Как же ты бесишь

      — С-сука! А-а… Ах! М… Ах, Мирон! — стон переливается в крик, Слава хватается руками за простынь, мнёт её и запрокидывает вверх голову, а потом резко поворачивает её и прижимается виском к подушке. Ещё немного и будет оргазм, ещё немного и кровать сотрёт и так красную спину.       Ещё… Ещё… Ещё!       Лапы. Теперь он лежит на кровати один. Всё закончилось в миг: было и теперь нет. Только голени тянет, они горят из-за острых когтей. Кот молча сдирает его с кровати, как сдирают прилипшую к брюкам жвачку. Тянет и тянет. Кровь из ран пылает. Слава кричит на всю комнату, его голова вспотела, он вертит ею в разные стороны, прижимается к кровати то одной щекой, то другой. Бёдра уже слетели, а руки продолжают с силой держаться за простынь, которая уже тоже наполовину свисла вниз.       «Он убьёт меня, разорвёт на куски!»       Слава вскакивает, булькает застрявшей слюной, прочищает горло и пробует разлепить слипшиеся от слёз глаза.       «Опять, сука! Опять этот сон»       Уже третий месяц. И ладно, раньше он снился раз в две недели, но с каждым разом сон становится всё наглее и реальнее. Ноги не разодраны по итогу — и ладно. Но так долго продолжаться не может. Слава серьёзно раздумывает насчёт мозгоправа, потому что только он может прописать ему снотворное. Желательно то, после которого нет снов. Ни одного.       К чёрту их.       Ноги горят, член колом, пальцы ломит.       Слава стонет и тяжко падает обратно на спину, выравнивает дыхание и закрывает глаза.       — На что сегодня будем дрочить? — спрашивает он у себя вслух и горько усмехается. — Да, точно. На него.       Этого его Слава не знает. Только помнит, что снится ему мужчина, притом сверху. Он одновременно и реальный и неизвестный. Кто он? Тень. На утро он тень. Словно его неудачно затемнили в фотошопе. Все черты стали неузнаваемые. Издевательство. И имя?! Он точно знает, что постоянно его выкрикивает и выстанывает, но что за имя? Никак не может вспомнить. Даже близко. Даже пытаться не стоит — глухо.       «Не, ну, а что. Дрочить на неизвестного мужика, которого я даже не вижу. Приду к врачу и скажу: здрастье! У меня проблема! Меня по ночам ебёт мужик, а потом дерёт кот!»       Да в дурку за это можно загреметь.       «Как часто он Вас ебёт? — спросит меня доктор. А я ему отвечу: вот за неделю третий раз уже. Удовлетворяет? Знаете, нет. Кот не даёт кончить. Уберите из сна кота и я в принципе сживусь с тем мужиком, он вроде ничё так в постельке»       И что это за бред?       Слава чешет голову и вздыхает. Кончили и ладно, теперь надо идти завтракать, а потом на работу. Нечего в кровати весь день валяться, мало ли заснёшь опять, а там тебя…       Работается Славе неплохо. У него много свободного времени, есть личная кружка и собственная коробка с чаем. Сидишь за компьютером, мониторишь, чтоб у других всё работало, а сам чай попиваешь и в игры играешь. Раньше вот стихи писал, да и сейчас пишет, только вот с ночным гостем всё стало куда сложнее. Стихи теперь походили на жалобные попытки помочь, излечить от чего-то мифического, несуществующего. В них не было ни жизни, ни задора, ни даже меланхолии. Один лишь посыл — я заебался, помогите хоть кто-нибудь.       Но никто не помогал, потому что не знал о его горе. И о таком ведь даже друзьям сказать постесняешься. Ладно, если бы ты сам бабу обворожительную ебал, но там ебали тебя, притом так охуенно, что орать приходилось на всю квартиру.       Слава уже знает, что ему надо. Вариант с мозгоправом постоянно отодвигается на второй план, потому что приходят идеи получше. Например, завести девушку и кота. Или нет, кота не надо. Или надо. Главное не бело-серого. Этот цвет Славе почему-то не нравился. Белый кот с большими серыми пятнами — ну что может быть ещё хуже этого?       А если с девушкой не зайдёт, то ладно. Мужика можно. Ну раз мужик снится. Главное — без татух и не лысого. К подобным типажам Слава тоже испытывал сильную ненависть, хотя к татуировкам в целом относился нормально. Себе бить не хотел, но на чужих людях они ему нравились. Особенно на руках и, странный фети́ш, на шее. Татуировки на шее вообще были отдельным поводом для любования. Но если и заводить себе парня, то Слава строго решил, что без татух. Глаза, наверное, мозолить будут.       Вечером Ваня позвал его к другу на день рождения. С этим другом Слава лично знаком не был, слышал только от Вани бесконечные оды вперемешку со всеми возможными ругательствами в его сторону. Из чего Слава сделал вывод, что между ними там происходит какая-то химия. Потому что если нет — он будет пиздец как ревновать к какому-то неизвестному человеку, который появился в жизни его друга всего пару месяцев назад, а уже успел полностью овладеть его вниманием.       Ваня это словно чувствовал и смущался, и в извинение предлагал как раз-таки познакомиться. Это вообще будет полностью знакомство Вани с друзьями его нового недолюбовника. Так как Слава напрямую его не спрашивал, то утверждать их отношения он не мог, от того и получался этот «недолюбовник». Так же этот недолюбовник был бы рад познакомиться с Ваниными друзьями. Такой вот обмен контактами.       Идти не хотелось, потому что большое скопление незнакомого народа вызывали в Славе желание, если и не бежать, то защищаться. Практически всегда при первой встрече он переходил на подъёбки практически ко всему и на огрызания. Чудо вообще, что у него было трое друзей. Единственные, кто до сих пор его нормально терпел.       День рождения проходил в большой трёхкомнатной квартире. Спальня, гостиная и гостевая спальня. Два шикарных туалета, светлых, кофейных. Один немного заброшенный, по стенам можно было считать его одинокость. А второй с охуенной ванной, душем с режимом массажа, песочной шторкой, стиральной машинкой и всеми нужными для личной гигиены вещами.       Слава, наверное, чисто из принципа пошёл отлить в одинокий туалет. По крайней мере он мог быть уверенным, что здесь хозяин квартиры с Ванькой не трахался.       Хозяина зовут так же, как и Ваню, поэтому Слава стал их звать обоих по фамилиям. Своего — Светло, а недоёбыря — Евстигнеев. Это полностью спасало от любой путаницы. Не зря же придумали вторые имена.       Из друзей Евстигнеева пришло трое. Один португалец, который на русском говорил так же хуёво, как Слава на английском. Второй Лёха. Просто Лёха. И этот Лёха Славе понравился. Ну как Лёха вообще может не понравиться? Особенно, если этот Лёха разбирается в фотиках и работает на киноплощадке с камерой. И с третьего уговора всё же пообещал один раз как-то провести на съёмки, а если не выйдет, то что-то оттуда спереть. Вот с этим Лёхой Слава бы с радостью продолжил общение. Третья была очаровательная дама с карэ и пирсингом в носу. Представилась Женей и первым делом сказала, что ребёнок полностью скинут на мужа и она готова хоть на всю ночь здесь оставаться и устраивать пьянки под гитару. Она Славе тоже понравилась. Бойкая и весёлая.       Пообщавшись немного с ними, Слава расслабился и отполз к своим: Андрею и Мише. Те пиздели с Ваней по поводу какой-то новой игры. В спор то и дело врывался Евстигнеев со своими настолько важными комментариями, что Светло всегда затыкался, слушая его, а потом опротестовывал каждое сказанное им слово.       Ванька был человеком пилой, а лучше сказать наждачкой или пираньей. Обгладывал медленно, больно и много. Его тоже нужно было научиться терпеть. У Славы на это ушло лет так десять. Но ничего, дружат же. Срутся только на постоянной основе, но всегда мирятся с бутылкой пива и разговорами о том, какая всё на самом деле хуйня и не стоят их споры и гроша.       Так что Евстигнееву Слава сразу пожелал крепких нервов и загадочно ему улыбнулся, когда пожимал руку. Светло, стоявший с ними в тот момент рядом, закатил глаза и показал очень красивый фак.       Наконец подошёл ещё один запоздавший гость. Отряхнул с головы снежок и предупредил, что «этот» докурит и сейчас тоже поднимется. Пришедший обозвался Ильёй, сверкнул улыбкой, сильно и дёргано пожал всем руки и сразу же ломанулся на диван. Из-за него португалец чуть не пролил на себя вино.       — О, пиздец ты долго. Смотри, это Ваня, Андрей, Миша и Слава. Ребят, это…       «Мирон».       — Мирон.       — Пробки, Вань, — смущённо улыбнулся Мирон, почесав щетину на затылке и принялся непринуждённо раздеваться. В компанию он влился тут же, пережамкал всем руки, стиснул Женю в крепких объятиях, поздравил подзатыльником именинника и упал рядом с Ильёй на диван, взяв перед этим себе шампанское.       Слава внимательно и молча за ним следил.       «Вон у португальца тоже тату на шее, и что?»       Но выбивалось не только тату на шее или на кистях, а его ёбанная гиперактивность. Так и хотелось на него как-нибудь рявкнуть, завернуть в пледик, сделав его смирительной рубашкой, и усадить на диванчик, успокаивая и говоря, что никуда мир без него не убежит.       Мирон с дивана вскочил меньше, чем через две минуты. Приподнял немного съехавшие штаны и начал ходить по всей квартире, вливаясь в любой разговор, куда он мог влиться. В его руках постоянно что-то вертелось: то бокал, то бутерброд, то целая тарелка с закусками, то телефон, то кто-то. На его касания компания Евстигнеева реагировала только кроткой улыбкой и всё, а вот Славу эта тактильность напрягала. Он не хотел признаваться себе, что бегал от него. И следил за ним.       Вот, например, проследил за тем, как Мирон пошёл бодренько в туалет-одиночку. А потом за тем, как он пошёл на балкон с Ваней курить. В итоге он с бокалом какого-то алкоголя сидел на диване и наблюдал, как Мирон помогает Ване накрыть на стол, чтобы все уже смогли нормально рассесться.       И опять, блять, этот Мирон ходил как заведённый. То принёс, это унёс, здесь переставил, то в рот закинул, пока, конечно же, никто не видит, там что-то нарезал, о, в беседу словечко вставил, а потом опять отлить пошёл. Когда дитятко намаялось со столом, он стал вновь приставать к другим.       — Ты чего здесь? — спросил резво Мирон, присаживаясь на подлокотник дивана рядом со Славой, словно на самом диване — между прочим пустом — не было места.       Хотелось его послать или просто привычно огрызнуться, но Слава спросил прежде, чем понял свой вопрос.       — У тебя дома кот бело-серый?       Вопрос явно поставил Мирона в тупик. Он по-смешному вскинул брови, округляя и так круглые большеватые — и приятно голубые — глаза и склонил на бок голову.       — Да. Котёнок. Три месяца назад подобрали, когда с Дарио гуляли. На мне шерсть что ли от него осталась?       Недоуменно спросил Мирон, а потом махнул рукой. Этот вопрос его не стал беспокоить, он улыбнулся и продолжил дальше свою тему. В разговоре он вёл, и Слава был рад, что вопрос с котом остался закрытым.       «Это, блять, он»       Слава пытался себя в этом разубедить. И в то же время очень желал закричать на всю хату, что это Мирон его ебёт по ночам, а его кот дерёт ему каждый раз ноги. Это было глупо.       — На стол накрыли, пошли есть, — воодушевлённо сказал Мирон и хлопнул Славу по плечу, спрыгивая с подлокотника.       Слава подниматься не спешил.       «Заебал трогать, сука! Какой же он неугомонный, злости не хватает!»       За столом сидели сперва как на поминках, а потом разговорились и начали друг друга даже перекрикивать. Это было сродни с шумом в столовой, приблизительно школьной. И инициатором всего опять был Мирон. А ещё он успел всех выслушать, каждому угукнуть, кивнуть и подлить.       «Скотчем ему голову связать надо, а то отвалится. А остатками рот заклеить».       Но Слава, конечно же, скромно улыбался и по большей части молча ел то, что стояло к нему ближе всего. Запечённое мясо по-французски и салат под шубой.       Мирон что-то пролил, начал шумно извиняться и сам отправился на поиски швабры, а потом вытирал пол. И отобрал у Жени полотенце, сам вытирал стол.       «Мама, я большой? Я сам?»       Слава даже не удивился, когда Мирон локтем толкнул тот бокал. Да и потом нет. Он бы не удивился и если бы Мирон сказал всем встать из-за стола, чтобы он мог перестелить на нём скатерть, а то испачкалась. Слава богу, этого не произошло.       А потом, наевшись и достаточно выпив, Мирон стал… ещё активнее. Всех лез перебивать, всюду вставлял своё слово, даже несколько раз завывал песни. В тему и нет. Переходил порой на другие языки. Натурально вставлял английские и немецкие слова. А мог сидеть в телефоне, давая другим наконец-то поговорить, но даже в таком состоянии он умудрялся заявлять о своём присутствии. То видео случайно заиграет, то оповещение на всю кухню заорёт, то он голосовое решил записать длинною в две секунды, то телефон у него чуть не упал.       Слава понял: сойдёмся.       Вот такой шизанутый ему и нужен. Чтобы ебал не только в кровати, но и мозги. А то застои в последнее время вызывали такой прилив уныния, что ему уже несколько раз приходила навязчивая мысль сброситься с крыши. Полетать. Отлететь от этой мирской хрени. На крайняк передознуться таблетками, а в идеале наркотой.       Ну просто заебало.       Скучно и однотонно.       Ему нужен такой вот моторчик, который постоянно будет лягать его в пятую точку, чтобы не засиживался и не думал о полётах, после которых он больше встать никогда не сможет. Если только встать и пожать руку отцу, царство ему небесное.       Все поели и наклюкались. Евстигнеев отыскал гитару и забил на тот факт, что часы показывали три ночи, а из его хаты на двенадцатом этаже было прекрасно видно звёзды и луну. Светло ему подпевал, а потом к ним присоединился и весь остальной народ. Мирон прогорланил две песни, одну спел низким хриплым голосом, осязаемо пробегая по сердцу и вызывая по телу сладкую дрожь. А потом пошёл отлить.       Слава его там и поймал. Пошёл в туалет следом. Встал и стал его караулить.       Мирон похлопал быстро глазами, а потом расплылся в тёплой добродушной улыбке, когда, открыв дверь, чуть не врезался Славе в грудь.       — Ты чего здесь? Там второй туалет вроде свободен.       — А как тебя все терпят?       С долгожданной радостью спросил Слава и ядовито оскалился. Мирон нахмурился и даже немного поник, а потом стал более собранным, постарался вновь улыбнуться. Но было понятно: задело.       — В каком смысле?       — В самом прямом, — честно и быстро сказал Слава, незаметно оттесняя Мирона обратно в туалет. Тот с пьяну не понимал, сперва двигался интуитивно назад, а потом встал как вкопанный и нахмурился уже серьёзнее. — Дёргаешься, как невротик. Перебиваешь всех, роняешь всё, трогаешь всех и вся. Сам ещё от себя не заебался?       За такое можно было получить в глаз. На дне рождении хорошего друга собственного друга идеей это было плохой. Но Слава только надвигался ближе, несмотря на то, что Мирон уже не отходил, а стоял, железно выставив вперёд грудь.       — Нет, — процедил он. — Мне нормально.       — А мне нет. Бесишь, — выдохнул Слава ему в нос — ростом он был выше Мирона, — сделав заключающий шаг вперёд.       — Ты поэтому на меня полвечера пялил. Бешу слишком? — прошипел Мирон. Его светлые голубые глаза стали злыми и словно потемнели. У Славы от этого встали волосы на загривке.       — Весь вечер. Припёрся жид ёбаный и всю малину всем попортил.       И тут он получил в глаз. Чуть пониже, рука у Мирона дрогнула слегка, поэтому по большей части досталось скуле. Терпилой, как оказалось, Мирон не был, а бить умел. Даже ногой один раз по животу попал неплохо, но только раз. Он был в носках и без тапочек, так бить было больно.       Слава не собирался стоять куклой, он навалился сверху, пытаясь одновременно увернуться от новых ударов, а потом сам не понял, как оказался прижат к кафельному полу.       — Лежачих не бьют, — проскрипел Слава, скаля губы в улыбке. На его нижней губе проступила кровь.       Мирон вцепился обеими руками в его плечи и прошипел в морду:       — Лежи, сука, молча.       Образ милого мальчика, который помогает всем и вся, прыгая вокруг новых знакомых, желая как-нибудь примазаться к разговору, расстаял. И теперь Мирон не бесил.       — Я обычно громкий, — ухмыльнулся Слава и кашлянул.       Мирон чертыхнулся и прижал его подбородок к полу.       — Договоришься ведь, и я хуйню какую сделаю, — почти примирительно сказал он, но в голосе звучала неприкрытая реальная угроза.       Слава хуйню сделал первым, выгнувшись ему навстречу. На кровати это было делать удобнее, тем более во сне. А в реальности холодный твёрдый кафель удобным плацдармом для брачных игр явно не был.       Взгляд у Мирона затуманился и ещё больше почернел. Он был готов сделать эту самую хуйню, что бы он под этим словом не подразумевал. Но ему помешал Евстигнеев, зашедший в туалет. Началась ругань, оправдания. Взгляд у Мирона очень быстро трезвел и становился виноватыми, а у Славы наоборот отлетал ещё дальше. Они разошлись около пяти утра, и за ночь больше ни разу не разговаривали, а Мирон даже избегал его взгляда.              Сон повторился. Опять. Слава простонал, выгнулся на кровати и поморщился. Ночные раны болели. И от них внутри разгорался странный огонёк. Голодный огонёк. Икры пульсировали от очередной кошачьей атаки, а в паху сладко тянуло. Теперь лицо после сна не вызывало вопросов. И стоны помнились отчётливо, как будто в прошлую ночь они действительно поебались и Слава выкрикивал его имя. Оно запечаталось на устах.       Днем пришло сообщение с извинениями с неизвестного номера. Ради приличия Слава поинтересовался, кто писал. Знакомое имя.       «Всё окей, сам хуйни ляпнул дохуя. Давай встретимся и нормально поговорим?»              «И нормально поебёмся, но тебе об этом знать ни к чему». Добавил Слава про себя, криво улыбнувшись. Первым делом его нужно было напоить. Тогда уже можно будет спокойно поебаться. Надолго их отношения вероятно не сдержат, но этого и не требовалось. Главное, чтобы прекратился сон. А он должен был прекратиться от таких радикальных действий!       Мозгоправ оставался последним шансом. Но пока оставался ещё один: Мирон согласился поговорить при встрече.       «Сегодня. Ко мне домой. Можешь?»              «Скажи да и я отдраю ради тебя всю хату»              ***              Давно Слава дома так не убирался. Единственное на что он забил, так это окна. Просто шторками их задвинул и всё. Да и не такие уж они и грязные, если подумать. Не кристально-чистые, конечно, но… Ещё он зашёл в секс-шоп, тот как раз был неподалёку, всего три дома от его. Скромно попросил презики и смазку анальную, какая лучше всего подходит для первого раза. Ему дали на выбор две, Слава тыкнул наугад. И презервативы заодно купил. Какой размер у Мирона он не знал, поэтому брал средние. Ну не может же у еврея ростом в метр восемьдесят быть лошадиный хер?       Если будет, Слава пересмотрит своё отношение не только к евреям, но и собственному желанию на этот самый хуй попасть. Жопа ему всё-таки дорога и ещё нужна.       Мирона по-любому нужно было спаивать. Не факт, что потрезвяку он на это согласится, да и Слава будет жутко робеть, а вот под хорошее вино, а лучше две бутылки, дело может пойти по плану и очень даже гладенько.       Поздоровались, прошли на кухню, там Слава достал купленное вино и два бокала.       — За это надо выпить. И вообще, мириться лучше пьяными. Чтоб наверняка. Алкоголь сближает.       — А если опять подерёмся? — поднял бровь Мирон, но от бокала не отказался, сел на стул, оценивающе посмотрел на вино.       — Ну так прекрасно! Никто теперь мешать не будет, сможем нормальный спарринг устроить, — хмыкнул Слав и открыл бутылку.       Пока пили, завели разговор. Такой же бесполезный по сути, но необходимый по обстоятельствам, как и вино. Такие разговоры вообще всегда следуют из алкоголя или в компании скучных людей, чтобы хоть чем-то занять рот. Особо надолго растягивать их Славе не хотелось, не для приятной беседы он в гости звал, поэтому подливал всегда очень оперативно и постоянно подгонял, часто ругая себя за выбор спиртного. Нужно было брать коньяк. С него быстрее развезло бы.       Мирон, как оказалось, любит водку и все её модификации. Например, он безумно хвалил хреновуху и тепло отзывался о медовухе, которую ему однажды из деревни передал Илья. Коньяк он не особо любил, а к вину относился средне. Как к обязательному и самому стандартному напитку, который обычно пьют в ресторанах, как пиво дома или возле гаражей.       Гиперактивность его никуда не делась, с чем-то тёплым заметил Слава, лукаво его разглядывая. Мирон постоянно держал в руках стакан, хотя и не пил, а о чём-то болтал и болтал, его губы слегка припухли и покраснели, открывались быстро и часто округло, словно по-рыбьи. Потом, ловя себя на чём-то, он резко ставил бокал на стол, чуть не разливая напиток, а потом из-за этого за него хватался и оставлял. Помимо рук у него ещё прыгали ноги. Сидел он так, словно на поезд торопится, но порой расслаблялся и тогда уже он сидел на стуле не то как на троне, не то как на самом охуенном в мире диване.       Его приземлённостью и нечеловеческой важностью можно было поразиться. Порой Мирон смотрел очень по-королевски, немного заёбанно и флегматично, а порой настолько открыто и тепло, без дополнительных хитрых ноток, что ему нельзя было не верить и злиться на него получалось с большим трудом.       Злиться было из-за чего: он не напивался! Трындел, улыбался, жестикулировал, охуенно выгибал брови, округлял и щурил глаза, животно скалился, даже завывал немного, но в целом выглядел как трезвый. На дне рождении у Евстигнеева он был более раскрепощённый. Его с полпинка даже получилось вывести, а сейчас?!       — И всё же ты такой бесячий.       Мирон хмыкнул и сладко протянул:       — Даже не пытайся. Я уже понял, что на это лучше не реагировать. Чего ты этим добиваешься? — улыбнулся легко он, так натянув щёки, что очень сильно проявились ямочки в уголках губ.       — Как что? Спаиваю тебя! — весело отозвался Слава с хитрым прищуром.       — Зачем? Хочешь, чтобы мы подрались? Нарочно меня из-за этого оскорбляешь. А если тебе реально не нравится моя компания, не врубаюсь, зачем тебе это.       «Нравится, не бойся. Всё мимо», кротко улыбнулся Слава на это, а Мирон в ответ резко дёрнул вверх бровями, видимо прочитав нужный посыл.       Мирон отодвинулся и потянулся, протягивая руки наверх и за себя.       Слава присел рядом с ним на стол, болтая в руках вино и осторожно, но неотрывно его разглядывая.       — Надо от тебя валить, вдруг ты маньяк какой-то.       Слава усмехнулся и заулыбался чумной лыбой, в некой степени даже подтверждая эти слова, а потом ещё сильнее забрался на стол и остановил попытку Мирона встать левой ногой в грудь. Он с интересом разглядывал свою длинную изящную ступню в чёрном носке. Мирон поднял на него удивлёный взгляд, а потом дёрнул губы в кроткой улыбке и схватил Славу за щиколотку.       «Клиент дозрел»       — Ты меня соблазняешь? — спросил Мирон всё с той же улыбкой и сверкая лукавыми глазами.       Слава хмыкнул, двинулся на столе левее и поставил обе ноги по стороны от Мирона, уперев их о край стула. Рука с щиколотки соскользнула выше и остановилась на коленке.       — Предположим.       Наконец ответил Слава, не отрывая от Мирона наглых голубоватых глаз. А потом допил остатки вина в бокале и, не меняя своего положения, налил себе ещё. Всё это время он чувствовал взгляд Мирона и сам косо на него отвечал.       — От драки до постели одна попойка?       Слава закатил глаза и большим глотком осушил полстакана.       — Пошли в кровать.       — Ты и тогда, в ванной, смотрел так, словно хотел, чтобы я тебя выебал. Зачем тебе это? Если так приспичило, можешь пойти в какой-то гей-бар, там таких часто ищут, — говорил Мирон размеренно, из-за алкоголя, низким медовым хрипящим голосом, каким он спел ту одну песню у Евстигнеева на днюхе.       — Захуя мне спивать именно тебя? Забей, — вкрадчив ответил Слава, к нему наклонившись. — Твоё дело простое. Разложить меня на моей кроватке.       — А если бы я оказался чистокровным натуралом? — усмехнулся Мирон и взял в руки свой бокал, отпил.       — Ничего. Представлял бы под собой девушку.       — У тебя-то было раньше с парнем?       — Нет, — с лёгким раздражением ответил Слава, а потом кротко улыбнулся, — в спальню пошли.       Он допил вино, один раз закинув его над головой, и спрыгнул со стола. Пошёл раздеваться. Мирон с небольшим замедлением проследовал за ним.       — Я, конечно, думал о парнях, но до практики дело не доходило. Ты хоть знаешь, что делать надо?       Слава отвечал, выпутываясь то из футболки, то из штанов:       — Не особо ебу. Меня хватило только на клизму, а на пальцами помять себя — нет. Ну ничё, разберёмся. Смазка, презики, — он вытащил их из тумбы рядом с кроватью и положил на неё сверху. — Чё стоим? Кого ждём? В одежде на кровать не пущу.       Мирон пожал плечами и начал раздеваться.       «Ещё бы не начал»       Слава лёг и принялся удобнее устраивать подушки, а потом сел в ожидании. Вставать в коленно-локтевую, оттопыривая голый зад для человека, которого знаешь второй день в реале как-то не комильфо, стесняюще очень. С другой стороны Мирон его охуенно и постоянно ебёт во снах. Только сам Мирон об этом не знает, поэтому всё же неловко. Но и ложиться не хочется, а если вдруг ему скажут, мол, что разлёгся? Поэтому лучше терпеливо сидеть.       На Мироне оказались татуировки. Они и так были видны, но большая часть, как оказалось, была всегда скрыта под одеждой. На предплечьях и плечах тоже была куча разных татушек. Какой-то человек на стуле, Слава смутно узнавал в этом знакомую картину. Рыба огромная с распотрошённым брюхом. Слова на английском языке. Наверное, чья-то цитата. Бомба, которая «ещё не взорвалась». И ещё много разных, интересных. Фетиш к татуировкам проявлялся с новой силой. Главная, конечно же, татуировка на шее — 1703. Слава гуглил, это год основания Питера. Патриот, видимо. И ещё одна тату показалась в основании его тонкой шеи сзади, когда Мирон стягивал толстовку. Но её Слава толком не разглядел.       Мирон забрался коленями на кровать, руками потянулся к комоду за смазкой — Слава косо взглянул на его качнувшийся хуй и быстро отвёл взгляд. А потом он сел на свои пятки и стал рассматривать взятый тюбик. Либо узнал название, либо было просто интересно. Слава в этом не понимал, взял первое, что дали да и английский его пугал.       — Ну что ж, вертайся, будем тя мазать. Перчаток нет? Хотя похуй, презики есть.       Слава почесал шею сзади и начал «вертаться», устроился на локтях, обняв подушку, шире расставил ноги, чувствуя, как из-за стыда краснеет шея и по телу проходит дрожь. Он интуитивно хотел, чтоб Мирон назвал его красивым или хоть мало-мальски привлекательным, просто чтобы расслабить. Понимал, что это ненужный бред, но очень этого хотелось. Мирон же молча распечатывал презерватив. Сейчас не хватало его говорливости.       На анус полилась прохладная жидкость, из-за чего Слава дёрнулся и сильнее сжал подушку. Мирон то ли успокаивающе, то ли по своему интуитивному желанию, пальцем огладил дырку по краю, не заходя внутрь. Слава чувствовал, что сжимался и разжимался, и начинал ещё сильнее нервничать. Алкоголь, который должен был успокоить и раззадорить, предательски выветривался из организма.       Выдавливая ещё жидкость, Мирон начал входить по одному пальцу, его рука была в презервативе. Когда дошёл до трёх, стал там внутри чудить, в разные стороны отклонять пальцы. Казалось, что внутри ползают три червя, твёрдые как спицы. Приятного было не особо много.       — А может сменишь пальцы на что-то подлиннее и пообъёмнее?       — А пообъёмнее хуй влезет.       — Ну видишь, сам же сказал, что влезет.       — Не мешай, ты очень прикольно сжимаешься.       — Иди на ху… в жопу. И побыстрее. А то я трезвею уже.       — Пил для храбрости? — хмыкнул Мирон.       — И для компании. Так что, вставлять будешь?       — Я подумаю.       Слава застонал и сильнее вбился головой в подушку. Чувство, что внутри что-то распирает, в принципе, не такое уж и плохое. Но он явно не достаёт, либо специально, либо по нежеланию, либо просто не достаёт, до простаты. Постоянно обходит её мимо, слегка задевая.       На пятую минуту этих пыток стало уже приятно. Пальцы двигались более синхронно, чувство инородных червей пропало, теперь казалось, что там реально пальцы, и от этого даже пробирал смешок. Пальцы Мирона в жопе. Если смотреть изнутри, то можно увидеть татуировки на фалангах и короткие ногти. В аниме, точнее хентае, порой делали вид изнутри, и это было одновременно отпугивающе и одновременно интересно.       — Смазки ещё подлей, — уже спокойнее сказал Слава, расслабив лопатки.       — Больше хуя не требуешь?       — От тебя не дождёшься. Еврей даже хуй зажал.       Мирон посмеялся и быстро огладил Славу по левой половинке задницы и немножко возле паха. От того, что его рука только намекнула о том, что может дотронуться до паха, яйца довольно защемило и в хуй волной прилила кровь. Предательская реакция, ведь рука дальше не пошла.       Наконец пальцы вышли и повторно зашуршала фольга от презерватива. Слава напрягся. Он уже к пальцам привык, а чей-то хуй он не примет в себя. Большой и нахуй надо.       «На хуй надо, да. Это точно поможет от того кошмара»       Пиздец подкрался слишком ожидаемо, но вошёл незаметно далеко. Слава распахнул глаза и понадеялся слезть с этой палки, что ткнули ему в зад.       «Хотя неплохой ведь кошмар, если так подумать…»       Мирон погладил его в паху, кончиками пальцев слегка касаясь непонимающего как на всё это реагировать хера. Стало немного легче.       — Дева не давала в жопу, говорила — принцип. А Слава жопу подставил, а расслабить забыл. Ты мне хуй откусить хочешь? Ты же знаешь, что там зубов нет?       — Иди на хуй, — прошипел Слава в подушку.       Мирон легко шлёпнул его по заднице и нежно погладил там же.       — Неправильно посылаешь. Я серьёзно. Расслабься. Ты меня должен принять, а бурить в тебе новую дырку я не договаривался.       На то, чтобы ко всему этому приспособиться понадобилось ещё около пяти минут. Что-то вразумительное пошло уже на третьей, но вот нормально приблатыкались к друг другу именно на пятой. Слава завалился на кровать, у него дрожали ноги. Мирон поддерживал его за талию двумя руками и насаживал на себя, сам глубоко толкаясь, чтоб до шлепка. Дышал он низко и громко, почти переходя на стон. Слава же мычал в подушку, постоянно убегал и насаживался сильнее, а потом вилял в сторону и в итоге расслаблялся. Где-то минуту на десятую Мирон начал наглеть и вертеть его в руках, как куклу. Слава не хотел себе признаваться, что так было охуенней всего, и пальцы его тёплые по всему телу, особенно крепко на бёдрах или поясе, ему очень нравились. И дыхание тяжёлое и надрывное.       В какой-то момент мычание в подушку переросло в стон, и Мирон тогда с явным довольством потянул его за волосы, от этой подушки отдирая. Он с блаженством принялся слушать его стоны. Будто хорошую музыку. Слава закрыл глаза, хотя видел всё равно какой-то свет и пятна, и приоткрыл рот. В горле сохло. Мирон опять ударил его по боку, уже немного сильнее.       — Давай, расслабься, — низко сказал он, а потом облизал губы.       Слава не видел, он тяжело сглотнул. Его голова ещё была задрана вверх, поэтому кадык выделялся особенно чётко и ощутимо приподнялся. Куда расслабляться ещё больше Слава не знал, но на самом деле понимал. Полностью повиснуть на нём, отдать все поводья, только стоять так, как поставят и стонать так, как дают. Давать ещё легче себя вертеть и везде мацать. Но это их первый секс, так что отдался он на свой максимум для него и со всем доверием, какое было.       Мирон шлёпнул его по рукам и сам обхватил его член, помогая дойти до своего уровня. Хотелось кончить вместе. Если и не одновременно, то хотя бы с небольшим разбросом по времени.       — Мгм… Сук-а, — простонал Слава податливо поддаваясь назад.       — Я Мирон вообще-то, — мягко с добрым осуждением сказал Мирон, сжимая основание его члена.       Слава простонал, закусил кулак, а потом низко и протяжно пропел его имя. Мирон как раз продолжил ему надрачивать и постоянно задевал головку, стараясь остановиться на ней, чтобы погладить, большим пальцем.       Оргазм достиг. Мирон поймал ладонью его сперму, продолжая отдалённо легко надрачивать, чтобы всё побыстрее вышло, и сам толкался, доходя. Потом ушёл, скорее всего в туалет. Вода где-то далеко зашелестела, как листья под ногами осенью. Слава уже был в полуотрубе и лежал всё также, обхватив подушку.       — Выгоняешь? — спросил за спиной тихий и тёплый голос Мирона.       — Как хочешь. Если остаёшься, ложись спать.       Кровать затрещала и прогнулась, Мирон накрыл их одеялом и приобнял со спины. Слава немного недовольно завертелся, потный и ещё горячий, а потом прижался спиной к груди Мирона и заснул.              ***              Утром Слава потёр глаза и резко выдохнул. Ноги болели, зад тоже побаливал, но не плачевно. Откинул одеяло, потёр лицо и обернулся.       Мирон безмятежно продолжал спать, немного недовольно нахмурившись из-за холодка.       «Выгонять — не выгонять?»       Спалось ему хорошо, очень даже. Проснулся Слава с очень приятным чувством, никак не ругаясь на зачем-то наступившее утро. Такого давно не было уже. Он бросил взгляд на комод и увидел нераспечатанный презерватив. Покачал головой, обдумывая.       Додумать ему не дал Мирон. Он проснулся. Потянулся. Улыбнулся. Защурился. Зевнул. Заворочался. Опять потянулся. Встал. Раскрыл полностью глаза, часто моргая. Слава наблюдал за ним молча и с интересом.       «Охуенный всё же мужик. Даже несмотря на то, что лысый. Охуенный, не зря снился»       — Который час?       Слава пожал плечами.       — Я сегодня выходной, так что будильник выключен, а за телефоном тянуться лень.       — Как спалось?       — Охуенно.       — Надо вставать, — вздохнул Мирон и потёр лицо руками. Слава склонил вбок голову и скосил глаза на тумбочку. Мирон не скоро заметил его взгляд, но когда заметил, покачал головой. — Не болит?       Слава посмотрел вверх и по-детски покачался в стороны.       — Нормас. На ещё раз хватит.       — Оставь. Можем подрочить друг другу.       — Звучит глупо.       Мирон лукаво улыбнулся и подозвал жестом его к себе. Слава понял его, но сперва нахмурился, не решив, нужно ли ему это или нет. А потом всё же заполз на него сверху, сев на его бёдра и соприкоснувшись с его членом своим. Одну руку положил ему на плечо, другую упёр в кровать. Идея ему до сих пор не особо нравилась, но Мирон сразу положил на его пояс руки так же, как и вчера. И они легли туда не то, что очень уверенно, а неимоверно правильно, словно всегда туда ложились и успели уже научиться всем тонкостям лежания. И на бёдра они скользнули плавно и правильно.       Слава поджал пальцы на ногах и резко выдохнул, Мирон с лёгкой улыбкой и смотря ему исключительно в лицо, в глаза, на них, когда они были закрыты, обхватив его и свой член рукой, неспешно двигался рукой вверх и вниз, пробуя их совместить. С парнем он тоже был первый раз, поэтому действовал чисто интуитивно и поначалу не совсем уверенно. Слава всё равно ценил его старания, но помогать сначала не спешил. Откинулся назад, двумя руками упираясь позади себя в матрас, приоткрыл рот и закрыл глаза.       — Ты и с девушками такой? — спросил кротко Мирон.       — Какой такой?       — Отзывчивый. И глазки закрываешь.       Слава облизал губы и наклонился вперёд, а руками упёрся в стороны от головы Мирона. Он двигался навстречу, так же как и Мирон поддавал снизу. В какой-то момент они встретились глазами, и Мирон улыбнулся, положил свободную руку Славе на затылок и подтянул к себе, поцеловал.       От поцелуя у Славы сжалось в яйцах и член пронзило лёгким ударом тока. Такая молния, вёрткая и тонкая, от живота до головки, которую большим пальцем гладил Мирон.       Они целовались, порой кусались. Слава всё старался войти в Мирона языком глубже, вертелся внутри, цеплялся с капризной властностью, на что сам Мирон только улыбался и убегал от него, а порой прикусывал за кончик языка, чтоб уж слишком сильно не борзел. Слава обиженно перестал целоваться, но Мирон сильнее надавил ему на затылок, наклоняя ближе к себе, нежно поцеловал его губы, а потом сплёлся с ним языком.       «Даже здесь контроль себе забрал»       Целоваться с ним было охуенно. Не противно, щетина совсем незаметно покалывала, от неё даже прикольнее было. Тепло и нежно.       Слава замычал, вбился макушкой в подушку рядом с головой Мирона и кончил ему на живот.              ***              — Чего? Вань, тебя, блять, не слышно. Говори громче! Чё? В каком клубе? А повод? Ну не знаю. Не, нормально. Да, да. Мы с Мироном помирились, да. Неплохой мужик. Не знаю, серьёзно. Мне лень ехать.       «Ещё бы не помирились, когда он, прежде чем уйти, обцеловал все небольшие синяки, что набил мне»       Трахались они неделю назад, с тех пор кошмар больше не снился, но Мирон продолжал появляться в мыслях. Они не созванивались и не списывались, но сейчас выпадает с ним встреча.       Ваня со своим недохахалем сейчас в клубе, вместе с ними уже сидит португалец и Мирон. Обещает подойти ещё Женя и, возможно, подкатит Илья, но пить не будет. Андрей на работе, а Миша уехал к родным, поэтому Слава остался единственным другом со стороны Вани. И именно поэтому Ваня его активно уговаривал, говоря, что ему неудобно находиться в компании друзей Евстигнеева.       Он это не говорил, но Слава это так понял, поэтому согласился и принялся одеваться, а заодно вызвал такси. Деньги пока есть, а общественным траспортом пилить конкретно лень.       В клубе до пизды темно. И громко. На танцполе и рядом с баром ещё нормальное освещение, но возле самих столиков темно, как утром в четыре часа утра в конце апреля. Видно, но могло быть и лучше.       — Саламуля, — говорит Слава всем и смотрит куда падать. Диван стоит полукругом вокруг столика. С краю Ваня, рядом с ним его недоёбырь, левее португалец, потом Мирон, потом Илья. В целом сидят правильно, со стороны Ильи ещё есть место для полтора человека. При желании можно подвинуться и будет для двоих. Как раз Женя останется.       Слава падает рядом с Ильёй и встречается с Мироном лёгкой улыбкой, отвечая так ему на его «шалом».       Другие здороваются тоже, Слава сразу выхватывает со стола полный бокал с непонятно чем и отпивает. Бокалов стоит много, бутылок поменьше, а еды вообще жалкие крохи.       Сидят неплохо, без напряжения. Болтают о разном. Кто о работе, кто о праздниках, кто о новостях. Темы меняются как-то сами собой, словно переворачиваются карточки. Шагаешь, наблюдаешь за переворотами и пьянеешь. Подходит Женька, присоединяется к общему веселью. Настроение беседы похоже на море, лёгкий ветер и яхту на волнах. На яхте, конечно же, все пьяные, веселятся и трахаются.       В какой-то момент недоёбырь обнимает Ваню за талию, подтаскивая ближе к себе. Слава на это смотрит и криво улыбается. Язык чешется, но на друга нападать не хочется, поэтому он выбирает другую цель.       — А Мирон всё будет мимо бита стелить, он же любит говорить как-попало о чём не надо, — разговорчик как раз свернул в тему новоявленных рэперов, португалец говорил, что писал когда-то биты и сейчас иногда этим промышляет.       — А ты меня дисить за это будешь, — кивает, ничуть не обиженный Мирон.       «Научился, сука, игнорировать»       — Схуяли? Не дорос ты до моих диссов. Хотя за нос могу и побаттлить. Еврейчик.       — Охуенный у меня нос, — улыбается Мирон гладит его указатетльным пальцем по горочке.       — Жид, — фыркает Слава. — ЧСВ с рождения до потолка?       Спорить не о чем, но хочется помолоть языком. Слава смотрит в блеснувшие пониманием глаза Мирона. Остальные сидят в непонятках, что это за недодоёбки здесь происходят. Да Слава и сам не ебёт, честное слово.       Мирон наклоняется и вытягивает руку, чтобы Слава налонился к нему. Между ними сидит Илья и хмурится. Он слишком трезвый, чтобы понимать всю весёлость этой обстановки. Когда они встречаются лбами, Мирон шепчет на ухо:       — К тебе или ко мне?       Слава усмехается и отвечает ему щекотным шёпотом в ушную раковину:       — У тебя кот. Ко мне.       Илья ничего не слышит, и прекрасно. Ему и не надо ничего слышать. Обычные мужские разговоры, где третий лишний.       Дальше язык уже не чешется, а довольный ждёт продолжения и встречи со своим собратом. Слава хоть здесь Мирона засосал бы, но пока что слишком трезв и они сидят через человека.       Сидят ещё, пьют. Маринуются. Доходят до нужной фазы. Илья встаёт поссать. Слава его пропускает и занимает его место, резко вписываясь бедром в бедро Мирона. Тот косит на это взгляд и улыбается.       Сидят ещё. Илья за потерянное место не бузит, Слава его заранее на хуй послал, как тот только к столу подошёл. Женя только попрекнула, что можно и повежливее, но сама уже неплохо так налакалась, поэтому сидела с задумчивым выражением лица. Она дошла до фазы философствований.       А Слава дошёл до фазы, когда похуй.       Он толкает Мирона в бок, а когда тот вопросительно поворачивает голову, целует. Тут оказывается, что Мирон приблизительно в той же фазе, поэтому поцелуй не разрывает, а углубляет и укладывает свои руки на него, по-хозяйски так. Одну на пояс, другую на ухо, вплетаясь пальцами в волосы.       — Не понял, — говорит растеряно Илья.       Слава приоткрывает глаза и видит, что другие тоже не поняли, только Женя ещё где-то там плавает у себя, поэтому всё понимает и слабо улыбается. Светло же хлопает глазами, явно неожидавший такого поворота событий. Естигнеев глазами не хлопает, он сидит и внимательно наблюдает. Португальца за Мироном не видно.       Они целуются долго и охотно. На них уже успевают забить. Только после этого Мирон целует Славу в ухо, слегка прикусывает кожу в переходе с уха на челюсти и последний раз чмокает куда-то туда же. Слава довольный тянется за рандомным бокалом.       Все слишком пьяные, чтобы это обсуждать, поэтому только бросают странные взгляды, а спустя минут сорок все расходятся. Точнее, все вместе выходят из бара на улицу. Погода относительно тёплая. Для февраля так вообще дохуя тёплая. Снег сменился дождём, но и тот уже прошёл.       — Давайте кому по пути поедут на одной тачке, чтоб денег много не тратить. Жень, тебя Илья может подвезти. Я с Ваней поеду, Дарио… в твою сторону никого. А Мирон…       — А он со мной, — перебивает Слава. Мирон усмехается, из его носа выходит дым. Он сразу, оказавшись на улице, закурил сигарету, словно больше на улице делать нечего.       Компания опять округляет глаза, особенно трезвый Илья. Ваня шатается, поэтому его взгляд слишком весёлый, чтобы быть удивлённым. А его недохахаль в целом от него далеко не ушёл. Но спросить он спросил. Славе это даже понравилось.       — А вы как бы вместе, а давно?       — А не твоё дело, — миролюбиво ответил Слава и толкнул Мирона. — Такси вызывай, харэ лёгкие гробить.              ***              Слава оказался уже второй раз в гостях у Вани и теперь чувствовал себя здесь как дома. Для него даже Евстигнеев Ваней стал! Или это с Мироном в него влилось? Через жидкости. Так или иначе, но Ваньки пригласили их в гости. Их, в смысле Мирон тоже приходит. Он до этого был с Женей в каком-то магазине, помог ей завезти домой вещи, понянчился с её сыном и вместе с ней поехал в гости.       Зачем нужна была эта встреча Слава в целом понимал. И почему Женя тоже на неё напросилась. Уже как бы месяц прошёл, они с Мироном встречаются, а какого хуя так никто и не объяснил. Через сарафанное радио об этом ещё узнают португалец, Мирон устал поправлять Славу, что его зовут Дарио, и Илья. И Лёша. И Андрей, и Миша. Светло умеет живописно рассказывать даже то, чего не говорили и даже не подразумевали, поэтому историю те услышат интересную.       Сидели хорошо, на вопросы в целом отвечали, Слава даже особо и не огрызался, но и отвечал в основном Мирон. Ну потому что он же всегда первый и всегда ему есть, что сказать.       — Бесишь, сука, — в очередной раз, когда его перебили, прорычал Слава, и Мирон сконфужено потёр затылок.       — Сорян.       За эту его виноватую улыбку Слава, кажется, душу продать готов.       — Да говори уж, раз начал…       — Слыш, Славян, — сказал Светло, пока Мирон не продолжил, — а я так и не понял, захуя ты к нему лез. Ну, на Ванино дэ-эр там. Чего он тебе сделал-то?       — Затрахал меня, — честно отозвался Слава, но никто не понял, насколько честно. В принципе, он хотел поделиться этой историей, так что вкратце рассказал всем, что… — Почти три месяца снился мне. Ещё до того, как мы встретились. Драл меня, сука, в каждом сне. Охуенно так ебал, я не в претензии. Со стояком просыпался. Но ещё его кот постоянно мне голень драл. Я просыпался каждый раз с больными ногами, ну и стояком. Это пиздец был. Не то сексуальный сон, не то кошмар какой-то. А утром я постоянно забывал и его имя, а я точно его выкрикивал, и как он выглядит. Зато когда Мирона в первый раз увидел, точно знал, что его зовут Мирон и у него есть кот. Белый с серым. И что этот сучёныш меня не полюбит.       — Он привыкнет, — автоматически сказал Мирон, но был сам где-то в своих мыслях, смотря на Славу странным взглядом.       — Ага, только спит и видит, как мне в тапки насрать. Хе-е-есус.       — Слу-ушай, — протянул как-то странно Евстигнеев. — А ты не гуглил, что это значило? К врачу не ходил?       — К врачу планировал, но не успел. А так не гуглил. Захуя сны гуглить?       — И про соулов значит ничего не слышал?       Слава нахмурился. Он вообще думал, что в его историю не поверят и посчитают придуманной белибердой, а тут серьёзно спрашивать начали, да и Мирон как-то неотрывно слишком глядит.       — Батя вроде что-то рассказывал. Типа, человек, который предназначен тебе судьбой. Хуйня какая-то. Не бывает такого.       — Редко, но бывает, — возразил Ваня. — Я изучал это на каком-то курсе в ВУЗе, типа, миф или реальность. И пришёл к выводу, что это не пиздёж. Даже говорил с некоторыми соулами. Обычно соулы раскрываются двумя путями. Кому-то снится сон, где его защищает его соул. Кому-то снится самый жаркий момент с ним. В постели, в смысле. Они не знают кто их соул, не помнят их после сна, но при первой встречи сразу понимают, кто перед ними. И это не пиздёж, ты сам рассказал свою историю и я слышал про подобное и раньше.       — Типа Мирон моя родственная душа? Любовь всей жизни? Хуйня, — фыркнул Слава и отвернулся.       Мирон погладил его по коленке с лёгкой улыбкой.       «Соул значит?»