В глубине

У каждого должен быть кто-то, к кому можно прийти в любой момент. Когда страшно. Когда больно. Когда хочется разломать все ребра и вырвать из них свое сердце, чтобы оно наконец перестало стучать. Прийти, обнять и, почувствовав ответное тепло и родной запах, найти силы жить дальше. У него такого человека нет, да и вряд ли когда-нибудь будет. Никто не думал, что герцогиня вдруг забеременеет, никто не думал, что ребенок родится не только на закате года, но и дня. Рожденный осенью — ребенок минора. То пламя падающих листьев, то лед на лужах по утру. Льда больше. В жестах, в голосе, в глазах, в мимике. Не в сердце. Кто бы что не говорил - сердец у спрута много и все они обжигающе горячие. Детство наедине со снами и безумием. Безумие — наследство вторых. Вторая дочь и второй сын получили его сполна. Валентин рад, что другие от этого свободны. Они слабые, они бы умерли без любви. А ведь им любить нельзя — предательства предков хорошенько отравили их кровь. А не предавать Придды не могут. Не потому что хотят сами, а потому что так заведено с самого начала. Три брата, две сестры и чувство одиночества: старшие дети нужны отцу, младшие — матери, а Валентин по середине. Все любят — никому не нужен. Никому не нужен — никто и не любит. Он привык ходить ночами по замку, днем заниматься с наставниками и спать на закате и рассвете. Зимой он танцует на льду под музыку, рождающуюся в голове. Один. Клаус боится, Питер маленький, Юстиниан уехал, Ирэна не любит холод, а Габриэлла слишком взрослая. «Вы должны вести себя достойно своего положения, Валентин», - говорит отец. Валентин кивает и очередной раз собирается. В Багряные земли. В Дриксен. В Гайифу. Хотя бы в Олларию. И все-таки остается. Восстание Окделла началось не вовремя. Клаус болел, Юстиниан в столице, Валентин упал с башни. Выбирая между семьей и долгом, Придды всегда выбирают семью. Седьмая весна пахла сиренью и подлостью. Пятнадцатая сиренью, кровью и предательством. Остальные только сиренью. Весной день рождения и день смерти Юстиниана— слишком взрослого, чтобы быть другом, слишком юного, чтобы защитить хотя бы себя, не говоря уже об остальных.. Через месяц ему исполнилось бы 23. Не исполнится. Выбирая между семьей и честью, Придды всегда выбирают честь. Когда Валентин вырастет он обязательно выплатит чужие напрасно взятые долги. Долг одного из их семьи — это долг для всех ее членов. Так говорил дед, так говорил отец, так запомнил он сам. Но чтобы это сделать, нужно выжить. Поэтому в зеркале никогда больше не отразится Валентин. Теперь всегда только граф Васспард. Волосы цвета шади тщательнейшим образом расчесаны, траурный костюм сидит идеально, на коже не заметны нахальные веснушки. Под глазами, выцветшими из аквамарина в серебро, не видны синяки. Кто умер? Валентин? Юстиниан? Оба. Осенние дети — дети минора. Валентин теперь только читает и ни с кем не разговаривает — не доверяет. Герцог Придд злится, но терпит. Вальтер хороший человек. Точнее был им когда-то. Мама плачет по ночам. Отец не отправляет его в этом году в Лаик. Валентин то болеет, то безвылазно сидит в библиотеке. Болеет чаще. Лихорадка — лучший друг и самая жаркая любовница. Жалко только, что слишком любит причинять боль — Валентин предпочитает слабых и нежных девушек. Может тоже любит, когда другим больно? Отец боится за него и иногда приходит, чтобы поправить одеяло и коснуться прохладной ладонью горячего лба, когда думает, что сын спит. У них у всех холодные руки — наследство глубин. Днем Герцог Придд избегает графа Васспарада, после каждой встречи Валентин снова собирает вещи. И в очередной раз не уходит. Вальтера можно было бы назвать хорошим отцом. Если бы он не убил своего старшего сына. Своего любимца. Мама плачет из-за своих детей и за своих детей. Она любит мужа и не может его ненавидеть. Валентин может, поэтому и не плачет. По ночам, когда лихорадка уходит терзать других, снится Юстиниан, он улыбается и целует младшего брата в лоб. Иногда обнимает. Спрашивает как дела и обещает навестить. В их семье все всегда держат слово, поэтому Валентин не удивляется, когда проснувшись видит брата. Посидели, поговорили, а потом шестнадцатилетний мальчишка убил их во второй раз: брата - кинжалом в сердце, себя - чужой предсмертной улыбкой. После этого он пошел на поправку. Осенью граф Гирке отвез его в Лаик. «Мы Придды, ведите себя тихо, граф Васспард, и будьте осторожны». В первую же ночь он тщательно обыскал свою комнату и обнаружил отмычки, печать с гербом, набор грифелей для рисования и настойку кошачьего корня. Вещи жгли руки, их нельзя было оставлять у себя, поэтому на следующий же день он спрятал их в дупле старого дуба. Этот тайник надежен тем, что невозможно понять, кому он принадлежит. Когда появился граф Медуза, только невнимательный глупец не понял бы, что его хотели подставить. Медуза — Спрут. Разве сложная аналогия? Единственное, что удивляло Валентина, это то, что его не допрашивали. Видимо, умом и внимательностью здесь отличались лишь он и Суза-Муза. Пора просыпаться. Валентин хорошо умеет взламывать двери. Он знает, как ходить бесшумно. Он запомнил, как оставаться незаметным. Только поэтому Эстебан, проходя в двух шагах от застывшего графа Васспарда, не заметил его. Лаик с радостью отдавался юноше, и Валентину хотелось поддаться голосам в голове и совершить нечто... безумное. Больше он не гулял здесь по ночам. Он не человек Чести и не обязан защищать Окделла. Тот глуп, эмоционален и уперт. Только невиновен. И это все искупает. Вставать на его защиту нельзя - «будьте осторожны» - но помочь немного иначе... Валентин улыбнулся и достал из тайника печать. Жить можно только так, чувствуя как огонь растекается по телу. Ходить ночью по запрещенным местам с преступными, но благородными целями. Тащить тяжеленный мешок одной рукой, а в другой держать куриное бедрышко и иногда от него откусывать по маленьком кусочку. В комнате злейшего врага писать ему письмо и едва удерживаться от пения. Безумие получило сегодня сполна. В Фабианов день Валентину было тоскливо. Рокслей его раздражал своим страхом сделать хоть что-то не так, его жена в первый же вечер пришла к нему с недвусмысленным предложением, только их дочь приятно удивила юношу, оказавшись совершенно не похожей на своих родителей. А главное, герцог Алва взял в оруженосцы герцога Окделла. Чем он хуже этого, этого... вепря? Он не дурак, брат его умершего друга, конечно, Валентин не особо силен в фехтовании, но ведь это исправимо. Безусловно, отец бы разозлился, но... Валентину хотелось просто расплакаться от обиды и злости на себя. Он просто завидует и самое ужасное, что понимает это... Но все-таки почему? Тот же вопрос мучает его через год в Багерлее. Он сам начинает напоминать себе ледяную статую. Не дрожит, не кричит, не плачет. Вежливо улыбается, вежливо говорит — много льда не бывает. Только когда совсем плохо, прячется под одеяло и зовет синеглазую женщину. Она смеется. Она танцует под ту же музыку, под которую он танцевал в детстве на льду, и крадет жизни отца, матери, дядьев и кузенов. К нему не приходит. Валентин, видимо, не нужен даже смерти. Он умирал долго и мучительно, причем не раз, но так и не умер. Когда его в первый раз называют «герцог Придд», приходится осознать, что этот выход теперь для него закрыт. Он не может так подставить своих братьев. Терпеть постоянные допросы несложно, ждать в перерывах между ними невыносимо. Он придумывает музыку, пишет в своей голове стихи, рисует окровавленными пальцами на стенах, за что на него все время кричат — он должен выглядеть на суде прилично. Безумие говорит с ним, приходит в чужих обличиях и молит об ответе. Но он молчит. Сумасшедший герцог дому Волн не нужен. Крысы сбежали. Три дня отделили Закат от Заката. Он не мог знать о заговоре. Первый день он разбирался с выжившими. Второй день на особняк. Третий для мертвецов. А если бы знал заранее, то что бы он выбрал? На этот вопрос не суждено узнать ответа даже ему самому. Герцогская цепь казалась слишком тяжелой. Ее хотелось сорвать с плеч и бросить на пол. Но это ничего. Хуже всех было кольцо. Оно все время норовило слететь с пальца и где-нибудь потеряться. На ночь его приходилось класть на прикроватный столик, иначе все утро ушло бы на поиски ценной побрякушки. Новый герцог Придд и в лучшие времена не отличался спокойным сном, а сейчас и подавно. Больше всего, сидя за столом среди столь важных персон, Валентин жалел, что не забыл его дома, или хотя бы не повесил на цепочку. Когда пришлось решать: король или благополучие родных, он не задумывался. Выбирая между семьей и долгом, Придды всегда выбирают семью. Валентин не был исключением. В первые же дни в Ракане начали плести заговоры. Он не знал всех недовольных нынешней властью и кто с кем повязан изменой. Но он все же был не один. Их было двое - бывшие узники Багерлее, умные, хитрые и вынужденные защищать своих. А еще был муж Ирены, который в самые холодные ночи накрывал вторым одеялом и умел помочь советом. Говорить о некоторых вещах во дворце не стоит, но не обсудить их нельзя. Они придумали способ передачи некоторых сообщений еще в первый день. Хризантемы — отличный шифр. Все ищут какие-то записки в букете, а надо было бы расшифровывать цвета: белые, желтые, розовые и даже синие. Каждое сочетание — свой смысл. Королева отвечала свечами, зажженными у окна. Все было тихо. До дуэли. Ввязываться в разговор с Окделлом было ошибкой. Он слишком устал и слишком долго размышлял, как вытащить своих из той ямы, в которую они угодили по его глупости, безумие слишком долго было не накормлено... Но, Создатель, какой же сладкой была эта ошибка! И рана на бедре, и вынужденная хитрость стоили того, чтобы все высказать повелителю Скал. Может раненая рука заставит задуматься над своим поведением хоть чуть-чуть, если не справилась совесть. Подумаешь, потом ему пришлось несколько недель провести в постели. Не самое худшее времяпрепровождение в нынешней Олларии. Настоящие каникулы в этом Закате. Зато некоторые тоже сидят дома и не совершают никаких глупостей. Вот приход герцога Эпине стал настоящим испытанием для воспаленного сознания. Голова кружилась и больше всего хотелось выгнать нежеланных гостей и остаться наедине со своими возлюбленными: лихорадкой и безумием. Смерть все равно ведь отказалась от приглашения, но и эти два гостя доказывали, что он еще дышит, что он еще жив. Но Валентин слишком хороший хозяин: он никогда не добавит яда в бокал и не будет шпагой выгонять раздражающих его людей (слуги Манрика и Коллиньяра останутся единственным исключением). Поэтому вежливо отвечает на вопросы. И делает вид, что все в порядке. У герцога Придда всегда все в порядке. В тот вечер он впервые написал письма в Рассвет. Или в Закат. В общем, он бросал письма Своим родителям и Своему брату в огонь. Только после смерти они стали по-настоящему его. Может, когда он умрет, он тоже станет чьим-то? Вдруг появилось невыносимое желание убить кого-то, чтобы стать еще чуть менее одиноким. Помешало бедро. Валентин немного расстроился, но вспомнил, что убивать нельзя. Пришлось ловить безумие и сажать его в клетку. На перевоспитание. Перевоспитание безумия пришлось отложить. Только сумасшедшие и глупцы могут выжить в Ракане. Последним ему, в отличие от герцога Окделла не стать, так что... Тревожить мертвецов нельзя, неужели только он это понимает? Склеп все равно остается склепом, назови его хоть усыпальницей, хоть хранилищем червей. Храм был самым волшебным и прекрасным из всего, что он когда-либо видел. Если, конечно, забыть о цели пребывания здесь. Зима — время сна, так зачем же будить тех, кто спит так давно? Зачем рушить то, что создано задолго до них? Валентину не стоило смотреть вокруг. Невыносимо захотелось достать шпагу, и с оружием защищать короля, королеву и найери. Нельзя. Можно только сжимать кулаки и молчать. Молчание — самое главное наследство их рода. А мертвецы защитятся сами, страшным и прекрасным ядом. Перед выходом он бросил последний взгляд на Октавию. Ей же холодно... Плащ будто бы сам слетает с плеч, чтобы укрыть обнаженное тело. Теперь можно уходить. Теперь можно воевать. Начало военных действий — это коронация. Он столько раз нарушил ее ход, а никто и не обратил внимания. Хотелось смеяться и петь. Ведь жить можно только так, сражаясь с тем, что нужно уничтожить. Когда слишком много льда, кровь горит сильнее. Когда нужно обманывать, не сказав ни слова лжи, тогда можно услышать уверенный стук своего сердца. Герцог Придд умеет скрываться в глубине. В глубине живут самые большие и страшные чудовища. Самые безумные. Сегодня праздник у талигойцев, а граждане Талига вполне могут напомнить государю о своем трауре и остаться дома. Только что-то живет внутри и не дает увлечься очередной книгой или сходить в гости к королеве. Шпага валится из рук, а кольцо, напротив, впервые не пытается улететь с пальца. «Собирайтесь, - не выдержав, говорит Валентин графу Гирке, - мы едем в Дору». Тот недоуменно смотрит на своего шурина, но Август Гирке не нарушает приказов сюзерена и поэтому идет готовить эскорт. Через двадцать минут они уже сидят в седлах. Вечером Валентин в первый раз в жизни напивается. Более взрослые и ответственные люди не возражают, а составляют компанию. На полу лежало от четырех до восьми бутылок (Герцог Придд не мог понять, двоится у него в глазах или все-таки нет). Осколки драгоценными камнями блестели в ворсе ковра, и было совершенно не больно ходить по ним босиком. В какой — то момент его взяли за руку и отвели в спальню. Попытались умыть, но пьяный мальчишка (сейчас иначе и не назвать) был почему-то против. Пришлось ограничится помощью в раздевании и укладывании в постель. Он не спал. Он смотрел на пылающий в камине огонь и думал, что будет, если ни один из его двенадцати планов не удастся и Ракан останется на троне. Захотелось вскочить на лошадь и срочно ехать в Альт-Вельдер. Там братья. Добрый, светлый, немного трусливый и сильно ранимый Клаус. Всегда на руках у матери, любящий весь мир. Разве сможет он быть герцогом, тем более при Альдо Ракане? Нет. А Питер, самоуверенный и всегда прямолинейный мальчишка, грезящий морем и кораблями. Привыкший к тому, что он самый младший и к тому, что ему все можно, ведь зачем еще нужны старшие братья, как не для того, чтобы взваливать на себя неприятные обязанности. Разве выживет он в интригах и заговорах? Нет. Пусть они умеют держать лицо, но они не могут, да и не должны взваливать на себя бремя герцогства. Особенно в столь юном возрасте. Поэтому Валентин должен выживать, чтобы они могли жить. А если он проиграет, то что? Может сразу убить, чтобы они не мучились. Главный вопрос: нежным ядом или быстрым ударом кинжала? Как им будет не так больно? Это не выход. Герцог Придд должен победить. Выбирая между собой и семьей, он однозначно выбирает семью. Фигуры расставлены, письма спрятаны в надежных руках. Барон всегда хорошо относился к нему и его семье. Шпион и хранитель, который никогда не предаст, потому что уйдет на дно вместе со всей своей коллекцией вслед за ними. Завещание заверено и уютно устроилось под найери, вместе с посланием остающимся. Вещи собраны. Люди готовы к скорому отъезду. Причем не только его вассалы решились покинуть столицу. Недовольных режимом оказалось почти на два полка. Хотелось бы увезти и Катари, но она после долгих размышлений все же решила остаться в Ракане. Уже ждет нечестный суд, где никто не сомневается в обвинительном приговоре, хотя Волны все равно скажут правду: «невиновен». Но это неважно. Пути к Багерлее уже перекрыты. Сегодня мы все будем немного безумны, сегодня мы все выйдем из глубин. Простите, Первый маршал, но Вас сегодня спасут. Не ради Вас, отнюдь. Ради своей страны, ради отданных долгов, ради себя. Придды всегда выбирают семью. Тем более, когда она на одной чаше с честью.