«Совсем скоро… Этот момент настанет. Удача циклична, а это значит, что скоро она пойдет на спад и меня не станет. Тот факт, что я пережил свое двадцатилетие просто чудо.
Но после своей смерти я не хочу, чтобы ты потерял надежду. Ты вывел меня… Нет. Всех нас. Ты вывел нас из отчаяния. Ты дал нам надежду, и я никогда этого не забуду.
Вся та надежда — она так умиротворяет меня сейчас.
Я не боюсь смерти. Я уже давно иду с ней рука об руку, по дороге своей жизни. Больше всего я боюсь того, что будет после нее… Если загробный жизнь существует, если я туда попаду, то я боюсь столкнуться лицом к лицу со всеми теми людьми, которых я убил в то время, когда я был одним из
Осколков Отчаяния. Но хуже этого может быть только… Казалось бы, что может быть хуже, чем встретиться с невинно убитыми людьми, которых ты лишил жизни собственными руками? Но я боюсь, что на той старине я встречу ее…
Она была ангелом для нас всех. Именно ей подстать звание —
Абсолютной Надежды. Она всегда была полна надежды, она вселяла ее в нас. Даже когда Резервный курс бунтовал, угрожал нам, она будто не замечала всего этого. Она действительно Абсолютная Надежда нашего класса.
Та Нанами Чиаки, что мы знали в Программе Нового Мира не та же Нанами Чиаки, которую мы знали в Академии. Наверное ты и сам это понял, и все же… В ней было что-то от той Нанами, что я знал раньше. Я не могу сказать чего-то конкретного, но… Это неуловимое чувство… Безопасности? Я не знаю…
Но твои чувства к ней… не важно, была она настоящей Нанами Чиаки или лишь ее симуляцией… Они поражают меня своей искренностью. Я хотел, чтобы кто-нибудь когда-нибудь полюбил меня так же чисто и искренне.
Ты думал, что никто не знает, но я видел, как ты бледнеешь, когда речь заходит о ней. Ты сам не свой в такие моменты. Я знаю, ты винишь себя в том, что не спас ее. В том, что лишил нас нашей Надежды.
И правильно делаешь… ты не спас и не уберег наш Нанами! Но… тебя никто не винит… Я уж знаю как выглядят люди, которые осуждают, винят или жалеют тебя. И тебя именно что жалеют, но ни как не винят…
Я боюсь, что встретившись с ней, я увижу разочарование на ее лице. Я боюсь, что она будет разочарованна во мне как ни кто другой, ни в одной из этих двух жизнях.
Но даже, если она и разочарована во мне, если осуждает меня, то и не так сильно как тебя! Она верила в тебя, а ты ее подвел! Ты растоптал ее надежды на твой счет!
Но я верю в то, что в ее большом сердце есть сила для того, чтобы простить нас всех. И я знаю, что в ее сердце есть место для всей твоей любви. И будь она жива…
Спаси ты ее!.. Я уверен, что из вас вышла бы отличная пара…
Знаешь, иногда мне кажется, что она здесь, — рядом, — что она держит меня за руку и успокаивает. Наверное, я схожу с ума, но… Она держит меня за руку и сдерживает свои слезы. Ты просто не представляешь насколько больно это видеть… Здесь именно ты счастливчик, раз этого не видишь.
Эти галлюцинации сводят меня с ума. Но я рад, что она не злится на меня в эти моменты, так что я готов все это вытерпеть, лишь бы Нанами не злилась на меня… Оно того стоит, уж поверь мне…
Но я не хочу, чтобы она плакала из-за такого мусора как я, хах! Я не заслуживаю слез нашей Абсолютной Надежды! Как бы я хотел, чтобы ты мог успокоить ее. Нанами не должна плакать.
Но никто не может ее успокоить! Ведь… мне… Эта мысль расстраивает меня и я вот-вот разрыдаюсь от этого. Это глупо, да? Я плачу не из-за того, что она мертва или не из-за того, что она может быть во мне разочарована. Нет, я плачу из-за того, что никто не может успокоить эту девушку, в то время как она всего лишь моя галлюцинация! Это просто безумие, какое-то! …Но поверь мне, когда я встречусь с ней, то я всегда буду успокаивать ее, если она заплачет. Я буду это делать ради тебя.
Иногда, я лежу в постели и думаю обо всем том, что не успел сделать, пока был одним из осколков. Но потом я начинаю думать о том, что не успела сделать Нанами. И мне бы хотелось бы отдать ей те несколько лет жизни, что я потратил впустую, чтобы она могла прожить достойную жизнь. Чтобы она была счастлива. Чтобы ты был счастлив…
Потому что я знаю, что эти несколько лет с ней сделали бы тебя счастливей. Я бы отдал все то — немногое, что я имею, для того, чтобы ты был счастлив. Ты просто не представляешь, как сильно я люблю тебя, и как много бы я сделал, чтобы осчастливить тебя. И я действительно счастливчик, раз встретил тебя. И как бы я хотел испытать такую сильную любовь по отношению к себе. Но я знаю… знаю, что ты мне ее не сможешь дать… и я не виню тебя в этом… В этом нет твоей вины. Никто в этом не виноват…
Я люблю тебя, Хаджимэ. Спасибо, тебе за все, что ты сделал для меня. Я благодарен тебе за это.
С любовью, Нагито.»
Врач выключил кардиомонитор. Время смерти: 21:43.
— Нужно позвонить кому-нибудь из его семьи? — Спросил мужчина.
— Нет, спасибо, — Сказал Хината, — Мы его семья. Я… Когда мы сможем его забрать? — Хината подавлял слезы, слыша как сильно дрожит его голос. Он отвел взгляд от тела Нагито, на врача. — Нам же нужно…
— Устроить церемонию, — Закончила за него Нанами, — У нас просто ничего не готово, — Чиаки сжала руку Хаджимэ, — Мы не ожидали, что все произойдет так быстро. Мы не были готовы к этому так скоро.
— Он может оставаться в морге столько, сколько вам потребуется. — Врач сделал паузу, — За ним скоро придут люди, чтобы забрать, а пока что… вы можете побыть с ним… Примите мои соболезнования.
Мужчина покинул палату, а Хината осел в кресло рядом с кроватью Нагито.
— Нам надо же что-то сделать? — Спросил парень, — Собрать вещи или позвонить кому-то из ребят и сообщить об этом? Я просто… я никогда не сталкивался с чем-то подобным!
Нанами подошла к нему и обняла, прижав его голову к своей груди.
— Это все не правильно. Неожиданно и сложно. Никто не был к этому готов, Хаджимэ, — Произнесла девушка, — Мы с ним не так давно встретились, после всего произошедшего… — Хината почувствовал, как ему на макушку упало пара капель, — а теперь… его просто нет… и это очень больно.
Хината прижался к девушке.
— Ты прав, нам надо собрать его вещи, а так же обзвонить ребят. Как ты и сказал — мы его семья, и это наша обязанность перед ним, как его семьи.
Дверь в палату открылась, после короткого стука, и в нее заглянула одна из медсестер Нагито.
— Извините, — произнесла женщина, — Примите мои соболезнования, — Она подошла к паре, — Тиба-кун* написал письмо, и он попросил его отдать его вам, Ёсимура-кун**, после его смерти. — Она протянул Хинате конверт, где аккуратно было написано «Ёсимуре Иошиюки». — Он так же попросил прощения за свой плохой почерк.
— Да, большое спасибо. — Хината взял протянутый ему конверт, а женщина вышла из палаты.
— Хоть у него и были галлюцинации, но он написал правильное имя, — Сказала Нанами, смотря на конверт.
— Нет. Это не его почерк. Скорее всего, одна из медсестер подписала. Я… Мне нужно прочитать его? Он потратил последние силы на это письмо.
— Прочитай, Хаджимэ. А я пока схожу в кафетерий и принесу тебе кофе. Ты не спал всю ночь. — Нанами отпустила парня и отошла от него по направлению к двери.
— Нет, Чиаки! Останься, я… я не смогу прочесть его в одиночку.
— Хаджимэ, — Нанами стала серьезней, взяв лицо Хинаты в свои ладони, — Ты сильный, слышишь? Ты сумел столько пережить, и с этим ты справишься. Ты намного сильней, чем себя считаешь. — Она отпустила его лицо. — Я скоро вернусь.
Нанами вышла из палаты, а Хината вскрыл конверт и достал от туда аккуратно сложенные листы бумаги, после чего начал его читать.
***
Нанами подходила к палате Нагито, когда ее окликнула таже медсестра, которая отдала Хинате письмо.
— Ёсимура-сан***, — Нанами откликнулась на свою новую фамилию.
— Да?
— Тиба-кун написал еще одно письмо, — женщина протянула ей конверт, — Он просил отдать этот конверт кому-то кроме Ёсимура-куна.
— А, хорошо. Спасибо. — Нанами забрала у нее конверт.
Чиаки подошла к одной из лавочек в коридоре и присела, поставив стакан с кофе рядом с собой. Девушка открыла конверт и достала из него один одинарный лист.
«Не знаю, кто именно из вас, ребята, прочтет это письмо, но надеюсь, что не Хината-кун, покрайней мере не сейчас. Если ты читаешь это письмо, то я уже мертв, так что я хотел бы попросить тебя об одном одолжение. Последнее желание, так сказать. После своей смерти хотел, чтобы меня кремировали, а мой прах развеяли над океаном на пляже острова Бармаглот. Знаю, что это немного в лоб, но я хочу остаться там навечно. Можешь проконтролировать этот процесс? Я бы хотел еще много чего сказать, но мои силы на исходе, а так, же я, не знаю, кто конкретно прочтет это письмо, поэтому просто знайте, что я вас всех очень люблю. И еще кое, что — не плачьте обо мне, я этого не заслужил».
Нанами сложила небольшое письмо пополам, вытирая слезы, которые стекли по ее лицу. Она убрала письмо в конверт, а после положила его в карман своей ветровки.
Взяв стакан с кофе, она встала с лавочки и направилась к палате. Хината сидел на прежнем месте.
— Ты уже вернулась? — Он повернулся в сторону девушки.
— Ага…
— Я… Он считал, что ты мертва. Ему казалось, что ты его галлюцинация. В последние дни свои жизни он… он не понимал, что его лучшая подруга жива… Это все… все так не правильно! — Он закрыл лицо руками. — Он не был лучшим человеком в мире, как и все мы. Но он заслужил помнить. Помнить, что ты жива. Помнить, что ты не злишься на него. Помнить, что не разочарована в нем. Но… у него этого не было…
— Я знаю, Хаджимэ. Он был замечательным другом. — Нанами обняла мужа, — Но Нагито точно не хотел бы этого. Не хотел, чтобы мы плакали.
— Я знаю, Чиаки, знаю, но все же… Он не заслужил такой смерти.
— Я знаю, милый, я знаю… — Она гладила его по волосам, сохраняя спокойствие, ощущая подступающую истерику.
***
Семьдесят седьмой класс стоял на берегу острова Бармаглота. Совсем скоро солнце должно было зайти, и именно поэтому, именно сейчас, в столь умеретворительной обстановке они приняли решение развеять прах Нагито Комаеды.
— Мы были лучшими друзьями,/И хоть временами/Я смерти твоей ждала/Но все же ты прекрасен,/Как свет небесный ясен.
Хината открыл урну.
— Я не знаю как это делать, — Говорил Хината, пока Миода продолжала петь, — Поэтому думаю нам стоит взять по горсти праха и развеять. А все что останется мы захороним под его коттеджем, чтобы он навечно остался на острове, как того и хотел.
Каждый взял по горсти праха, и мягкий бриз уносил остатки Нагито в темно-оранжевый закат.
— Мы никогда не забудем тебя, Нагито Комаеда.
