двенадцать. Сергей окунул перо в чернильницу и едва начал выписывать приветствие на очередном листе, когда в конце коридора еле слышно скрипнула половица и раздались несмелые шаги. Человек чуть потоптался на месте, будто бы решая, не повернуть ли обратно, но затем всё-таки двинулся по направлению к кабинету. Считанные мгновения спустя в приоткрытую дверь робко постучали. В столь поздний час штаб, несомненно, был пуст, но Муравьёв точно знал, кто к нему пожаловал. Он ждал его. Низ живота сладко, чуть болезненно заныл в предвкушении. — Войди, — холодно и бесстрастно произнёс Сергей, ничем не выдав внутреннего волнения. Он не прервал своего занятия и даже не удостоил гостя взглядом, уверенно продолжив выводить ровные строчки текста. — Бери стул. Муравьёв слышал, как человек, осторожно ступая, прошёл мимо него, взял стоявший у дальней стены стул, передвинул его на их излюбленное место и замер, не издавая ни звука. Следующую четверть часа тишину кабинета нарушали лишь мерное тиканье часов да негромкое поскрипывание муравьёвского пера по бумаге. Сергей нарочно тянул время, ощущая, как в груди медленно вскипает закупоренный гнев. Он желал наказать вошедшего. Истомить его смутным тягостным ожиданием. Допьяна напиться его виной. Его раскаянием. Его смятением. Наконец Муравьёв поставил резкую отрывистую подпись внизу листа, посыпал его песком, осушая излишки чернил, безукоризненно ровно сложил послание и поднёс кусок коричневого сургуча к пламени свечи. Он невольно напрягал слух в надежде уловить малейший звук: вздох ли, всхлип ли. Но гость его послушно хранил молчание. Что ж, верно, Сергею удалось приучить его хотя бы к этому. — Снимай мундир, — тихо, но отчётливо произнёс Муравьёв, не отрывая глаз от карминовых капель расплавленного сургуча, глухо падающих на плотную бумагу. Послышался шорох спешно сбрасываемой одежды, и вновь всё стихло. Сергей безжалостно вдавил тяжелую печать в мягкую сургучную массу, оставляя чёткий оттиск, методично убрал письмо в верхний ящик, запер его на ключ, неторопливо встал из-за стола и лишь тогда развернулся, окидывая ночного посетителя ледяным взглядом. Юный хрупкий Михаил Бестужев-Рюмин стоял неподвижно, чуть ссутулившись и глядя в пол. Он напоминал Сергею нашкодившего щенка, виновато поджавшего хвост в ожидании неминуемого наказания от хозяйской руки. Стук каблуков Муравьёва по паркету гулко отдавался в густой, вязкой тишине. Он резко остановился напротив Михаила, грозной тенью нависнув над его уязвимой фигуркой, и скрестил руки на груди. Бестужев слегка дёрнулся, словно от удара, но не осмелился взглянуть на Сергея. Губы его предательски дрожали. Он ещё сильнее ссутулил плечи, словно сворачиваясь в комочек, надеясь защититься от неизбежного. — Смотри на меня. — Муравьёв вдруг грубо схватил Мишу за подбородок, заставляя его приподнять бледное лицо. Тот покорно воззрился на него снизу вверх. В широко распахнутых карих глазах, казавшихся чёрными в ночном полумраке, стояли слёзы. Бестужев благоговейно смотрел на Сергея с мольбой и тошнотворным собачьим обожанием во взгляде. — Ты очень разочаровал меня сегодня, Мишель. — В низком голосе Муравьёва-Апостола звенели стальные нотки. — Ты это знаешь? Миша едва заметно кивнул, сухо сглотнув, и вновь потупился, смаргивая слёзы. — Не смей реветь, — процедил Сергей. — Ты. Мне. Отвратителен. — Он чеканил каждое слово. — Я не желаю видеть твоё мерзкое лицо. Повернись. Муравьёв сосредоточенно смотрел, как Миша беспрекословно повинуется, вставая к нему спиной. Сергея невероятно возбуждала мысль о том, что Бестужев выказывает ему слепое послушание. Отдаётся в его власть. Мишин пах упёрся в жёсткую высокую спинку оказавшегося теперь перед ним стула. Муравьёв шагнул к нему, вплотную прижимаясь напряжённым членом к упругим ягодицам, и, обхватив за талию, рывком дёрнул на себя. — Ты опять крутил своей тощей жопой перед офицерами. Как распутная дворовая девка. — Слова Сергея сочились ядом. Жёсткие губы слегка мазнули по Мишиному вспыхнувшему от стыда уху. Красная пелена ревности застила Муравьёву глаза всякий раз, стоило кому-нибудь обратить внимание на Бестужева и его лакомое тело. Внутри пробуждалась неутолимая первородная жажда обладания. Тёмная. Древняя, как сам мир. Мишель принадлежал только ему. Чужие цепкие взгляды и развратные фантазии оскверняли его невинную чистоту. Нужно было немедля отмыть его от этой грязи, вновь сделать своим. — Верно, надеялся, я не замечу, как Сухинов на тебя пялится? — Жаркое рваное дыхание опаляло нежную кожу бестужевской шеи. — Н-нет, Серёжа... — промямлил было Михаил. — Нет, я… — Молчать! — не повышая голоса, оборвал его Сергей, широкая ладонь обхватила Мишино горло, жестоко надавив на кадык. — Я не давал тебе слова! Бестужев закашлялся, замолкая, и прикусил губу, вновь опустив голову. — Я сказал, ты будешь смотреть на меня! — Муравьёв рванул его за густые пшеничные кудри, принуждая запрокинуть голову и взглянуть в висящее на противоположной стене зеркало. — Только посмей отвести взгляд! — Ты позоришь меня своим блядским поведением. Я ведь уже объяснял тебе, как держаться в приличном обществе, — с трудом подавляя ярость, произнёс Муравьёв, пристально всматриваясь в полные вины и покаяния глаза Бестужева, отражающиеся в зеркале. — Что ж, — Сергей устало вздохнул, — видимо, придётся повторить пройденное. Он резко задрал Мишину рубаху к лопаткам и с наслаждением потёрся колючим сукном мундира об его гладкую чувствительную спину, тотчас же покрывшуюся гусиной кожей. Хотелось вплавиться в это упругое тело. Проникнуть под кожу. Слиться с ним в единое целое. Но было ещё слишком рано. Урок только начинался. Мишель глухо всхлипнул, откидывая голову на плечо Муравьёву и непроизвольно подаваясь назад в попытке теснее прижаться к его твёрдому члену. — Не ёрзай. — Сергей крепко держал Бестужева поперёк талии одной рукой. Другая плавно скользнула вниз по стройному торсу и стиснула угловатое бёдро. — Ты просто маленькая шлюха, Мишель. Маленькая бесстыжая шлюха. — Горячая ладонь Муравьёва накрыла Мишин напряжённый член и грубо сжала его через шерстяную ткань штанов, вырвав у Бестужева ещё один судорожный всхлип. — Ты его хочешь, ведь так? — Сергей одну за другой расстёгивал медные пуговицы на штанах Мишеля. — Мечтаешь, чтобы Сухинов отымел тебя в жопу. Чтобы его огромный член порвал тебя. Даже сейчас представляешь, как его пальцы растягивают твою грязную дырку. Муравьёв всё больше заводился от собственных слов, чувствуя, как внутри сжимается опасная пружина. Он плотоядно облизнул пересохшие губы. Сердце бешено колотилось о грудную клетку. Покрывшийся испариной, подрагивающий Мишель лишь бессвязно застонал и, не удержавшись, вновь качнул бёдрами, вжимаясь в пах Сергея. — Я сказал, прекрати дёргаться. — Ногти Муравьёва болезненно впились Мише в рёбра. — А может, хочешь трахаться с солдатнёй? — вновь прошипел Сергей, его влажные приоткрытые губы медленно скользили по изящно изогнутой шее стонущего Бестужева. — Мечтаешь, чтобы рота солдат пустила тебя по кругу? Да, я вижу, хочешь стать солдатской подстилкой. Умелые пальцы проникли под бельё и, зарываясь в жёсткие волоски, обхватили Мишин горячий член у основания. Бестужев судорожно вцепился в руку Муравьёва, тщетно пытаясь направить её ниже, к чувствительной головке, но тот остался неумолим и лишь крепче сжал ладонь. Нет, на сей раз его Мишелю придётся выучить урок, прежде чем он сможет получить желаемое. — Жаждешь, чтобы солдатские хуи раздрочили твою узкую дырку. — Немилосердная рука наконец неторопливо заскользила по Мишиному напряжённому члену, дразня, распаляя, доводя до исступления, но не до разрядки. — Ты весь мокрый, Мишель. Как течная сука, — хрипло шептал Муравьёв ему на ухо. Он чуть оттянул крайнюю плоть, обнажив истекающую влагой головку, и принялся медленно массировать её большим пальцем. Мишу колотила мелкая дрожь. Он извивался всем телом, пытаясь одновременно тереться задом о член Муравьёва и толкаться в его кулак. Сергей упивался своей властью над ним, жадно глядя на отражение Бестужева, мечущегося в его объятиях. — Ты течёшь, когда солдаты разглядывают твой поганый ублюдочный рот. Скажешь, не так? — Губы Муравьёва беспощадно впивались в молочно-белую кожу Мишиной шеи, оставляя на ней багровые кровоподтёки, снова и снова заявляя свои права на него. — Хочешь, отведу тебя в казарму и запру с десятком изголодавшихся мужиков? Они не откажутся от такого смазливого личика. Тебя ведь заводит мысль, что каждый из них выебет тебя во все дыры? Отвечай! — Н-нет, Серёжа, — скулил Бестужев, отчаянно двигая бёдрами навстречу муравьёвской руке. — Я хочу… люблю только тебя. — Да, — удовлетворённо выдохнул Сергей. — Я знаю, — он хищно оскалился. — И это будут знать все. Слышишь, ты, дрянь?! Я сделаю так, чтобы все видели, что ты принадлежишь только мне. Что тебя ебу только я. — Он внезапно вонзил зубы в уязвимое место на сгибе шеи и плеча, отчаянно кусая вскрикнувшего от боли Мишу, помечая его, объявляя его своей безраздельной собственностью. Хотелось терзать его тело, взгрызаться в тугую плоть, рвать её зубами. Раз и навсегда заклеймить его. На месте укуса поверх чёткого отпечатка зубов выступили крошечные алые капельки. — Шшш… Мой хороший… — шептал Муравьёв, зализывая ранку. Он испытывал чистую эйфорию, смакуя солоноватый металлический привкус Мишиной крови. — Мой послушный мальчик… Теперь всем будет ясно, что ты мой. Никто не осмелится на тебя посягнуть. Он в последний раз провёл рукой по члену Мишеля и внезапно отстранился. Не ожидавший утраты близости Бестужев непроизвольно потянулся вниз, но Сергей тотчас же с силой ударил его по предплечью. — Не смей! — сквозь зубы прошипел он. — Руки вперёд! Чтобы я видел! Не вынуждай меня связывать тебя. Вздрогнувший от удара Миша немедля подчинился, положив ладони на стул. Муравьёв одним резким движением сдёрнул с него штаны вместе с бельём, и стройные ноги Бестужева мгновенно покрылись мелкими мурашками. Его обнажённый член тёрся о твёрдую спинку стула, обтянутую бордовым атласом. Обильно сочащаяся смазка пропитывала гладкую ткань, оставляя на ней красноречивое тёмное пятно. Комната мгновенно наполнилась тяжёлым мускусным ароматом Мишиной влаги. Сергей пожирал глазами его манкое гибкое тело. Длинные худые ноги, тонкую талию, узкие плечи. Он ещё плотнее прижал часто дышащего Мишеля к стулу и зарылся носом в его повлажневшие от пота волосы на затылке. — Твой запах сводит меня с ума. — Муравьёв глубоко вдохнул пряный аромат Мишиной кожи и вновь обхватил его скользкий член. Он провёл подушечками пальцев по мокрой головке и поднёс их к губам Бестужева, принуждая того приоткрыть рот и попробовать на вкус собственный терпкий сок. — Соси, — Сергей одним резким движением протолкнул пальцы в горячую глубину послушного рта. — Чем лучше ты меня вылижешь, Мишель, тем меньше боли почувствуешь. Задыхающийся, дрожащий от возбуждения Миша принялся старательно сосать длинные пальцы, острым язычком тщательно вылизывая каждую фалангу. Его отражающиеся в зеркале гладко выбритые щёки ритмично втягивались и раздувались. — Нагнись. — Муравьёв наконец отнял пальцы и одной рукой обхватил наклонившегося Мишу поперёк плоского живота, стараясь не касаться его стоящего почти вертикально члена. Другая рука грубо раздвинула мягкие ягодицы. Он и сам был взвинчен до предела. Напряжённому члену было невыносимо тесно в узких штанах. Отяжелевшая мошонка болезненно саднила. — Ты бы видел свою блядскую ненасытную дырку, — выдохнул Муравьёв, с наслаждением и восторгом глядя, как судорожно сжимается и разжимается, маленькое розовое колечко мышц, не успевшее ещё полностью сомкнуться после их дневной любви. Рот мгновенно наполнился вязкой слюной, скулы свело судорогой. — Я оттрахал тебя всего пару часов назад, а тебе всё мало. Ты грязная, похотливая сука. Он резко вставил в Мишу сразу два влажных пальца и, чуть согнув их, провернул кисть, нащупывая нужное место. В ответ из груди Бестужева вырвался протяжный стон, ноги его подкосились, но Сергей держал крепко, не давая ему упасть. Мишель бессвязно всхлипывал, соблазнительно выгибая обнажённую поясницу и с каждым толчком всё глубже насаживаясь на пальцы Муравьёва. Он так сильно сжимал спинку стула, что костяшки напряжённых рук побелели. Пропитавшаяся испариной рубаха липла к лопаткам и плечам. Продолжая трахать Мишу пальцами, Сергей опустился на колени и легонько шлёпнул его по бедру, заставляя шире развести ноги. — А ведь я мог бы выебать тебя на сухую, Мишель. — Он провёл языком по мягкой мошонке, чуть прикусывая тонкую кожу и втягивая её в себя. Миша вновь протяжно застонал, присаживаясь ниже, стараясь получить больше контакта с ласкающим его ртом. — Но сегодня тебе повезло. — Губы Муравьёва скользнули выше, посасывая и увлажняя нежную промежность. Он вытащил пальцы из разочарованно охнувшего Бестужева и тотчас же заменил их языком, с наслаждением вылизывая припухшие края его ануса. Мишина плоть лихорадочно пульсировала вокруг трахающего её языка. Хотелось сожрать его всего. Вобрать в себя. Целиком. Без остатка. Тягучая слюна стекала по поросшему колючей щетиной подбородку Сергея, но это лишь распаляло его ещё сильнее. Он чувствовал, как податливое тело Мишеля, стонущего в полузабытьи, отдаётся на его милость, плавясь под руками и губами. Он буквально сходил с ума от осознания своего всевластия. Насытившись, он оторвался от Бестужева и поднялся, заворожённо глядя, как мокрые от пота и слюны тёмно-рыжие волоски, обрамляющие Мишин анус, влажно поблёскивают в золотистом свете мерцающих свечей. Муравьёв тоже весь взмок в жарком мундире: капли пота щекотали распаренную кожу, стекая по крестцу в ямку между ягодиц. — Разве я позволил тебе опустить голову? — ломающимся от возбуждения голосом спросил Сергей, вновь больно дёргая Бестужева за волосы. Другой рукой он быстро расстегнул и спустил свои штаны, приставив горячую головку толстого, налитого кровью члена к Мишиному раскрытому входу. — Я хочу, чтобы ты смотрел, как я буду тебя трахать. Не смей отворачиваться. Понял? — прохрипел Муравьёв. Раскрасневшийся Мишель послушно поднял лежавшее на скрещённых руках лицо и тихонько заскулил в ответ. Казалось, он уже не вполне понимал, что происходит, и лишь каким-то чудом удерживался на ногах. Сергей ощущал, как тугое колечко Мишиных мышц рефлекторно сжимается в тщетной попытке ухватить его скользкую головку. — Не так быстро, мой хороший. Придётся как следует попросить. — Муравьёв чуть потёрся твёрдым членом об его влажную промежность. Он хотел, чтобы Мишель добровольно предлагался ему, умоляя овладеть его телом. — С-Серёжа, пожалуйста, — просипел Бестужев. Мутный взгляд шальных чёрных глаз в зеркале казался совершенно безумным. — Пожалуйста, что, Мишель? — Муравьёв смилостивился, слегка вдавив головку в готовый принять его анус, и на полдюйма погрузился внутрь. Он сдерживался из последних сил. — Возьми м-меня, — скулил Миша, пытаясь двинуться навстречу члену Сергея, но тот жёстко удерживал его бёдра. — Я тебя не понимаю. — Ладонь Муравьёва обхватила Мишину поджавшуюся мошонку и слегка оттянула вниз, не позволяя балансирующему на грани Бестужеву кончить. — Выеби меня, — гортанно застонал едва не плакавший от напряжения Миша. — Хороший мальчик, — Сергей утробно зарычал, одним резким рывком насаживая его на себя, входя сразу до самого основания. Он обвёл дрожащими пальцами натянутую до предела тонкую кожу сфинктера, чувствуя, как горячий тугой кокон мышц сладко обволакивает его член. Блаженство накрывало его с головой. Муравьёв просунул сильные руки под мышки Бестужеву и рванул его назад, заваливая на себя. Он хотел лишить его любой возможности двигаться, поставить его в полную от себя зависимость. Сергей трахал беспомощного, обездвиженного Мишеля мощными размашистыми движениями, фактически удерживая его на весу. Он почти полностью выходил и вновь врывался в податливое тело, каждый раз проезжая толстой головкой по чувствительной точке. Распятый в его объятиях Миша, казалось, утратил всякую связь с реальностью и лишь надсадно выл на одной ноте. Сергей ускорил движения, алчно впитывая отражающуюся в зеркале развратную картину. Он яростно вколачивался в Бестужева, с каждым толчком чувствуя приближение разрядки. Живот свело сладостной судорогой, пальцы на ногах поджались. Муравьёв глухо зарычал, ощущая, как острый оргазм пронзает его тысячами мелких игл, а горячая упругая струя его семени заливает нутро Мишеля. Сергей едва успел выйти из него, как Бестужев, дико закричав, выгнулся до хруста в позвоночнике и неистово забился в долгом экстазе. Муравьёв бережно поддерживал его, нежно целуя в висок, пока тот кончал, дрожа и вскрикивая. Если бы не Сергей, обессилевший Миша точно рухнул бы на пол. — Я тебя отпускаю? — неуверенно спросил Муравьёв, когда Бестужев окончательно затих и обмяк в его руках. В ответ тот лишь слабо кивнул. Сергей осторожно поставил его на ноги и, повернув к себе, обнял, ласково поглаживая по спине, покрасневшей и раздражённой от трения об его колючий мундир. Миша прижался к его груди и тихонько всхлипнул, пряча лицо у него на плече. — Что такое, родной мой? — спросил встревоженный Муравьёв. — Мишенька, тебе больно? Сергей знал, что если бы Бестужеву стало больно или неприятно, тот обязательно сказал бы ему об этом, но всё равно каждый раз переживал, что невольно перешёл грань разумного. Миша слегка покачал головой. — Хорошо, — наконец приглушённо выдохнул он Серёже в шею. — Мне хо-ро-шо. На Муравьёва накатила волна облегчения. Он быстро оделся, заботливо вытер вытекшее семя с Мишиных бёдер и присел, чтобы застегнуть на нём штаны. — Серёж. — Довольный, пошатывающийся от усталости Бестужев осоловело смотрел на него сверху вниз. — Мы тут опять всё перепачкали. Надо замыть. — Не говори глупостей, Миш! Что нам действительно надо, так это поскорее уложить тебя спать. — Сергей взял измазанный спермой стул и вернул его в угол, ставя спинкой к стене. — Вот и всё. Никто ничего не заметит, а завтра утром я сам этим займусь. — Ты в седле удержаться сможешь? — Он расправил на Бестужеве рубаху и помог ему надеть мундир. — Угу, — сонно, но уверенно отвечал тот. — Ладно, пошли домой, воробушек. — Серёжа задул последнюю свечу и, приобняв Мишу за плечи, повёл его к выходу. Эти двое любили друг друга, как могли. И лишь безмолвные каменные стены кабинета были единственными свидетелями их полуночных встреч.