Без Хоуп

      Хоуп ушла. Ушла из школы, от Лэндона, ото всех. Попрощавшись, по всем канонам, объяснив необходимость. Была непреклонна, уверена, хоть и плакала ночью и клялась, что так нужно.       В общем, опустив ту неделю, в течение которой всей школой пытались уговорить, усмирить, помочь — ушла.       Не вернулась через год, через два, через три. Никто не знает, кто ей помог, но ни чары поиска, ни чары поиска с использования черной магии, ни попытки угадать, куда могла направиться, не помогли. Стала ли жизнь спокойнее с ее уходом? Нет. Есть ли возможность сказать ей это? Нет.       Есть только возможность оставить прошлое в прошлом и двигаться дальше.       Сначала тяжело было всем. Лиззи и Джоззи в буквальном смысле до потери сознания пытались с ней связаться; Аларик проводил дни и ночи за тренировками, заглушая чувство вины и боль потери; вся школа скорбела — кто-то больше, кто-то меньше. Конечно, это все после того, как угасла последняя надежда на возвращение.       Лэндон потерял смысл своей бесконечной жизни. И тогда, и сейчас никто не отвернулся от него — все были рядом, порой дольше необходимого. Раф не отходил ни на секунду, Аларик звал на мостик драться, сестры поглядывали со стороны. Что он может себе сделать? Что бы ни сделал, возродится.       Хотя перспектива манила. Еще совсем недавно Лэндон снова и снова умирал, чтобы вспомнить ее черты лица, а сейчас хочет умереть однажды и навсегда — чтобы забыть все, что вспомнил. Каждый момент рядом с Хоуп нес в себе нескончаемо много любви и ровно столько же, если не больше, боли.       Спустя год после окончания школы Лэндон, казалось, забылся. У него появились новые увлечения, стабильная работа, вылазки на выходных с Рафом, вечеринки с бывшими одноклассниками. Уютная однокомнатная квартирка в центре, красивый вид из окна на рассвете.       В конце концов, у него появилась Джоззи. Взрослая, спокойная Джоззи, которая понимала, что всего лишь заменяет, и согласилась с этой ролью без оговорок. Согласилась быть рядом, готовить ужины, стать новым смыслом жизни.       К боли Лэндона прибавилось чувство вины. И как бы ни было оно сильно, он не способен был отказаться. Отказаться от любви ведьмы, от ее заботы, от осознания того, как много он значит. ***       Они сидели на балконе и пили вино. Их было трое — Лэндон, Джоззи и портрет Хоуп в золотой рамке. Прошло пять лет с момента, когда она ушла. А еще два года с момента, как они с ведьмой стали жить вместе. Пир посреди чумы или отголоски чумы, вечно мешающие пиру?       Лэндон поднялся и отнес фотографию в комнату, вернувшись с букетом цветов.       — Это наш праздник. Не будем омрачнять его потерей? — Лэндон догадывался, как много эти слова значат для Джоззи. Но до сих пор не был уверен, что сможет поменяться. Забыть, начать новую жизнь, перестать в кошмарах каждую ночь видеть, как Хоуп уходит. Перестанет каждое утро думать, что он в этом виноват. Перестанет представлять ее перед собой и выгонит из головы вопрос «делает ли она тоже?». И главное — оставит попытки ее вернуть. Просить Джоззи или Лиззи снова и снова искать ее, срываться на другой конец мира на поиски.       Ну, в общем, начнет жить, как человек. Пусть бессмертный, пусть живущий с ведьмой, но человек. А не как оболочка, наполненная лишь прошлым.       Вечер удалось провести хорошо. Лэндон старался сделать все, как надо. Вино кончилось, и они пошли за новым, целуясь, как школьники, в магазине, гуляя после по парку и наслаждаясь весенним днем и друг другом. Ночь удалась… удалась.       Но утром он опять проснулся от кошмара: Хоуп смотрела прямо ему в глаза и повторяла бесцветным голосом «ты виноват во всем, я ушла из-за тебя», а вокруг горели учебники, письма и чья-то одежда. ***       — Я могу летать, да, у меня есть сучьи горящие крылья, но я не вижу вещие сны. Правильно? — Лэндон нервно мешал кофе, постукивая ложкой о край чашки. Они с Рафом сидели на веранде кафе; недалеко от работы, в обеденный перерыв. Оборотень вальяжно развалился в кресле и пил молочный коктейль, щурясь на полуденном солнце.       — Это все — игра твоего подсознания. Прикинь, сколько времени прошло, и все это время ты каждый день парил себе мозг. Вспомни, когда последний раз тебе снилась не Хоуп? — Раф, хоть и выглядел оптимистично, переживал за друга больше остальных. Казалось, от него не получится спрятаться за стеной «полноценной жизни»; оборотень, вероятно, все еще видит перед собой лучшего друга, третий раз за час лезущего в петлю со слезами отчаяния. И настолько затуманенным разумом, что он даже не помнил о своем бессмертии. Тот переломный момент, когда Лэндону хотелось лишь одного — исчерпать лимит своих жизней, упокоиться наконец, перестать думать о причинах, перестать думать, как жить дальше. Закончить пытку, в которую превратилась его жизни.       Тем вечером Раф избил своего друга до полусмерти. Раны зажили, и боль каким-то чудом притупилась. Ненадолго, но этого хватило, чтобы вновь стать собой.       — Может, ей нужна помощь? Мы недостаточно делаем? — Лэндон уткнулся лицом в ладони, глубоко вдыхая. — Хочу определенности. Было бы проще, если бы она умерла. Раф покачал головой.       Тем вечером Джоззи, вернувшись домой, обнаружила в ванне горстку пепла, а на полу — рыдающего Лэндона.       Очередная надежда на счастливую жизнь разлетелась в прах. И нет смысла никого обманывать — с ней он не будет счастлив. Пока есть хоть одна причина думать, что Хоуп жива.