В предвосхищении тебя

❝ Я долго жил в краю, где портиков колонны Усыпаны игрой бесчисленных огней… ❞

— Романтический реализм? Так на тебя похоже, — Габриэль Агрест погряз в размышлениях, украдкой бросая взгляд на рукав тонкой блузы персикового цвета. Его собеседница отличалась обладанием особого вкуса в выборе одежды, а также наличием собственного неповторимого стиля. Взгляд упоминаемого мужчины без сомнений мог бы выделить её из толпы запоминающихся яркостью француженок, но огромную роль в «мимолетном запечатлении» играл характер, читавшийся в каждом порывистом движении. — Габриэль, ты всё ещё хранишь у себя ту мрачную картину? — девушка удивлённо поинтересовалась у Агреста, помешивая трубочкой клубничный коктейль. В последний раз, когда Амели довелось побывать в гостях у зятя, тот продемонстрировал весьма специфический вкус, вывесив на стене шедевральное творение Гойи под названием «Сон разума рождает чудовищ». Поразительно печальное настроение картины может повергнуть в шок любого впечатлительного человека. Но для хозяина дома работа Франциско являлась лишь небольшим отражением душевного состояния. На ней был изображен сидящий мужчина, облокотившийся руками на стол и отчаянно упершийся головой в руки, чтобы скрыться от сов, напоминавших зловещих летучих мышей. Только в отличие от него, Габриэль спокойно проводил время за столиком кафе на свежем воздухе, интересуясь жизнью свояченицы.  — Да, храню. Тем не менее, могу отдать Феликсу. У меня где-то лежит ещё одна, — дав утвердительный ответ, Габриэль решил перевести тему, несмотря на то, что вопрос был вызван беспокойством о его душевном состоянии. Собеседница заметно напряглась, зная, что дорогой сын ни за что не упустит возможности заполучить подобную картину и на момент прошлого визита к дяде засматривался на нее. Амели не одобряла увлечений готической живописью и близких ей жанров, а также темных поэм наподобие «Ворона» Эдгара По. Но с самого детства не могла отказать Феликсу в прихотях. Тем не менее, она отказалась от скромного подарка зятя. Заметив напряжение девушки, он широко улыбнулся, чтобы разрядить обстановку. Во время прогулки по городу они успели обсудить модные тенденции года, что считают неудачным, а что стоило бы привнести нового. Габриэль показал родственнице новые черновые работы, тонко отраженные в блокноте. Также не обошли стороной разговоры о литературе. Амели увлеченно рассказывала о ярком образе Кармэн, оживленно жестикулируя руками, и мужчина успел смутиться, вспомнив о содержании романа Проспера Мэриме, прочитанного еще в юности как им, так и его свояченицей. — И знаешь, несмотря на циничную натуру, она весьма притягательна! Когда смотрю на цыган, они… Такие… Яркие… Прекрасные! — девушка лепетала на одном дыхании, демонстрируя столько восторга, сколько Агрест в жизни повидать не успел. Сидя на набережной у Сены, вдыхая свежий весенний воздух, он заслушивался рассказами белокурой девушки, сохранившей в себе множество энергии и радости, которой не хватало в повседневной жизни. Её распущенные волосы слабо развевались на ветру во время повествования, и в тот момент, наблюдая за ней, Габриэль поймал себя на запрещенной мысли. От звонкого, невозмутимого смеха, напоминавшего о прелестях свободной и благодатной жизни, по телу прошла дрожь. — А где у вас можно насладиться мороженым? — вопрос Амели оказался неожиданным и поставил Габриэля в неловкое положение. Отказать ей означало бы проявить дурной тон. — Здесь неподалеку только декорированное мороженое от Андрэ, — замялся собеседник, отводя растерянный взгляд. Контролировать эмоции рядом с ней становилось сложнее. — И мы можем отправиться туда прямо сейчас! — девушка внезапно поднялась с места, предвкушая вкус сладкого холодного десерта, — Наверняка у него найдется манговое! Ты пробовал его? — Амели, оно… Для влюблённых, — мужчина тяжело выдохнул на последних словах, отвернувшись от воодушевленной родственницы, готовой в любую секунду попробовать нечто новое. Ведь Грэм де Ванили приехала с целью повидать Париж, а уже потом вывести из плачевного состояния заплутавшего в оковах разума Габриэля. Девушка думала, что он всё покажет ей. Вопреки неприятным предвосхищениям Агреста, свояченица вновь издала звонкий смех и в голову мужчине пришла мысль, что если бы где-то во время торжества зазвенел хрусталь, он явно был бы схож с выражением радости Амели. — А мы разве не влюблены? Подумай, Габриэль, — она подошла ближе и как ни в чем не бывало встала перед ним, глядя прямо в глаза. — Кого мы любим в первую очередь? Сердце забилось чаще. Непозволительное нарушение личного пространства и очередные загадки — в этом была вся она. Не дождавшись ответа от спутника, девушка напомнила о любви к самим себе и невзначай выпросила у Агреста информацию о местонахождении кудесника, что любил радовать влюбленные души. Габриэль не мог не сопроводить ее, побеспокоившись о том, что девушка может потеряться или с ней что-то случится. Как бы они друг друга не переваривали, но невозможно оставить приезжую из другой страны себе на попечение, несмотря на то, что Амели провела детские годы в Париже. И тем не менее, в груди осталось тяжелое ощущение от одного вида небольшого фургона мороженщика Андрэ. Мужчина надеялся, что выходка закончится на покупке мороженого для Амели, сам он категорически отказался от этой затеи… Но явно поспешил с выводами.  — Представляешь, фисташковое закончилось, пришлось взять только одно. Он так удивился моему предложению. А вот для тебя сегодня удачный день! — Агресту неожиданно вручили вазочку с мороженым знакомой расцветки, которую составляли три шарика: голубой, красный и светло-желтый. Воспоминания сильнее обожгли душу. До того, как она вернулась назад, мужчина подумал, что Амели влюблена в него и потому заказала именно такой десерт. — Я ведь просил тебя, — недовольный тон голоса задел чувства девушки, желавшей совершить для него приятный жест. — Оставь себе. Амели непринужденно ответила, что с удовольствием съест сама, и пока он не видел, печально улыбнулась, воткнув ложку в лакомство. Затейница надеялась, что хотя бы десерт окажется слаще, чем твердая и жестокая натура родственника, для которого озорные действия свояченицы чаще всего казались неприемлемыми. Под конец дня у обоих знатно подпортилось настроение. И если Агрест начал злиться после ситуации с покупкой нежного и вкуснейшего мороженого, Амели же до последнего старалась находить что-то хорошее в каждом мгновении и держать себя в руках. Вряд ли кому-то понравилось бы ходить по городу с угрюмым человеком, который всю дорогу молчит и не реагирует на вопросы и какие-либо слова. Он даже не захотел попробовать горячих каштанов со сводившим с ума запахом, а на вкус напоминавшим пикантные, сладко-горькие орехи. На обратном пути они прогуливались по набережной вдоль реки, ведь через нее лежал путь домой. Девушку сводило с ума молчание Габриэля и не выдержав, она громко и расстроенно возмутилась: «Тебе так нравится играть ходячего истукана?!» Ее руки с силой сжали раму картины, купленной у уличного художника. Но во время приобретения, спутник и не стал оборачиваться, чтобы посмотреть.  — А тебе, гляжу, по душе плевать на мои чувства? — с печальной усмешкой откликнулся блондин, кинув усталый взгляд на собеседницу. — О чем ты, Габриэль? — она с глубоким непониманием посмотрела на него. Мужчина тяжело вздохнул и сделал несколько шагов навстречу к ней.  — Сначала ты приезжаешь в мой дом и воруешь кольца. Затем по неизвестной причине возвращаешь. А потом просишь прогуляться с тобой и из кожи вон лезешь, чтобы занять место Эмили. Думаешь, я настолько прост? — от раздражения Агрест стиснул зубы. — Ты всю дорогу по этой причине со мной не разговаривал? — не на шутку разозлилась Грэм де Ванили после услышанного. — Везде видишь Эмили. Завесил дом странными портретами. Не выходишь на улицу. И думаешь, что твоя… Любовь? Дает тебе право оскорблять близких, которые пытаются привнести в твою жизнь красок?! И знай, черт возьми, я не позволю тебе дарить моему сыну рассказы непонятного содержания, сборники Бодлера и прочую фаталистическую чушь! Я не хочу, чтобы он еще больше замыкался в себе! — А может я сам решу, какие детали интерьера мне выбирать, а какие нет? И знаешь, не интересны твои лживые попытки подкупить, — мужчина заметил в руках родственницы раму, повернутую внешней стороной к окружающей обстановке. Он в порыве эмоций попытался выхватить и взглянуть на то, что изображено на другой стороне. Девушка сопротивлялась и не хотела отдавать. В итоге, борьба окончилась незапланированным падением Амели вместе с картиной в Сену. И только после всплеска Габриэль осознал, что это был его портрет, а обескураженная девушка старалась как можно дольше удержаться на воде и не подавала признаков паники. Мужчина вздрогнул и не стал долго раздумывать. Сорвав с себя пиджак, виновник происшествия бросился в реку на спасение утопающей. Габриэль вытащил Грэм де Ванили на берег, придерживая рукой за грудную клетку. Агрест не на шутку испугался за родственницу и ощутил огромное чувство вины за содеянное. Девушка откашлялась, а затем прикрыла лицо ладонью, но даже за ней он заметил злобную улыбку и…непрошеные слёзы. Прохожие разошлись по делам, ведь ситуация разрешилась благополучно. — Пожалуйста, прости. Я не знаю, что нашло на меня… — Агрест сбивчиво прошептал от волнения, укрывая девушку своим пиджаком. Амели молчала, заставляя его почувствовать себя еще более раздавленным. Ее руки и плечи дрожали, не то от злости, не то от холода. Блондин осторожно обнял сестру жены, ожидая, что та несомненно оттолкнет…и оказался прав. Амели не стала бросаться упреками, высказывать недовольство или напоминать о том, что он натворил. Девушка молча сняла одолженный пиджак, уверенно отдала владельцу и развернувшись, удалилась прочь. Агрест подавленно глядел ей вслед, заострив внимание на подоле влажной юбки, плотно прилегавшей к стройным ногам. Нежного цвета рубашка прилипла к тонкой талии, а чуть выше сильнее просвечивал черный бюстгальтер. Мужчина подумал о том, что возможно свояченица чувствовала невыносимое унижение, прогуливаясь в таком виде по улице роскошного Парижа. Блондин медленно шел за ней, но держался на безопасном расстоянии. Амели явно не хотела бы видеть его после случившегося. За время нелегкого пути к мосту, к Грэм де Ванили успело подойти несколько молодых месье, предложивших помощь, на которую девушка отозвалась тактичным отказом. А Габриэль ревностно наблюдал за разговорами и недоумение сильнее разгоралось в его сознании. Могла ли быть эта красавица в здравом уме, проходя до нитки мокрой мимо состоятельных парижан и простых прохожих? Учитывая количество находившихся мужчин вокруг, а ведь как две капли воды похожая на жену пленила мгновенно. Габриэль по обыкновению стиснул зубы от негативных эмоций, прибавив шаг. Он успел перехватить свояченицу на мосту, не позволив вырваться. Сдавшись, девушка затихла, спрятав лицо в сильной груди. Она всего лишь хотела подарить счастливый день человеку, что был ей небезразличен, но вышла катастрофическая оплошность. Мужчина заметил роспись следа масляной краски на одной из ладоней, видимо, Амели пыталась удержать портрет, пока тот не исчез в беспроглядной мгле водной глади. Сердце Агреста впервые за долгое время сжалось от осознания. Плечи тихо плачущей девушки дрожали. — Ты счастлив? — с бледных губ сорвался хриплый вопрос. Спутник лишь крепко прижал ее к себе, в надежде согреть. — Прости, — он так же тихо отозвался, прикрывая веки. — Я терпеть не могу, когда кто-то вмешивается в дорогие для меня воспоминания. Пытается перечеркнуть то, что осталось… — Невозможно жить тем, чего не существует… — Амели вновь попыталась отстраниться, но он не позволил. Город любви накрыло ночной пеленой и в причудливом свете оранжевых фонарей Грэм де Ванили выглядела бесподобно, несмотря на черные подтеки косметики. От слез зеленые глаза стали более выразительными, а с мокрыми прядями светлых волос девушка легко завораживала. Габриэль неосознанно коснулся поцелуем уст Амели, не в силах сдержаться и положив ладонь на ткань мятно-голубого вельветового шарфа. Ее присутствие сводило с ума. До падения свояченицы в воду, отчаявшийся модельер хранил молчание полпути, поскольку он так абсурдно желал её, о чем никогда бы не рассказал. Но в городе, где сбывались мечты и Агрест придерживал за талию гордую, но настолько родную и бесценную Грэм де Ванили — слова не имели значения. Вернувшись домой, Габриэль случайно обнаружил на прозрачном столике в прихожей ту самую картину, которую они с Амели считали потерянной. Она лежала нетронутой, не изуродованной волнами и отражавшей теплую улыбку грозного и неприступного главы семейства Агрестов. Он удивленно изучал портрет серьезным взглядом, припоминая, что в последний раз он точно не улыбался на холсте. Мужчина еще раз бросил взор на поверхность стола и заметил фиолетовое павлинье перо, блестевшее красивыми синими переливами. На втором этаже затаилась Натали, с нежностью наблюдая за изумленным и любимым ею начальником.